Инна Кублицкая - Часы доктора Ватсона, или тайна «MWM»
– Вы, однако, не растерялись и тиснули сапфир в рассказец о Холмсе. Только обозвали по-медицински. Голубой фурункул.
– Вы что, ссориться со мной хотите? – спросил я. – Мне что, надо начинать вас бояться? Вы придете как-нибудь вечерком под мои окна да пальнете в меня из вашей паровой пукалки? Так у меня на этот счет конвертик хранится в надежном месте. На случай непредвиденной смерти.
– Воображаю, что вы там понаписали! – фыркнул полковник. – Ладно уж, идите в отставку, доктор, только дела сдайте, не хочу я с вами ссориться. И насчет конвертика – ну, доктор, как не стыдно. Родственники, как-никак.
Поскольку родственные чувства у полковника были весьма своеобразные, конверт, о котором я ему ненароком приврал, я все-таки приготовил и припрятал понадежнее. Однако полковник оказался верен своему слову, и мы разошлись если не как друзья, то все же без взаимных обид и недоразумений. Первое время мне порой не хватало этого рода деятельности, и я иной раз, читая газеты, ловил себя на мысли, как можно было бы использовать то или иное событие.
Однако, к счастью, литературная моя карьера требовала все больше времени, ибо в этот период я работал плодотворно, как никогда. Роман о похищенной невесте пришелся издателю ко двору, и он даже не потребовал, чтобы я вставил туда Холмса.
– Любовная линия – один из важнейших компонентов романа! – вещал издатель. – Вы исправились, дорогой доктор, у вас тут даже две пары – очень, очень хорошо. И эти негодяи-коммерсанты – колоритно, весьма колоритно! И моряки – тоже неплохо. Антураж замечательный, дорогой доктор. А не подумать ли вам еще об одном романе, где бы действовал майор Клаттербек?
Я едва вырвался, обещав подумать обязательно. Думал же я в ту пору больше о монографии доктора Милвертона, которая как раз в те дни появилась в книжных магазинах и привлекла внимание читающей публики. Всякие динозавры, игуанодоны, птеродактили заполняли мое воображение. И я собрал на бумаге еще одну колоритную компанию, которую своею волей отправил в амазонскую сельву на поиски затерянного мира, где все эти милые зверушки сохранились живьем с допотопных времен. Вместо любовной линии в романе был опять любовный пунктир. Роман тем не менее издателю понравился.
– Да, – заметил он, – это хорошо. Это сильно. Вам, дорогой доктор, следует немедленно писать еще один роман с этими же героями.
– Куда ж мне их теперь посылать? – тупо спросил я. – Опять к динозаврам? Зачем?
– В Африку пошлите или в Индию.
– Там затерянных миров не откроешь, – ответил я. – Вы знаете, какая там плотность населения? Если бы там динозавры и были, их бы уже давно сожрали.
– Ну знаете, вашему профессору Челленджеру, чтобы сделать открытие, вовсе не обязательно из дому уезжать. Он и на чердаке собственного дома затерянный мир найдет. Вы думайте, доктор, думайте.
Я подумал, что бы такое профессор Челленджер мог найти, не покидая страны. Ночью мне приснился кошмар. Я брел запутанными пещерами, где добывали минерал с забавным названием «Голубой Джон» (я бывал там на экскурсии в бытность мою школьником), и на меня нападал пещерный медведь. Явь не принесла заметного облегчения. Медведь, правда, в спальню не ломился, но издатель взял за обыкновение каждое утро посылать телеграмму с вопросом: «Где второе путешествие Челленджера?».
Кошмар с медведем не мог меня выручить – что там Челленджеру медведь? Он его хуком в челюсть, и нокаут медведю полнейший – до десяти можно не считать. Анекдот на полстранички.
Вот если обыкновенного человека, да ночью, да в шахту… Ох, я негодяй, каюсь, но как еще написать рассказ про медведя? Я написал и отослал.
«Вы издеваетесь, доктор?» – гневно ответил издатель.
Я не издевался. Я действительно не знал, что писать. Просто конец света какой-то – ну не могу я придумывать сюжет по заказу. Конец света… Я попробовал выражение на вкус. Ну что же, устроим конец света. По крайней мере, тогда издатель не будет требовать продолжения. И из Англии никуда не надо уезжать. Где там я поселил профессора? Вот у него на квартире все и произойдет. Погодите, друг мой, мысленно пообещал я издателю, смерть ваша будет тиха и незаметна.
Я написал роман на едином дыхании. Картины опустошенного мира вставали передо мною в величественной тишине. Прекрасная Британия в сиянии чудесного летнего дня лежала бездыханным памятником самой себе.
Я отсылал главы издателю по мере написания – пусть подавится и заткнется. Он и впрямь несколько глав подряд помалкивал, но однажды вдруг прислал телеграмму, полную нелепых восторгов и неожиданный вопрос: «Где вы найдете дам для Мелоуна и лорда Рокстона? Как они будут возрождать человечество?».
Сейчас смешно в этом признаться, но тогда я впал в истерику. Как же, устроишь светопреставление с такими людьми. Все опошлят, решительно все! Я сел с бутылкой бренди у камина и в нескольких минут создал мисс Мегги Хантер, медицинскую сестру, которая в минуту опасности схватилась за кислородную подушку, и леди Оливию Бреннел, которая в пруду родового поместья испытывала на герметичность собственноручно сконструированную подводную лодку. Потом, заливаясь истерическими слезами, заставил их возрождать человечество с Мелоуном и Рокстоном. Мегги Хантер подошла к делу со всей серьезностью, как и подобает квалифицированной медсестре, зато леди Оливия проявила незаурядные задатки естественнонаучного мышления – отправилась собирать евгенический материал у представителей профессорской элиты. Мне пришлось прекратить мысленный эксперимент, когда леди Оливия начала избивать миссис Челленджер зонтиком.
«Нет, – сказал я себе, – только не это. Три Евы – это для возрождения человечества слишком много. Мы пойдем другом путем».
И я отменил конец света. Человечество проснулось от невероятно глубокого сна и с недоумением огляделось.
– Очень хорошо, – сказал издатель, – оптимизм! Вера в грядущее! Да, великолепно. Но где у вас любовная линия?
Глава 12 Матильда Бриггс
Я навсегда, вероятно, запомнил день, который начался для меня с каблограммы из Пирея. «Необходимо ваше присутствие Матильде Бриггс тчк здесь дьявольски опасно Джонс».
Я уже знал к тому времени, что «Матильда Бриггс» – это не имя женщины, а название судна суматранской линии. Мэри села на него в Александрии, после непродолжительной остановки в Египте. Мой сын, как доносила миссис Джонс, был прирожденным путешественником. Во всяком случае, Мэри полагала, что частые переезды не вредят его здоровью.
Но что такое могло произойти на судне, что показалось дьявольски опасным Джонсу?
