Агата Кристи - Третья
Глава 11
I
Эндрю Рестарик выписывал чек, слегка морщась.
Кабинет у него был большой, великолепно обставленный в обычном стиле преуспевающих дельцов. Мебель и все прочее остались от Саймона Рестарика, и Эндрю Рестарик почти ничего менять не стал, только убрал две картины, а на их место повесил собственный портрет, который привез из загородного дома, и вид Столовой горы. Эндрю Рестарику было под пятьдесят, и он начинал грузнеть. Однако по сравнению с человеком на пятнадцать лет моложе, который смотрел с портрета над ним, он изменился относительно мало: тот же тяжелый подбородок, те же плотно сжатые губы и чуть приподнятые насмешливые брови. Человек не слишком оригинальной внешности, скорее вполне заурядной и в эту минуту далеко не счастливый.
В дверях кабинета возникла секретарша. Он вопросительно посмотрел на нее, но она подошла вплотную к столу, прежде чем сказать:
– Какой-то мосье Эркюль Пуаро. Настаивает, что вы назначили ему встречу, хотя у меня нигде не записано.
– Мосье Эркюль Пуаро? – Что-то знакомое, но почему, он вспомнить не сумел и покачал головой. – Представления не имею, хотя фамилию, видимо, слышал. Как он выглядит?
– Низенький. Иностранец, француз, по-моему. С необыкновенными усами.
– Ах да! Мэри именно так его и описала. Он нанес визит старику Родди. Но никакой встречи я ему не назначал.
– По его словам, вы ему написали.
– Абсолютно не помню, даже если и написал. Может быть, Мэри… Ну да неважно. Пригласите его войти. Пожалуй, следует разобраться.
Несколько секунд спустя Клодия Риис-Холленд вернулась, пропуская вперед себя низенького человека с яйцеобразной головой, огромными усами, узкими лакированными туфлями, дышащего тихим самодовольством, – все это точно соответствовало рассказу его жены.
– Мосье Эркюль Пуаро, – сказала Клодия Риис-Холленд и вышла, а Эркюль Пуаро направился к письменному столу, из-за которого уже вставал Эндрю Рестарик.
– Мосье Рестарик? Эркюль Пуаро к вашим услугам.
– Да-да. Жена говорила, что вы навестили нас… вернее, моего дядю. Чем могу служить?
– Я являюсь к вам в ответ на ваше письмо.
– Какое письмо? Я вам не писал, мосье Пуаро.
Пуаро посмотрел на него с недоумением, затем вынул из кармана лист, развернул его, пробежал взглядом и с поклоном протянул через стол.
– Убедитесь сами, мосье.
Рестарик уставился на письмо. Оно было напечатано на его собственной бумаге, а ниже стояла его подпись, написанная чернилами.
«Уважаемый мосье Пуаро!
Я был бы весьма обязан, если бы вы побывали у меня по вышеуказанному адресу, как только вам будет удобно. Судя по словам моей жены, а также справкам, которые я навел в Лондоне, если вы согласитесь принять щекотливое поручение, на вас можно положиться во всех отношениях.
Искренне ваш,
Эндрю Рестарик».Он спросил резко:
– Когда вы его получили?
– Сегодня утром. В настоящий момент я не занят и потому приехал.
– Совершенно непонятная вещь, мосье Пуаро. Я этого письма не писал.
– Вы его не писали?
– Нет. И подпись у меня совсем другая. Вот посмотрите сами. – Он обвел взглядом стол, словно в поисках образчика своей подписи, и автоматически повернул к Пуаро чековую книжку, на которой только что расписался. – Видите? Росчерк в письме совсем другой.
– Но это поразительно, – сказал Пуаро. – Просто поразительно. Кто же тогда написал письмо?
– Я и сам хотел бы знать.
– А ваша супруга… простите… не могла?..
– Нет, нет. С какой стати? Да и зачем бы Мэри поставила мою подпись? Но в любом случае она прежде рассказала бы мне, предупредила бы о вашем визите.
– Значит, у вас нет никакого представления, кто мог бы отправить мне это письмо?
– Ни малейшего.
– И вы не знаете, мистер Рестарик, в чем именно заключается дело, ради которого вы, как указано в письме, якобы хотели заручиться моими услугами?
– Ну откуда же мне знать?
– Прошу прощения, – сказал мосье Пуаро, – но вы не дочитали письма. Там после подписи есть еще маленький постскриптум.
Рестарик перевернул лист другой стороной и прочел машинописные строчки: «Дело, о котором я хотел бы посоветоваться с вами, касается моей дочери Нормы».
Рестарик переменился в лице, его брови сдвинулись.
– А, вот что! Но откуда же… Кто стал бы вмешиваться?.. Кому об этом может быть известно?
– Не уловка ли это, чтобы подвигнуть вас обратиться ко мне? Какой-нибудь ваш друг из самых лучших побуждений? Вы действительно не представляете себе, кто может быть автором письма?
– Не представляю.
– И у вас нет никаких неприятностей из-за одной из ваших дочерей? Из-за вашей дочери Нормы?
Рестарик сказал медленно:
– У меня действительно есть дочь, которую зовут Норма. Моя единственная дочь… – При последних словах его голос изменился.
– И у нее какие-то неприятности? Она попала в беду?
– Нет, насколько мне известно.
Но ответил он не сразу.
Пуаро наклонился к нему через стол.
– Мне кажется, это не совсем так, мистер Рестарик. Мне кажется, у вашей дочери есть какие-то неприятности. Возможно, серьезные.
– Почему вы так думаете? Вам кто-нибудь что-нибудь об этом говорил?
– Я исхожу исключительно из вашей интонации, мосье. К тому же в наши дни у многих людей, – продолжал Эркюль Пуаро, – очень много тревог из-за дочерей. Милые барышни обладают удивительным талантом навлекать на себя всяческие неприятности и беды. Не исключено, что и в вашем случае так.
Несколько секунд Рестарик молча барабанил пальцами по столу.
– Да, я тревожусь за Норму, – сказал он наконец. – Она трудная девочка. Нервная, истеричная. Я… к несчастью, я плохо ее знаю.
– Без сомнения, какой-нибудь молодой человек?
– В определенной мере, но тревожит меня не только он. По-моему… – Он внимательно посмотрел на Пуаро. – Я могу положиться на вашу сдержанность?
– Залогом тому моя профессия.
– Видите ли, вопрос в том, как найти мою дочь.
– Простите?
– В прошлую субботу она, по обыкновению, приехала в наш загородный дом. А в воскресенье вечером уехала назад в Лондон, где живет в квартире с еще двумя девушками, но теперь я узнал, что там она не появилась. Значит, она… поехала куда-то еще.
– Иными словами, она исчезла бесследно?
– Ну, это звучит слишком уж мелодраматично, хотя, по сути, и так. Полагаю, что есть какое-то нормальное объяснение, но… у всякого отца, мне кажется, сердце было бы не на месте. Видите ли, она не предупредила своих сожительниц и не позвонила.
– И они встревожились?
– Нет, не сказал бы. По-моему… ну… по-моему, они принимают такие вещи как нечто само собой разумеющееся. Девушки ведь теперь пошли очень самостоятельные. Куда больше, чем пятнадцать лет назад, когда я уехал из Англии.
