Агата Кристи - Том 9
Блор сказал:
— Я все утро провел с мистером Ломбардом и мистером Армстронгом. Они подтвердят.
— Вы ходили в дом за канатом, — возразил Армстронг.
— Ну и что? — сказал Блор. — Я тут же вернулся. Вы сами это знаете.
— Вас долго не было, — сказал Армстронг.
— На что, черт побери, вы намекаете? — Блор налился кровью.
— Я сказал только, что вас долго не было, — повторил Армстронг.
— Его еще надо было найти. Попробуйте сами найти в чужом доме моток каната.
— Пока мистера Блора не было, вы не отходили друг от друга? — обратился судья к Ломбарду и Армстронгу.
— Разумеется, — подтвердил Армстронг. — То есть Ломбард отходил на несколько минут. А я оставался на месте.
Ломбард улыбнулся:
— Я хотел проверить, можно ли отсюда дать сигналы на сушу при помощи гелиографа. Пошел выбирать место, отсутствовал минуты две.
— Это правда. — Армстронг кивнул. — Для убийства явно недостаточно.
— Кто-нибудь из вас смотрел на часы? — спросил судья.
— Н-нет.
— Я вышел из дому без часов, — сказал Ломбард.
— Минуты две — выражение весьма неточное, — ядовито заметил судья и повернул голову к прямой, как палка, старой деве, не отрывавшейся от вязанья.
— А вы, мисс Брент?
— Мы с мисс Клейторн взобрались на вершину горы. После этого я сидела на площадке, грелась на солнце.
— Что-то я вас там не видел, — сказал судья.
— Вы не могли меня видеть. Я сидела за углом дома, с восточной стороны: там нет ветра.
— Вплоть до ленча?
— Мисс Клейторн?
— Утро я провела с мисс Брент, — последовал четкий ответ. — Потом немного побродила по острову. Потом спустилась к морю, поговорила с генералом Макартуром.
— В котором часу это было? — прервал ее судья.
На этот раз Вера ответила не слишком уверенно:
— Не знаю, — сказала она, — за час до ленча, а может быть, и позже.
Блор спросил:
— Это было до того, как мы разговаривали с генералом или позже?
— Не знаю, — сказала Вера. — Он был какой-то странный, — она передернулась.
— А в чем заключалась его странность? — осведомился судья.
— Он сказал, что все мы умрем, потом сказал, что ждет конца. Он меня напугал… — понизив голос, сказала Вера.
Судья кивнул.
— А потом что вы делали? — спросил он.
— Вернулась в дом. Затем, перед ленчем, снова вышла, поднялась на гору. Я весь день не могла найти себе места.
Судья Уоргрейв потрогал подбородок.
— Остается еще Роджерс, — сказал он. — Но я не думаю, что его показания что-либо добавят к имеющимся у нас сведениям.
Роджерс, представ перед судилищем, ничего особенного не сообщил. Все утро он занимался хозяйственными делами, потом готовил ленч. Перед ленчем подал коктейли, затем поднялся наверх — перенести свои вещи с чердака в другую комнату. Он не выглядывал в окно и не видел ничего, что могло бы иметь хоть какое-то отношение к смерти генерала Макартура. Он твердо уверен, что, когда накрывал на стол перед ленчем, там стояло восемь негритят.
Роджерс замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Судья Уоргрейв откашлялся. Ломбард прошептал на ухо Вере: «Теперь он произнесет заключительную речь».
— Мы постарались как можно лучше расследовать обстоятельства этих трех смертей, — начал судья. — И если в некоторых случаях отдельные лица не могли (по всей вероятности) совершить убийство, все же ни одного человека нельзя считать полностью оправданным и свободным от подозрений. Повторяю, я твердо уверен, что из семи человек, собравшихся в этой комнате, один — опасный преступник, а скорее всего еще и маньяк. Кто этот человек, мы не знаем. Нам надо решить, какие меры предпринять, чтобы связаться с сушей на предмет помощи, а в случае, если помощь задержится (что более чем вероятно при такой погоде), какие меры предпринять, чтобы обеспечить нашу безопасность — сейчас нам больше ничего не остается.
Я попрошу каждого подумать и сообщить мне, какой выход из создавшегося положения он видит. Предупреждаю, чтобы все были начеку. До сих пор убийце было легко выполнить свою задачу — его жертвы ни о чем не подозревали. Отныне наша задача — подозревать всех и каждого. Осторожность — лучшее оружие. Не рискуйте и будьте бдительны. Вот все, что я вам хотел сказать.
— Суд удаляется на совещание, — еле слышно пробормотал Ломбард.
Глава десятая
— И вы ему поверили? — спросила Вера.
Вера и Филипп Ломбард сидели на подоконнике в гостиной. За окном хлестал дождь, ветер с ревом бился в стекла. Филипп наклонил голову к плечу и сказал:
— Вы хотите спросить, верю ли я старику Уоргрейву, что убийца — один из нас?
— Да.
— Трудно сказать. Если рассуждать логически, он, конечно, прав, и все же…
— И все же, — подхватила Вера, — это совершенно невероятно.
Ломбард скорчил гримасу.
— Здесь все совершенно невероятно. Однако после смерти Макартура ни о несчастных случаях, ни о самоубийствах не может быть и речи. Несомненно одно: это убийство. Вернее, три убийства.
Вера вздрогнула:
— Похоже на кошмарный сон. Мне все кажется, что этого просто не может быть.
Филипп понимающе кивнул:
— Ну да, все чудится: вот раздастся стук в дверь и тебе принесут чай в постель.
— Ох, хорошо бы, все кончилось так! — сказала Вера.
Филипп Ломбард помрачнел.
— Нет, на это надеяться не приходится. Мы участвуем в ужасном кошмаре наяву!
Вера понизила голос:
— Если… если это один из нас, как вы думаете; кто это?
Ломбард ухмыльнулся:
— Из ваших слов я понял, — сказал он, — что нас вы исключаете. Вполне с вами согласен. Я отлично знаю, что Я не убийца, да и в вас, Вера, нет ничего ненормального. Девушки нормальней и хладнокровней я не встречал. Поручусь, чем угодно, что вы не сумасшедшая.
— Спасибо, — Вера криво улыбнулась.
Филипп сказал:
— Ну же, мисс Вера Клейторн, неужели вы не ответите комплиментом на комплимент?
Вера чуть замялась.
— Вы сами признали, — сказала она наконец, — что ни во что не ставите жизнь человека, и тем не менее как-то не могу представить, чтобы вы надиктовали эту пластинку.
— Верно, — сказал Ломбард. — Если б я и затеял убийство, так только ради выгоды. Массовое покарание преступников не по моей части. Пошли дальше. Итак, мы исключаем друг друга и сосредоточиваемся на пяти собратьях по заключению. Который из них А. Н. Оним? Интуитивно — и без всяких на то оснований — выбираю Уоргрейва!
— Вот как? — удивилась Вера. Подумала минуты две и спросила: — А почему?
