Рекс Стаут - Семейное дело
Обедал Вульф с нескрываемым наслаждением. Сперва фрикадельки из костного мозга; потом «сладкое мясо»[1], выдержанное в белом вине, обвалянное в сухарях, перемешанных с сырыми яйцами, тушенное в сковороде с крышкой, посыпанное миндалем и политое коричневым соусом. Я ел это блюдо в ресторане «Рустерман», и у Фрица оно всегда получается лучше. Самому мне трудно определить, но так уверяет Вульф, у которого более изощренный вкус.
После обеда мы как бы вернулись к старым добрым временам. Теодор принес кипу статистических данных относительно произрастания и скрещивания орхидей, и я занес все сведения в соответствующую картотеку. Каждую неделю это занятие, два процента от которого приносят доход – Вульф редко продает орхидеи, – а девяносто восемь процентов – чистые издержки, в среднем отнимает у меня около трети рабочего времени. Выслушав отчет о результатах моих утренних исследований, ничего не прибавивших к нашим знаниям, Вульф углубился в сравнение перевода «Илиады» Фитцжеральда с тремя другими переводами, которые он достал с полки. Для него это рискованное предприятие, так как фолианты лежали на самом верху, и ему пришлось взбираться на стул. Точно в четыре часа Вульф отправился в оранжерею. Можно было подумать, что у нас нет никаких забот. От членов семьи – ни гугу. Вульф даже мельком не взглянул на «Специальный репортаж» Херблока. У Сола, Фреда и Орри не было с собой переносных раций, поэтому я не мог покинуть дом, хотя после печатания писем мои ноги и легкие прямо-таки просились на улицу.
В шесть часов я услышал, как стонет и кряхтит, жалуясь на свою судьбу, начавший спускаться лифт, однако это длилось всего четыре секунды. Значит, Вульф задержался на полпути, чтобы взглянуть на Южную комнату, которую в последний раз видел во вторник ночью, в половине второго. Прошло не менее десяти минут, прежде чем лифт возобновил свой путь; таким образом, Вульф не ограничился лишь беглым осмотром. Войдя в кабинет и устроившись поудобнее за письменным столом, он заявил, что моя оценка в тысячу пятьсот долларов, пожалуй, слишком занижена, если учитывать вздутые цены на все товары, от шпинделя до сахара, и я заметил, что рад слышать, как ему удалось так легко привести пример аллитерации с двумя словами, которые пишутся по-разному. Вульф стал уверять, будто у него это вышло случайно, – и, конечно, солгал, – после чего начал читать и подписывать письма. А он предварительно прочитывает их всякий раз вовсе не потому, что рассчитывает найти опечатки – таковых у меня не бывает, – а лишь желая дать мне понять, что если я когда-нибудь допущу хоть одну ошибку, то он обязательно ее обнаружит.
Без десяти минут семь, когда я запечатывал конверты, зазвонил телефон, и я снял трубку.
– Резиденция Ниро Вульфа, у аппарата Арчи Гудвин.
До шести часов вечера я говорю «контора», а после произношу «резиденция». Не хочу создавать у окружающих впечатление, будто меня заставляют работать без отдыха день и ночь. Большинство детективных бюро закрывается уже в пять вечера.
– Могу ли я поговорить с мистером Вульфом? Пожалуйста, Меня зовут Роуман Вилар.
Прикрыв микрофон рукой, я объявил:
– Фред уже вспугнул одного. Роумана Вилара, эвфемистического специалиста по безопасности. Просит разрешения поговорить с мистером Вульфом… пожалуйста. Он только произносит: «В-и-лар».
– Неужели? – протянул Вульф руку к телефонной трубке.
Я тоже остался на линии.
– Ниро Вульф слушает.
– С вами говорит Роуман Вилар, мистер Вульф. Мы с вами не знакомы, но я, конечно, о вас много слышал. Моя фамилия должна быть вам известна или по, крайней мере вашему помощнику Гудвину. Он узнал ее вчера от Бенджамина Айго.
– Да, мистер Гудвин информировал меня.
– Разумеется. И он, несомненно, передал вам слова мистера Айго, который рассказал мне о содержании его беседы с Гудвином; я сообщил обо всем остальным участникам того ужина. Они сейчас здесь со мной, в моей квартире. Мистер Айго и другие. Можно вам задать один вопрос?
– Конечно. Быть может, я даже на него отвечу.
– Благодарю вас. Вы уже известили полицию или окружного прокурора о том, что мистер Айго сказал Гудвину?
– Нет… пока.
– Благодарю вас. А вы намерены это сделать? Нет, постойте, вопрос я снимаю. Не могу рассчитывать, что вы раскроете мне свои планы. Мы долго обсуждали сложившуюся ситуацию, и один из нас собирался поговорить с вами. Но, как оказалось, нам всем хотелось при этом присутствовать. Разумеется, не сию минуту… У вас скоро время ужина. В девять часов вечера вас устроит?
– Только здесь, в моем кабинете.
– Разумеется.
– Адрес вам известен?
– Да.
– Кто будет с вами?
– У вас есть их фамилии. Мистер Айго передал список Гудвину.
– Хорошо. Жду вас в девять часов.
Вульф положил трубку. Я последовал его примеру.
– Хочу прибавки к жалованью, – заявил я твердо. – Начиная со вчерашнего дня, с четырех пополудни. Признаю – это еще больше усилит инфляцию, а ведь президент Форд ожидает от нас, что мы добровольно откажемся от дальнейшего повышения заработной платы. Однако недаром кто-то сказал: «Человек достоин своего жалованья». Мне понадобилось всего десять минут, чтобы заставить Айго сознаться.
– «Трудящийся достоин награды за труды свои». Из Евангелия. От Луки. Сол, Фред, и Орри работают задаром. Все трое. А ты требуешь прибавки, хотя ведь это ты уговорил Пьера Дакоса спать у нас наверху.
– И вы сказали мне, – кивнул я, – когда он лежал мертвый на полу среди кусков штукатурки: «Полагаю, ты не мог поступить иначе». Когда-нибудь мы подробно поговорим на эту тему, но не теперь. Разглагольствуя, мы лишь стараемся подчеркнуть наше отличие друг от друга. Будь мы оба обыкновенными людьми, мы бы сейчас с сияющими лицами обменивались рукопожатиями и плясали джигу… Теперь слово предоставляется вам.
В этот момент в дверях появился Фриц. Перед тем как объявить обед или ужин, он всегда делает три шага по кабинету, никогда – четыре. Но, взглянув на нас, он только пробормотал:
– Что-то произошло?
Черт возьми! Мы были и остались разными людьми. И Фриц хорошо знает нас. Да и пора знать.
Прежде чем перейти в столовую, я позвонил Солу и сообщил автоответчику, что в выходные дни не смогу участвовать в нашей еженедельной игре в покер, и попросил передать Лону Коэну мои наилучшие пожелания.
Глава 9
Рассевшиеся в креслах шесть человек являлись видимым доказательством, что мы в кабинете – не одни. Поскольку расследование носило семейный характер и не являлось прибыльным предприятием, говорить о нем за ужином не запрещалось. И после того как Вульф ловко разделал жареную утку, а Фриц подал мне мою и взял себе свою порцию, мы обстоятельно обсудили проблему снабжения гостей напитками. Взвесив все «за» и «против», мы в конце концов отказались от этой затеи. Чего доброго, они могли подумать, что мы рады их приходу и желаем им всяческого благополучия. А это только наполовину соответствовало истине. Их появлению мы действительно были рады, но не собирались желать им благополучия, по крайней мере одному из них.
