Станислас-Андре Стееман - Козыри мсье Венса
XXVIII
Тусклые часы, едва различимые за занавесом, сотканным из капелек дождя, показывали пятнадцать минут двенадцатого, когда поезд, словно бы нехотя, остановился у перрона небольшого слабо освещенного вокзала.
Из него вышел одинокий пассажир. Воротник его плаща был приподнят, мягкая фетровая шляпа надвинута на лоб. В руке он держал чемодан.
Насыщенный йодом океанский воздух уже коснулся его…
— Не могли бы вы порекомендовать мне отель с видом на море? — спросил он у контролера, который ждал его у выхода.
— Хороший отель?
— Просто отель, — ответил пассажир.
— «Юнивер», «Пляж»… Идите по первой улице справа от вас, затем сверните налево… И все время прямо: в конце увидите море. Ошибиться невозможно.
— Спасибо, да вознаградит вас Господь! — сказал пассажир.
Он удалился, сгорбившись под ливнем.
— Не угодно ли заполнить этот формуляр?
Приезжий взял бланк, который сонный ночной дежурный протянул ему, снял колпачок с авторучки и написал: «Дюпон», затем, словно почувствовав, что за ним наблюдают, добавил: «Дюран». В итоге получилось: Дюпон-Дюран.
Столь же лицемерно ответив на другие вопросы анкеты, человек заметил, что у него в авторучке кончились чернила.
— Наверху найдутся чернила? — спросил он, откладывая еще не просохший бланк в сторону.
Дежурный, будучи пессимистом, указал ему на два письменных стола в углу вестибюля и сказал:
— Лучше прихватите чернильницу отсюда.
— Мне также понадобится бумага.
— В папке, рядом с чернильницами… Ваш ключ! — напомнил дежурный, недовольный таким количеством просьб, последовавших от нового постояльца. — Ваш номер двадцать третий, на третьем этаже… Я не провожаю вас из-за своего флебита… Лифт не работает, — добавил он с плохо скрываемым злорадством.
— Черт! — сказал путешественник.
Комната с номером «23» была недавно отремонтирована, о чем свидетельствовали ударявший в нос сильный запах клея и плохо подогнанные обои в углах комнаты.
Швырнув на кровать мокрую шляпу и плащ, путешественник достал из заднего кармана брюк оплетенную бутылку, с жадностью отпил из нее, повернул ключ в двери, сел и начал писать.
Несомненно, он давно знал, о чем написать, ибо его рука скользила по листу бумаги без колебаний:
«Мой дорогой комиссар!
Может быть, мне следовало начать это последнее письмо с общепринятой фразы: «Вот моя исповедь». Но я ненавижу штампы».
Дождь усилился. Путешественник поежился от холода, выпил еще один глоток спиртного и продолжил:
«Вы меня держите, комиссар, и держите крепко! Я вижу только один способ ускользнуть от вас, и я прибегну к нему, прежде чем наступит рассвет…»
XXIX
Это была уже не ночь, но еще и не день.
«Мария-Жанна» направлялась в открытое море, плывя вдоль пирса Фекана, когда один из рыбаков, одетых в куртки с капюшонами и находившихся на судне, толкнул своего приятеля локтем в бок и спросил:
— Ты тоже видел, Рафаэль?
Чей-то силуэт, неясный в этот сумеречный час, но до сих пор выделявшийся на фоне неба возле маяка в конце насыпи, зашатался и исчез, словно унесенный порывом ветра.
Рафаэль кивнул.
— Может быть, это купальщик, Ламбер? — с надежной в голосе предположил он.
— В одежде?.. Да и в такое время? Почему тогда не русалка?
Через пять-шесть минут «Мария-Жанна» свернула за край мола, и Ламбер, склонившись над планширом, всматривался в поверхность воды, в то время как Рафаэль спрашивал у него, орудуя рулем:
— Ну что?
— Да ничего! — ответил Ламбер, выплевывая комок жевательного табака. — Должно быть, он пошел на дно, как топор без топорища!
— Тогда нам и пришло в голову осмотреть край пирса… и вот что мы там нашли! — закончил Ламбер, кладя на стол перед комиссаром полиции сверток, который он до тех пор держал под мышкой.
— Что это такое?
— Плащ, пиджак, башмаки. И еще письмо «для передачи в полицию». Все это было придавлено камнем.
— Спасибо, друзья! — живо произнес комиссар. — Подождите, я запишу ваши фамилии и адреса… — Записав их, он добавил — Если понадобится, я вызову вас.
— Хорошо бы нам получить расписку, — робко попросил Рафаэль.
— Справедливо.
Когда оба рыбака вышли, комиссар осмотрел одежду, от которой поднимался легкий пар (в тесной комнатке было градусов двадцать), открыл с помощью карандаша плохо заклеенное письмо, прочел десять первых строк, затем бросил взгляд на подпись.
— Ну и ну! — воскликнул он, хотя был один, и снял телефонную трубку. — Соедините меня с криминальной полицией Парижа. Срочно…
XXX
Следователь Сюсбиш встал, протянув руку, чтобы поздороваться с посетителем:
— Добрый день, мсье Венс! — Он больше не кашлял. — Вы так великодушно помогли нам в «деле д’Ау», что я счел необходимым сообщить вам о развязке одному из первых… Садитесь. Сигарету?
Мсье Венс пододвинул к себе стул и сел.
— Полиция Фекана, — бойко начал следователь, — только что сообщила мне, что какой-то неизвестный бросился сегодня утром с мола в Ла-Манш и что все попытки выловить из воды утопленника ни к чему не привели. На эстакаде он оставил кое-что из своей одежды — плащ, синий пиджак в тонкую белую полоску, туфли из коричневой замши — и письмо «для передачи в полицию»… Это письмо с минуты на минуту мне доставит полицейский-мотоциклист. Однако, чтобы не тереть времени впустую, я попросил комиссара полиции из Фекана изложить его содержание по телефону… Держу пари, что вы не угадаете, кто автор письма…
— Фредди Доло? — предположил мсье Венс.
Следователь, казалось, был разочарован:
— Да… Как вы угадали?
— К чему-то подобному я был готов… О чем письмо?
— Его автор пункт за пунктом подтверждает все наши выводы, он заявляет, что потерял всякую надежду уйти от правосудия любым иным способом, кроме самоубийства. В конце Фредди облил грязью своего брата Мартена, «отвратительная честность» которого, как он утверждает, толкнула его на преступление…
Мсье Венс вдруг занервничал:
— Вам известно, в котором часу Фредди бросился в воду?
— Между пятью и шестью утра.
— А какой сегодня день?
— Суббота. Почему вы спрашиваете?
Мсье Венс оттолкнул стул и сказал:
— Суббота!.. Скорее, господин следователь!.. — Он подошел к нему и потащил его к двери. — Следуйте за мной! Нельзя терять ни минуты!
XXXI
Мсье Венс решительно сел за руль, следователь расположился рядом с ним. На заднем сиденье устроились Малез (его правая рука была на перевязи) и первый попавшийся инспектор — им оказался инспектор Серрано, которого подцепили мимоходом в коридорах управления криминальной полиции.
