Морис Леблан - Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна
Незнакомец скользил вдоль кровати неуловимыми движениями. Теперь Ленорман отчетливо слышал его дыхание, сливавшееся с ровным дыханием спящего; казалось даже — до него доносится биение его сердца.
И вдруг вспыхнул свет… Незнакомец нажал на кнопку электрического фонарика, направив его луч прямо в лицо Пьера Ледюка. Сам он оставался при этом в темноте, господин Ленорман не видел его лица. Увидел только предмет, блеснувший в пучке света, и вздрогнул.
Это было лезвие ножа, и этот нож, изящный и тонкий, показался ему таким же, каким был тот, который нашли возле трупа Чемпэна, секретаря господина Кессельбаха. Он изо всех сил сдержался, чтобы не броситься на ночного пришельца. Но раньше следовало узнать, для чего он пришел…
Рука поднялась. Ударит ли? Господин Ленорман прикинул расстояние, чтобы перехватить удар. Но нет, незнакомец не собирался убивать, движение было подсказано осторожностью. Если Пьер Ледюк зашевелился бы, если бы попытался позвать на помощь, эта рука неминуемо нанесла бы удар. Человек наклонился к спящему, словно что-то рассматривая.
«Правую щеку… — подумал господин Ленорман, — шрам на правой щеке… Хочет убедиться, действительно ли это Пьер Ледюк».
Человек немного повернулся, теперь были видны только его плечи. Но платье, плащ были так близко, что касались занавески, за которой прятался господин Ленорман.
«Любое движение с его стороны, любое выражение тревоги — и надо его брать», — подумал шеф Сюрте.
Но тот почти не двигался, поглощенный осмотром.
Наконец, переложив нож в ту руку, в которой был фонарь, он приподнял покрывало, вначале — чуть-чуть, затем — еще больше, таким образом, чтобы левая рука спящего оказалась раскрытой и стала видна ладонь. Луч света уперся в эту руку. Четыре пальца ничем не привлекали внимания. Пятый, мизинец, был обрезан на середине второго сустава.
Пьер Ледюк снова пошевелился во сне; свет фонарика тут же погас, и незнакомец на несколько мгновений застыл у ложа, выпрямившись, в полной неподвижности. Решится ли он ударить? Господин Ленорман сгорал от тревоги: он был способен легко предотвратить преступление, но вмешаться мог только в самую последнюю секунду. Долгое, невыносимо долгое безмолвие… Внезапно у него возникло впечатление, впрочем — неверное, будто рука опять поднялась. Он невольно пришел в движение, протянув руку над спящим, защищая его. И тут наткнулся на незнакомца.
Раздался глухой вскрик. Субъект нанес удар, попавший в пустоту, стал отбиваться наудачу, затем кинулся к окну. Но господин Ленорман набросился на него, обеими руками охватив его плечи. И тут же почувствовал, что тот, будучи слабее, уступает в борьбе, пытается избежать ее и выскользнуть из его объятий. Напрягая все силы, он пригвоздил его к себе, согнул вдвое и растянул на паркете.
— Ты попался! — прошептал он, торжествуя. — Попался!
Он испытывал странное опьянение, скрутив опасного преступника, чудовище, недостойное человеческого имени. Был исполнен трепета полнокровной жизни, чувствуя, как их существа сливаются, их дыхание смешивается в единоборстве.
— Кто ты? — спросил он. — Кто ты такой? Придется сказать…
Он сжимал тело противника с растущей силой, ощущая, как тот слабеет в его руках, обмякает. Сжал сильнее, еще сильнее…
И внезапно вздрогнул всем телом. Он почувствовал пока еще слабый укол в горло… Ленорман в бешенстве еще сильнее прижал противника; однако усилилась боль. Видимо, тот сумел извернуться, просунуть руку к груди и наставить кинжал. Рука незнакомца, конечно, была по-прежнему прижата к туловищу, но, по мере того как господин Ленорман усиливал свой нажим, острие кинжала все глубже проникало в его тело. Он отклонил немного голову, чтобы избежать клинка; острие повторило его движение, ранка стала больше.
Он замер, вспомнив вдруг о прежних трех убийствах, обо всем ужасном, пугающем, роковом, что воплотилось теперь в стальном узком жале, впивающемся в его кожу, пронизывающем ее все больше, неуклонно и беспощадно… И тут, отпустив внезапно своего врага, отскочил назад. Но снова, не давая передышки, бросился на него.
Однако было поздно. Человек вскочил уже на подоконник и соскользнул с него наружу.
— Внимание! Гурель! — крикнул он, зная, что инспектор был на месте, готовый перехватить беглеца.
Он выглянул из окна, нагнулся.
Шорох потревоженной гальки… Мелькание неясной тени среди деревьев… Стук калитки… И более — ни звука… Никакого вмешательства.
Не беспокоясь более о Пьере Ледюке, он громко позвал:
— Гурель!.. Дудвиль!..
Ответа не последовало. Только глубокая тишина ночных полей…
Он невольно опять подумал о тройном убийстве, о стальном стилете. Но нет, это было невозможно, преступник просто не успел бы нанести свои удары; это, впрочем, ему и не требовалось, дорога была свободна. В свою очередь, он выпрыгнул из окна и, включив свой фонарик, увидел Гуреля, лежавшего на земле.
— Тысяча чертей! — выругался он. — Если он мертв, они за это дорого заплатят!
Но Гурель был только оглушен. Несколько минут спустя, придя в чувство, он проворчал:
— Удар кулаком… Простой удар прямо в грудь… Но какой это был силач!
— Значит, их было двое?
— Да, тот низенький, который поднялся в комнату, и второй, который застиг меня врасплох, когда я следил за окном.
— А Дудвили?
— Я их не видел.
Одного из братьев, Жака, они нашли возле ограды, в крови, с разбитой челюстью. Другой, чуть подальше, тяжело дышал, получив сокрушительный удар в грудь.
— Что такое? Что с вами произошло? — спросил господин Ленорман.
Жак рассказал, что он с братом столкнулись с каким-то субъектом, который вывел их из строя прежде чем они приготовились к защите.
— Он был один?
— Нет, когда он снова пробежал мимо, с ним был сообщник, такой низенький.
— И ты узнал того, кто тебя ударил?
— Судя по сложению, мне подумалось — это был англичанин из отеля Палас, тот, который выехал из гостиницы и чьи следы мы потеряли.
— Майор?
— Да, майор Парбери.
III
После недолгого размышления господин Ленорман молвил:
— Сомневаться более нельзя. В деле Кессельбаха было двое — убийца и его сообщник, майор.
— Так думает и князь Сернин, — прошептал Жак Дудвиль.
— И в этот вечер, — продолжал шеф Сюрте, — были опять они… Все те же двое.
И добавил:
— Тем лучше. Задержать двоих преступников в сто раз легче, чем одного.
Господин Ленорман оказал своим людям помощь, уложил их в постель и стал искать, не потеряли ли нападающие какого-либо предмета, не оставили ли следов. Не найдя ничего, он тоже отправился на покой.