Рекс Стаут - Второе признание
— Я сказал, что я — Гудвин.
— Не увиливай, — буркнул Вулф, наливая себе пиво.
— Наверное, вы знаете, — сказал я Арчеру, — что меня прислал сюда мистер Вулф, мой босс, и что мы с мистером Сперлингом договорились, как именно я представлюсь его семье и гостям. Когда я сообщал о случившемся полиции, Рони стоял рядом, и я подумал: не стоит окончательно сбивать его с толку, у него в голове и так сумятица.
— Сумятица?
— Как вы верно заметили, его огрели по голове. Он в то время еще полностью не оправился.
Арчер кивнул:
— Но и в этом случае давать полиции о себе неверные сведения не дело — такого следует по возможности избегать. Итак, на вас напали мужчина и женщина.
— Совершенно верно.
— Вы сообщили номер их машины, но машина с таким номером не зарегистрирована.
— Это меня не удивляет.
— Меня тоже. Вы никого из нападавших не узнали?
Я покачал головой.
— Вам не кажется, мистер Арчер, что вы напрасно тратите время? — я указал на лежавшие перед ним бумаги. — Там, наверное, уже все записано.
— Безусловно. Но теперь, когда сидевшего рядом с вами человека убили, в вашей памяти может всплыть что-то новое. Вы сами детектив, много где бываете, много кого видите. Может быть, вам вспомнилось, что этих мужчину и женщину вы уже где-то видели?
— Нет, сэр. Ведь это все-таки… извините. Нет, сэр, не видел.
— Почему вы и Рони отказались дать полиции ваши бумажники, чтобы они сняли отпечатки пальцев?
— Было поздно, мы хотели домой, и вообще казалось, что они просто действуют по инструкции, а на самом деле им наши бумажники ни к чему.
Арчер взглянул в лист бумаги.
— У Рони нападавшие забрали примерно триста долларов, у вас — более двухсот. Это точно?
— Что касается Рони, такую сумму назвал он. Что до меня — точно.
— На нем были дорогие ювелирные изделия: булавка для галстука, запонки и кольцо. Их не взяли. В багажнике лежали вещи, в том числе две дорогие фотокамеры. Их тоже не тронули. Вас это не поразило?
Я поднял ладонь:
— Послушайте, мистер Арчер. Вы знаете не хуже меня, что у этих типов — свои предрассудки. Да, кто-то берет все, что болтается без присмотра, — даже ваш пояс или подтяжки. А эти голубки предпочитают наличные — что тут поделаешь? Наличных они огребли больше пяти сотен. Вот удар по голове — тот меня действительно поразил. Сразил.
— Но следов на вашей голове не осталось.
— На голове Рони — тоже. Наверное, народ попался опытный.
— К доктору вы обращались?
— Нет, сэр. Я не знал, что, если тебя ограбили, в округе Вестчестер требуется справка от доктора. Наверное, в этом округе очень прогрессивные порядки. Постараюсь в следующий раз об этом не забывать.
— Можно и не иронизировать, Гудвин.
— Можно, сэр, — я улыбнулся ему. — И можно не проявлять столько трогательного сочувствия к человеку, которого огрели бейсбольной битой на шоссе, находящемся в вашей юрисдикции. Но все равно спасибо.
— Ладно, — он прищелкнул пальцами, отбрасывая эту неприятную тему. — Вы целое воскресенье ничего не могли взять в рот. Что с вами случилось?
Тут я действительно удивился. Вспомнил слова Вулфа о том, что не исключено, что среди допрашивающих окажется перворазрядный мастер своего дела. Этот внезапный вопрос не был свидетельством гениальности, но означал — кто-то вник в это дело со всей тщательностью.
— Вашим ребятам надо отдать должное, — с восхищением произнес я. — Не знаю, у кого из местной прислуги на меня зуб… может, они замышляли убийство третьей степени? Или это постарался кто-то из гостей?
Я наклонился вперед и негромко произнес: — Я выпил за вечер девять стаканов, и в каждом было что-то подмешано.
— Перестань фиглярничать, — пробурчал Вулф, ставя на стол пустой стакан.
— А что я должен говорить? — вскипел я. — Что это было пищевое отравление, когда здесь сидит хозяин?
— Девять стаканов — это вы загнули, — уточнил Арчер. — Вы выпили два или три.
— Хорошо, — сдался я. — Тогда, наверное, всему виной загородный воздух. Я только знаю, что у меня болела голова, а желудок предупреждал: все отгрузки прекратить. Теперь вы спросите, обращался ли я к доктору. Должен сказать, мистер Арчер, что я могу обидеться, а стоит мне обидеться, я начинаю умничать, а тогда уже можете обидеться вы. И чего мы этим добьемся?
Окружной прокурор засмеялся. Его манера смеяться резко отличалась от манеры Сперлинга, если тот гоготал, то этот подхихикивал. Но ему этот смех как будто подходил. Никто, однако же, его не поддержал, и, похихикав немного, он виновато посмотрел по сторонам и обратился к Джеймсу Сперлингу:
— Надеюсь, вы не думаете, что я отношусь к происшедшему без должной серьезности. Это весьма прискорбная история. Весьма.
— Еще бы, — согласился Сперлинг.
Арчер кивнул, как-то подергал губами:
— Весьма прискорбная. Буду с вами совершенно откровенным, мистер Сперлинг, тем более в присутствии мистера Вулфа, — ведь он по вашей просьбе продолжает действовать в ваших интересах. Обязательно докучать людям вашего положения и статуса — такой политикой моя служба не руководствовалась никогда. И я считаю, что это разумно. Мы рассмотрели вашу версию о том, что мистер Рони был сбит машиной насмерть где-то в другом месте, а потом тело привезли сюда и спрятали на вашей территории, но мы не можем… то есть мы выяснили, что все произошло иначе. Он сошел с поезда в Чаппакуа в девять двадцать три, таксист довез его до входа в ваши владения и видел, как он зашагал по дорожке. Мало этого, есть несомненные доказательства того, что он был убит, сбит машиной на вашей дороге, примерно в тридцати футах от моста, по эту сторону ручья. Эта версия еще разрабатывается, но улик уже достаточно. Если хотите, я пошлю за человеком, он посвятит вас в детали.
— Не надо, — сказал Сперлинг.
— Можете ознакомиться с ними в любое время. Мы полагаем, что машина шла на восток. Мы осмотрели еще не все находившиеся здесь машины. Не исключено, что это была какая-то посторонняя машина, ехавшая со стороны шоссе, но эта теория, как вы понимаете, наименее приемлема. Впрочем мы от нее не отказываемся и, говоря откровенно, отказываться не видим нужды, пока не будет доказано обратное.
Арчер снова подергал губами, видимо, обдумывая слова, которые просились наружу, и решил их выпустить:
— Относиться к внезапной насильственной смерти с небрежением — этого моя служба при всем желании позволить себе не может. В таком случае нам пришлось бы держать ответ не только перед своей совестью и жителями округа, которым мы служим, но и перед… я бы сказал, другими кругами. Нам уже звонили из Нью-Йорка, тамошние власти предлагают нам помощь. Они предлагают ее с самыми добрыми намерениями, и мы готовы ее принять, но я говорю это, чтобы вы поняли, что смерть Рони не просто мое личное дело, а отсюда моя ответственность, само собой, возрастает. Надеюсь… я понятно излагаю?
