Эрл Гарднер - Дело сердитой плакальщицы
– Совершенно верно, – отозвался Мейсон. – Спасибо большое за ваше объяснение, доктор.
Доктор Джеффри кивнул.
– И, насколько я понял, – спокойно продолжал Мейсон, – вы установили по температуре тела, что смерть наступила примерно за два часа до того, как вы впервые осмотрели труп Артура Кашинга?
– Да, сэр.
– Итак, если я хорошо понял, температура тела понижается в среднем на один-полтора градуса за час после смерти. Верно?
Доктор Джеффри поднял руку и начал потирать шею.
– Ну, в общем, что-то в этом роде, – сказал он. – Конечно, это зависит от обстоятельств.
– То есть я предполагаю, что при первом осмотре тела Артура Кашинга вы установили, что температура составляла точно на три градуса ниже девяноста восьми и шести, то есть девяносто пять и шесть?
– Это не так. Ваше предположение неверно.
– В каком смысле неверно?
– Видите ли, я не измерял температуру при первом осмотре тела. Я сделал это потом, когда перенесли тело в такое место, где мне было удобно воспользоваться термометром.
– И сколько же времени прошло после первого осмотра?
– Думаю, около часа.
– Значит, я могу предположить, что температура в то время могла показывать наступление смерти тремя часами ранее?
– В общем… да.
– Почему вы колеблетесь, доктор Джеффри?
– Я просто хотел убедиться, что правильно понял вопрос.
– Но вы поняли его?
– Да.
– И ответил на этот вопрос, – фыркнул окружной прокурор Хейл.
– Правильно, – проговорил Мейсон. – Он понял вопрос и ответил на него. Следовательно, доктор, вы хотите сейчас засвидетельствовать, что температура была девяносто четыре и одна десятая градуса в то время, когда вы действительно измерили температуру?
– Я этого не говорил, – ответил доктор.
– Вы сказали, что температура указывала на наступление смерти примерно тремя часами ранее.
– Да, сэр.
– Это было тремя часами ранее того момента, когда вы действительно измерили температуру термометром?
– Да, сэр.
– Затем вы показали, что средний темп понижения температуры один-полтора градуса за каждый час после наступления смерти?
– Ну, я заявил это в ответ на ваш вопрос, в котором вы исходили из такой нормы.
– Но это верно, не так ли?
– Ну, это зависит…
– От чего это зависит?
– От температуры окружающей атмосферы.
– А, понимаю. Вы об этом не упомянули, когда я задавал свой вопрос, доктор.
– Обычно, если брать среднюю норму, в определенных пределах, темп в один и полтора градуса является стандартом.
– Именно в определенных пределах. Но, насколько я припоминаю судебную медицину – и если я ошибусь, надеюсь, доктор меня поправит, – пределы окружающей температуры для такой нормы изменений находятся между пятьюдесятью и девяноста градусами по Фаренгейту. Все, что выше либо ниже этих температур, имеет радикальный эффект на температурные изменения тела. Это верно?
– Это верно, – сказал доктор Джеффри, – и я учитывал эти факторы.
– Что вы имеете в виду?
– Температура снаружи составляла примерно двадцать три градуса по Фаренгейту, и поскольку окно было разбито к моменту наступления смерти, а температура в помещении быстро опустилась до уровня внешней, то я учел эти факторы.
– Понимаю. Так, а вы сами измеряли температуру снаружи?
– Нет. Я воспользовался сводками метеослужбы.
– А как вы узнали, что стекло было разбито в момент смерти?
– Ну, это диктуется здравым смыслом. Это…
– Как вы узнали, что окно было разбито в момент смерти?
– Мне сообщил об этом окружной прокурор Хейл.
– Понятно. А он не говорил вам, откуда он сам узнал?
– Он сказал, что свидетель Сэм Баррис, услышав тот самый фатальный выстрел и звон стекла, почти сразу направился к коттеджу Кашинга и обнаружил, что окно было выбито. Как было сообщено, он нашел комнату в том же состоянии, что и я по прибытии.
– В таком случае, когда на вопрос окружного прокурора вы заявили, что констатация наступления смерти за два часа до вашего первого осмотра тела не зависела ни от чьих-либо заявлений, вы ошибались. Так?
– Ну, я подумал тогда, – сердито сказал доктор, – что вопрос был немного опасен.
– Но вы поняли его?
– Да, я его понял.
– И вы ответили?
– Да, ответил.
– И вы дали неверный ответ, не так ли?
– А что мне оставалось делать? Окружной прокурор вложил слова в мои уста, и в каком-то смысле они были верны. Они…
– Обождите минутку, – сказал Мейсон, в то время как доктор колебался. – Не хотите ли вы дать нам понять, что готовы сделать любое заявление, какое окружной прокурор от вас потребует?
– Нет, я не это имею в виду.
– А я подумал, что это.
– Нет-нет. Я чувствовал себя довольно неудобно, давая свой ответ… Ведь все в жизни зависит от каких-то предположений, вытекающих из информации источников, которые мы считаем как бы образцом.
– Понимаю. Я не считал этот пункт особенно важным, доктор, пока окружной прокурор не акцентировал на нем внимание. Тогда я решил докопаться до истинных фактов. Спасибо, доктор, у меня все.
Доктор Джеффри вскочил со свидетельского места, словно стул под ним внезапно раскалился.
Окружной прокурор Хейл пытался скрыть свою растерянность, демонстративно роясь в бумагах.
– У вас будут вопросы? – осведомился Мейсон голосом, так и излучавшим мягкость и примирение.
В задних рядах послышались смешки.
– Вы занимайтесь своим делом, а я своим, – огрызнулся прокурор через плечо, все еще не отрываясь от бумаг.
Судья Норвуд резко хлопнул по столу перед собой:
– Достаточно, джентльмены. Суд объявляет десятиминутный перерыв.
Глава 15
Миссис Баррис обладала ярко выраженным пытливым умом и повышенным интересом к отдельным персонам. Каждодневные темы, обсуждавшиеся в газетах, казались ей бледными и бесцветными, если только не затрагивали интимных подробностей жизни обитателей Медвежьей долины.
Во время утреннего десятиминутного перерыва в судебном заседании миссис Баррис, ощущая собственную значимость из-за причастности мужа к разбирательству, не смогла удержаться от соблазна сделать несколько загадочных замечаний в беседе с Хейзл Перрис, женой местного мясника.
В ответ на заявление миссис Перрис, что мать и дочь Эдриан были слишком милыми людьми, чтобы быть замешанными в подобной истории, она заметила:
– Может быть, именно потому, что они действительно милые, они-то и замешаны.
– Что ты имеешь в виду, Бетси?
– Ну, ведь ты же знаешь, Хейзл, каков был этот Артур Кашинг.
– А какое это имеет отношение к делу?
– Ну, как бы ты себя повела, ужиная с мужчиной, если бы он не понял, что ты действительно отвечаешь «нет»?
