Д. Баффа - Сценарий убийства
Подавшись вперед, Эрлих с любопытством взглянул на меня, напряженно размышляя, не было ли в бывшей жене или в его отношении к ней чего-то, все еще не понятого до конца.
– Я никогда не видел ее фильмов, кроме самого первого, с которого ушел, не досмотрев до конца. На экране я увидел совсем другую женщину, и в то же время это было настолько близко… Зрелище лишало покоя, понимаете… Я заметил, что эффект никуда не делся. Ощущение, которое она внушала другим при непосредственном общении, исходило с киноэкрана, на котором, к слову сказать, даже не было других актеров. Это ощущение беспокоило… Нет, оно меня угнетало – не могу выразить, до какой степени угнетало. Это же кино, просто движущаяся картинка… Ее там не было, и там она не была реальной. Тем не менее я видел людей, сидевших в кинозале, видел их взгляды, прикованные к экрану. Люди смотрели на изображение Мэриан, и я, глядя на лица зрителей, понимал, что они чувствуют.
Эрлих внезапно замолчал. Взяв фотографию дочери, он повернул ко мне изображение.
– Правда, она похожа на мать?
Девочка не выглядела похожей на маму. Те же скулы и тот же превосходно очерченный овал лица, но взгляд… Взглядом она напоминала отца. Не столько разрезом глаз, который унаследовала от матери, сколько глубиной и, как бы странно это ни прозвучало применительно к столь юному созданию, светившимся во взгляде умом.
– У Мэриан никогда не было на нее времени. Точнее, времени не хватало на нас обоих. Мэриан не тратила себя на тех, кто выпадал из единственной интересовавшей ее реальности. Время, проведенное с нами, считалось истраченным впустую, как не пошедшее на пользу ее новой карьере. – Эрлих бережно вернул фотографию на место. – Мэриан давно стремилась стать актрисой и даже сделала первый шаг, самый важный… Ей оставалось учиться последний год. У нас родилась дочь. Мэриан говорила, что закончит магистратуру и станет учителем.
Мэриан уже получила роль, а я все думал, что она сделает, как намечено. Все произошло после, когда съемки закончились и она увидела себя на экране. Мэриан сразу «подсела» на кино, став в буквальном смысле зависимой от всего, что о ней говорят, что думают, и от того, какой она предстает в глазах других. Мэриан не могла пройти мимо зеркала, чтобы не остановиться. Не потому, что хотела окинуть себя мимолетным взглядом – она изучала отражение под любым возможным углом, желая знать, как предстанет перед взорами публики в той или иной ситуации.
Вскоре после выхода картины мы оказались на приеме в доме одного продюсера. Там собралась толпа народа, пришел кое-кто из знаменитостей, но казалось, что прием устроили ради нее одной. У Мэриан действительно был талант особого рода – привлекать взгляды. Она могла разговаривать с кем-нибудь, но выглядела так, словно находилась в кадре, а снимавшаяся сцена была заранее рассчитана на двоих.
Глаза Эрлиха возбужденно заблестели, он взмахнул руками.
– Сами понимаете, в комнате они были не одни. Несмотря на то что все собрались по другому поводу, казалось, что внимание публики обращали на себя только эти двое. Внимание приковывала манера держаться и то, как Мэриан двигалась, зная, что все смотрят на нее… Так идут по проходу за наградой киноакадемии – чувствуя на себе взгляды всего зала и зная, что сотни миллионов людей прилипли к экранам телевизоров. Никогда прежде не видел ее такой красивой. И понимал лучше, чем когда-либо: самое искреннее чувство к мужу – а возможно, даже первая невинная любовь – не идет ни в какое сравнение с экстазом, который испытывала Мэриан от толп безымянных поклонников.
Несколько секунд Эрлих сидел неподвижно, задумчиво глядя в стену. Мне показалось, он вовсе не осуждал Мэриан. Скорее проклинал самого себя за то, что слишком поздно уловил разницу между собственными представлениями о жизни и тем, чего жаждали окружающие, сколь бы умными они ни казались. Это могло быть своего рода избирательной слепотой – качеством, полагаю, врожденным, выросшим из неспособности осознать свое отличие от остального мира, невозможности принять собственное одиночество.
Возможно, именно этим объяснялось упорное желание Эрлиха оградить дочь от всего, что произошло с ее матерью. Кажется, единственный в целом мире он считал, будто в исключительной судьбе Мэри Маргарет Флендерс было что-то, о чем стоило жалеть.
Медленно, сложив ладони вместе, Эрлих повернулся в мою сторону. Дважды кивнув, он позволил себе улыбнуться.
– Интересное у вас лицо, мистер Антонелли. В вашем облике есть нечто располагающее к откровенному разговору. Ведь вы об этом знаете? Отчасти по этой причине вы добились успеха в своем деле? – Улыбка Эрлиха стала шире, и он немного расслабился. – Вы не задавали вопросов, но я рассказал вам почти всю правду о том, какой была Мэриан. Рассказал больше, чем когда-либо.
Казалось, Эрлих был немного смущен, будто не верил, что действительно сказал так много. Хотя, высказавшись, он явно дал выход эмоциям и испытал облегчение. Я не поверил в его слова про «всю правду». Но этот рассказ изменил наши жизни – в той степени, в какой мы оба надеялись разобраться в событиях. Изменил навсегда.
– Хотелось дать Хлое возможность жить, как все. Я не хотел, чтобы она росла среди голливудской братии. Знаете ли, мистер Антонелли, ведь это я подал на развод. Не поймите меня превратно, – быстро добавил он, – но Мэриан со временем пришла бы к тому же. Она была так увлечена своим делом, что почти не задумывалась о будущем. Когда я сказал, что все кончилось, что карьера требует от нее слишком многого, она не стала возражать. – Эрлих отвел взгляд и, кусая губы, помотал головой. – Казалось, Мэриан стало легче, как только я сообщил, что намерен оформить опеку над дочерью. Она не возражала против нашего отъезда в Европу. В день рождения и на Рождество Мэриан посылала Хлое дорогие подарки. Подарки, которые, по моему представлению, выбирал кто-то другой. Она ни разу не пришла навестить дочку. Однажды, когда Хлое было лет пять, она написала маме и получила в ответ подписанную фотографию. Так они отвечают на письма, показавшиеся забавными. За все время Мэриан написала только однажды. Короткое письмо, в котором без конца повторялось одно и то же: «Мама любит свою малышку».
Возможно, решение увезти Хлою было ошибкой. Я не хотел, чтобы часть жизни девочка посвятила голливудскому бомонду. Но она рассуждала как обычный ребенок и думала о маме как о персонаже доброй сказки. Фото с автографом она приняла словно обещание вечной любви. Хлоя верила, что с ней никогда не произойдет ничего плохого. Ведь мама всегда рядом. Она присутствовала незримо, но более реально, чем кто бы то ни было.
