Буало-Нарсежак - Очертя сердце
— Мы как два пугала, — сказала она.
— Что ты будешь пить?
— Мне все равно… Стакан коньяку, и хорошенько разбавь водой.
Ева села на кровать, сбросила туфли. Когда Лепра вернулся с подносом, она все еще о чем-то думала, мягко потирая одну стопу о другую. Лепра наполнил стаканы, подал ей один из них, а сам повалился в кресло. Он так устал, что даже полулежа чувствовал, как мучительно ноет тело.
— Я в отчаянии, — сказал он. — Это непростительная ошибка.
— Ты о чем?
— О ключах.
Ева посмотрела на него невидящим взором человека, которого отвлекли от его мыслей.
— А-а, да, ключи.
— Ты, как видно, не понимаешь, — сказал Лепра. — Но ключи нас выдают.
Ева вытянулась на краю кровати, поджав под себя ноги.
— Ключи, — сказала она, — знал бы ты, как мне на них наплевать.
— Но… полиция…
— Что полиция? Она найдет ключи, пусть, ну и что?.. Между смертью Мелио и нами никакой связи… Пека полиция не получит пластинку или письмо, она никакой связи не установит…
— Что же тебя гнетет?
Ева не ответила. Она посмотрела на Лепра, как смотрела часто — с какой-то нежностью отчаяния. Бывали минуты, когда казалось, что сама она уже не в счет, что жизнь ее больше не волнует, а волнует только этот высокий и хрупкий юноша, которого она в эти минуты исступленно любила, как кого-то, с кем прощаешься навсегда.
— Ничего полиция не получит, — сказал Лепра. — Мы же ничего не нашли.
Чем больше он пил, тем сильнее мучила его жажда. Он налил в стакан одной воды и сел рядом с Евой, которая не отрывала от него взгляда. Распрямив пальцы, он словно гипнотизер медленно провел рукой по лбу любовницы.
— Что тебя гнетет? — повторил он.
— Я хочу знать, почему убили Мелио, — сказала она. Лепра задумчиво пил воду.
— Я тоже, конечно, хочу… Но меня больше всего беспокоит твой комиссар. Смерть твоего мужа уже наводит его на размышления. А теперь вдобавок погибает издатель твоего мужа. Борель начнет искать связь между двумя событиями.
— И не найдет ее. Лепра вздохнул.
— Хорошо бы ты оказалась права. Тогда нам больше нечего будет бояться!
— Скажи откровенно, — спросила Ева, — смерть Мелио не вызывает у тебя никаких вопросов?
— Конечно, вызывает. Но чем больше я думаю, тем сильнее крепнет во мне уверенность, что к пластинкам эта смерть никакого отношения не имеет. Погоди, сейчас поймешь. Мне уже приходила эта мысль, а теперь она кажется мне бесспорной. Мы предполагали, правда ведь, что Мелио посылал нам пластинки, чтобы отомстить за твоего мужа… Согласна?
— Да…
— В таком случае, зачем было убивать Мелио, который так хорошо делал свое дело? Зачем пытаться его заменить, когда он уже показал себя таким беспощадным? Никто никогда не рискнет убить человека, чтобы выполнять потом его работу.
Ева грустно улыбнулась.
— И хитер же ты, — прошептала она.
— Да нет, я просто пытаюсь рассуждать. И утверждаю, что Мелио убили не для того, чтобы захватить оставшиеся пластинки. Я иду дальше: поскольку мы ничего не нашли у Мелио, а Мелио, безусловно, был тем, кто посылал тебе пластинки, стало быть, у него их просто-напросто больше не осталось.
Ева кончиками пальцев дотронулась до губ своего любовника, провела по их извилистой линии.
— Ты ребенок! — сказала она.
Пожав плечами, он осушил свой стакан.
— У твоего мужа не хватило бы духу нас выдать. Он слишком тебя любил. Записать две пластинки, чтобы тебя помучить, — дело другое. Но долго продолжать эту игру он не мог.
— На его месте, — сказала Ева, — я пошла бы до конца… Ты не знаешь, мой милый, что такое обманутая любовь.
— Но дело же не в этом, — стоял на своем Лепра. — По-моему, смерть Мелио — просто-напросто совпадение. Кто-то его убил… Не все ли равно кто. Нас это не касается. Меня интересует одно: Мелио был единственный, кого мы подозревали. Его больше нет, пластинок тоже не осталось, мы можем теперь быть спокойны, разве что твой комиссар доберется до нас… Но ты права, как он до нас доберется, когда пластинок не осталось? Вначале я испугался из-за ключей. Но ключи и впрямь ничего не доказывают.
— И ты успокоился. Несколько подогнанных один к другому доводов, и готово. Смерть Мелио забыта. Жизнь продолжается.
— Ей-Богу, да.
Ева приподнялась на локте.
— Я не такая оптимистка, как ты, — проговорила она, наливая себе немного коньяку.
— Послушай, — опять начал Лепра. — Ведь все ясно, как…
Усталость, возбуждение, вызванное спиртным, близость Евы — все это переплавилось в мгновенное опьянение, которое вдруг избавило Лепра от его страхов. Ему хотелось говорить, громоздить друг на друга става, как подбрасывают сучья в костер, чтобы раздуть пламя.
— Я утверждаю, — продолжал он, — что убийца не подозревает нас ни в чем. Но предположим, что подозревает. Тогда либо у него уже были пластинки, и ему незачем было убивать Мелио. Либо он пластинок не имел, но, поскольку Мелио аккуратно их посылал, ему все равно незачем было его убивать. С этим не поспоришь. Стало быть, наше предположение неверно. Я думаю, что Мелио убили по причинам, нам не известным, и убил его кто-то из его врагов. У него их тоже должно было быть немало!
— Ты всерьез так думаешь? — спросила Ева. — Ты не пытаешься сам себя заморочить?
— Конечно, нет.
— Такое чудовищное совпадение — тебя это не поражает?
— Совпадения случаются на каждом шагу. Если взглянуть под этим углом зрения, совпадением окажется все. Наша встреча… даже смерть твоего мужа.
Лепра отставил стакан и вытянулся рядом с Евой.
— И все же, ты права, признаюсь, я стараюсь себя заморочить, — прошептал он. — Я несчастлив.
Она повернулась к нему, он приблизил свою голову к ее лицу. Они видели друг друга близко-близко — поблескивающие, как чешуйки слюды, зрачки Лепра, едва заметные веснушки Евы. Их дыхание смешалось.
— Скажи мне, почему ты несчастлив? — тихо спросила она.
Он поискал наверху над своей головой на стене выключатель, чтобы потушить верхний свет. Ева поймала его руку, притянула к себе, положила себе на грудь.
— Я хочу тебя видеть, — сказала она. — Почему ты несчастлив?
Он закрыл глаза, нахмурил брови. Она почувствовала, как он сжал кулак, весь напрягся.
— Я боюсь тебя потерять… — сказал он. — Не знаю, что случилось сегодня. Но с самого начала, еще с того дня в Ла-Боль, мне кажется, я с каждым днем теряю тебя все больше. Ева, Ева, любимая, если я потеряю тебя, я конченый человек…
На его лице появилось патетическое выражение детского горя, Ева погасила свет.
— Я не узнаю сам себя, — продолжал Лепра в потемках. — Твой муж меня раскусил…
Он умолк.
— Продолжай, — сказала Ева. — Я твоя жена. Я никогда никому не говорила этих слов… Продолжай…
