Джон Карр - Смерть в пяти коробках
— За ней, сынок! — процедил он уголком рта. — Я нечасто отдаю такой приказ, но сейчас — за ней! Ей совершенно не о чем беспокоиться. Впрочем, подождите. Провалиться мне на месте, я иду с вами!
Бросив взгляд на ошеломленного старшего инспектора, он выбрался из машины и покрепче нахлобучил на голову цилиндр.
— Оставайтесь здесь, Мастерс. Как вы думаете, почему я лезу не в свое дело? Денни Блайстоун один из моих стариннейших друзей. Сидите на месте, увидимся позже. Пошли, сынок!
Они нагнали Маршу, когда та переходила Блумсбери-стрит. Г. М., запыхавшись, зашагал рядом с нею, Сандерс зашел с другой стороны. Девушка демонстративно не замечала их до тех пор, пока чуть не врезалась в проезжавшее мимо такси.
— Может быть, хотите перекусить? — с надеждой осведомился Г. М.
— Нет, спасибо.
Они зашагали еще быстрее. Слева от них тянулась высокая, с шипами наверху ограда Британского музея, похожая на тюремную; за оградой находилось массивное серое музейное здание, тоже напоминавшее тюрьму. У ворот толпились газетчики; уличный фотограф расставлял свой треножник.
— А сфотографироваться не желаете? — спросил Г. М. Он сам обожал фотографироваться и не мог устоять перед искушением.
— Нет, спасибо, — ответила Марша, но, не выдержав, прислонилась к ограде и рассмеялась. — Ну ладно, — заявила она, лучезарно улыбаясь. — Мы сфотографируемся. А потом пойдем в паб или еще куда-нибудь; вы, если на то пошло, расскажете, что думаете об этом деле.
После церемонии фотосъемки — Г. М. держался с наивысшим достоинством, держа цилиндр на сгибе локтя, а другой рукой упершись в бок, как Виктор Гюго, и смотрел в глазок аппарата так въедливо, что даже уличный фотограф сделал ему замечание, — они обосновались в общем зале дымной и уютной таверны на Мьюзиэм-стрит. На столе стояли две пинты горького пива и джин с тоником; последний заказала Марша.
— Я не хотела говорить при полицейском, — сообщила она, — но о вас я знаю все. Видите ли, я знакома с Эвелин Блейк, женой Кена Блейка. Она утверждает, что вы самый упрямый и аморальный тип из всех ее знакомых и наклонности у вас самые дурные. Всякий раз, как вы с ее мужем куда-то отправляетесь, вы неизменно оказываетесь в тюрьме. Вот почему мне кажется, что вы и правда на моей стороне. Поэтому…
— Поэтому вы, такая-сякая, нарочно сбежали от Мастерса, — беззлобно заметил Г. М. — Ясно. Я все понял и пошел за вами. Так что вы собираетесь мне рассказать?
— Я не против того, чтобы пооткровенничать с вами, — холодно заявила Марша. — Но вовсе не уверена, что могу говорить в присутствии доктора Сандерса. Ведь доктор Сандерс связан с полицией, в некотором смысле. К тому же он считает меня нелепой.
— Черта с два! — Сандерс грохнул кружкой по столу. — О чем вы?! Я ничего подобного не говорил!
— Нет, говорили!
— Никогда!
— Нет, говорили. Вы сказали: способ, каким, по-моему, миссис Синклер отравила коктейли, просто нелеп.
Сандерс рассердился не на шутку:
— Да, так оно и есть! Но мои слова не имели никакого отношения к вам. Неужели вы не понимаете…
— А вы, сэр Генри, тоже считаете мои мысли нелепыми?
Двигая кружкой по столешнице, Г. М. смерил девушку насмешливым взглядом.
— А давайте проверим! Испробуем ваш способ прямо сейчас. И боюсь, милочка, вы сами скоро поймете, что все ваши предположения просто чушь собачья. Разумеется, вы можете незаметно набрать жидкость в рот. Разумеется, вы сумеете выплюнуть ее в напитки именно так, как вы и описали нам. Однако одного вы сделать с жидкостью во рту никак не сумеете. Вы не сможете разговаривать. Говорить, не проглотив жидкость, абсолютно невозможно, голубушка. Попробуйте сами! А ведь миссис Синклер, перед тем как отпить глоток из бокала вашего отца, спросила у него разрешения. Нет, боюсь, ваша версия не проходит. Придется вам изобрести другой способ отравления напитков.
— Ах, так!.. — Марша вовремя осеклась. — А по-вашему, как их отравили?
Г. М. насупился; прежде чем ответить, он что-то буркнул себе под нос.
— Предположим, — рассеянно начал он, — у нас иссякли версии. И мы теоретически — только теоретически! — допустим, что гости говорили правду, клянясь, что атропин не мог попасть в шейкер или в бокалы до того времени, как Шуман отнес напитки в гостиную. Допустим, что ваш отец, миссис Синклер и Шуман не сговаривались заранее.
— И что тогда?
— Тогда, — с оттяжкой выговорил Г. М., — видимо, остается лишь одна версия. Лишь одна! Я имею в виду первоначальное положение о том, что в гостиную проник посторонний, который и подмешал яд в шейкер, пока гости были на кухне, а потом шейкер вымыл. — Он повернулся к Марше. — А теперь говорите правду, или я сдеру с вас кожу! Входил кто-нибудь в дом или выходил оттуда, пока вы ждали на улице?
— Нет. Я говорю правду.
Г. М. смерил Маршу долгим задумчивым взглядом.
— Угу. Значит, на том и остановимся. В таком случае мы вынуждены признать, что убийца либо сам Фергюсон, либо сообщник, работавший заодно с Фергюсоном. И не кричите на меня, и не спрашивайте, как Фергюсон выбрался из дома! Все просто; я все объясню вам до того, как вы допьете джин. Дело совсем в другом. Если Фергюсон либо его сообщник действительно сделали грязную работу, зачем Фергюсон так долго околачивался в доме после того, как все было кончено? Да еще вертелся в конторе Англо-египетской компании? Да еще заговаривал с вами на лестнице? И пошел наверх осматривать труп после того, как вы обнаружили, что там произошло убийство? И навлек на себя столько подозрений перед тем, как решил бесследно исчезнуть? Все не так. Если он виновен, зачем ему вообще впутываться в то, что началось потом?
— Не знаю, — вздохнул Сандерс. — Не скрою, мне показалось, что он был искренне потрясен, когда узнал об убийстве.
— Да, вот именно. Ах, черт! А если убийство не совершали ни Фергюсон, ни его сообщник, кто тогда?
Сандерс изумленно воззрился на сэра Генри.
— По-вашему, Фергюсон тут совершенно ни при чем и убийство совершил кто-то из троих гостей Хея?
— Может, и так, сынок.
— А по-моему, нет, — возразил Сандерс. — И даже наоборот, тогда само преступление совершенно теряет смысл. Тогда одному из них пришлось бы отравить коктейли, что невозможно. Одному из них пришлось бы незаметно проникнуть в здание, а потом выйти оттуда, что тоже невозможно.
— Угу. Я знаю. Но, — негромко сказал Г. М., — мне и раньше приходилось сталкиваться с невозможными случаями.
Во время спора Марша бессмысленно глядела в противоположный угол комнаты. Вдруг глаза ее загорелись, а брови поднялись, как будто ее осенила блестящая мысль. Если бы Сандерс в то время знал ее ближе, он бы понял, что такой вид не сулит ничего хорошего. Девушка повернулась к своим спутникам и протянула к ним руку, словно умоляя выслушать ее не перебивая.