Жорж Сименон - Преступление в Голландии
— Да, да. Вы можете идти! — разрешил Мегрэ, прежде чем тот заговорил.
Г-жа Винанд — скромная, хорошо воспитанная провинциалочка — хотела проститься со всеми и дать всем проститься с ее детьми, но не знала, как к этому приступить. В конце концов она пожала руку г-же Попинга, не найдя, что сказать.
Часы на камине показывали пять минут одиннадцатого.
— Не пора ли подать чай? — спросил Мегрэ.
— Да, — Ани встала и направилась в кухню.
— Госпожа Попинга, разве вы не пошли вместе с сестрой приготовить чай?
— Чуть позже.
— Вы нашли ее на кухне?
Г-жа Попинга провела рукой по лбу, делая над собой усилие, чтобы не впасть в отупение. Пристально, с отчаянием она смотрела на приемник.
— Не помню. Постойте, кажется, Ани выходила из столовой, потому что сахар стоял в буфете.
— Свет горел?
— Нет… Может быть… Нет! Кажется, нет…
— Вы о чем-нибудь думали?
— Да. Я подумала: Конрад не должен больше пить, иначе станет некорректен».
Мегрэ направился в коридор как раз тогда, когда Винанды закрывали входную дверь. В очень светлой, до блеска вычищенной кухне на плитке закипала вода. Ани снимала с чайника крышку.
— Заваривать чай не обязательно.
Они были одни. Ани смотрела на комиссара.
— Зачем вы заставили меня взять фуражку? — спросила она.
— Неважно… Идемте.
В гостиной все молчали, никто не двигался с места.
— Вы намереваетесь доиграть мелодию до конца? — решился наконец выразить протест Жан Дюкло.
— Возможно. Есть еще кое-кто, кого я хотел бы видеть, — служанка.
Г-жа Попинга взглянула на Ани, та ответила:
— Она уже легла. Она всегда ложится в девять.
— Ну что ж, пойдите и попросите ее спуститься на минутку. Одеваться не обязательно.
И голосом ведущего, избранным им с самого начала, Мегрэ упрямо повторил:
— Вы, Бетье, танцевали с Конрадом. В углу степенно разговаривали, а кто-то знал, что будет смерть, что это последний вечер Попинги…
Из мансарды, с третьего этажа дома, донеслись голоса, звук шагов. Хлопнула дверь. Затем шепот стал более явственным, и в комнату вошла Ани. Служанка осталась в коридоре.
— Входите! — пригласил Мегрэ. — Да скажите же ей, чтобы она не боялась. Пусть войдет.
Девушка вошла, невзрачная, широколицая, растерянная. На длинную, до пят, ночную рубашку из кремовой бумазеи наброшено пальто. С заспанными глазами, растрепанная, она пахла теплой постелью.
Комиссар обратился к Дюкло:
— Спросите ее по-голландски, была ли она любовницей Попинги?
Г-жа Попинга болезненно поморщилась и отвернулась.
Вопрос перевели. Служанка энергично затрясла головой.
— Повторите вопрос. Спросите, не пытался ли хозяин добиться от нее чего-нибудь?
Снова протест.
— Предупредите, что ей грозит тюрьма, если она не скажет правду. Разбейте вопрос на части. Обнимал ли ее Попинга? Заходил ли он когда-нибудь к ней в комнату?
Девушка вдруг разрыдалась, закричала:
— Я не сделала ничего плохого!.. Клянусь, ничего!
Дюкло перевел. Поджав губы, Ани пристально смотрела на служанку.
— Так была она его любовницей или нет?
Но разговаривать со служанкой уже не представлялось возможным. Она протестовала, плакала, просила прощения. Половина ее объяснений тонула в рыданиях.
— Не верю! — заключил наконец профессор. — Насколько я понял, Попинга приставал к ней. Когда они оставались в доме одни, он крутился возле нее на кухне, обнимал. Однажды зашел к ней в комнату, когда она одевалась. Давал потихоньку шоколад. Но не «больше.
— Она может идти к себе.
Было слышно, как девушка поднялась по лестнице, затем заходила по комнате. Мегрэ повернулся к Ани:
— Не сочтите за труд посмотреть, что она там делает?
Ани быстро вернулась.
— Она хочет немедленно уехать. Ей стыдно! Она и часа не желает оставаться в доме. Просит прощения у моей сестры. Говорит, что поедет в Гронинген или еще куда-нибудь, но жить в Делфзейле не будет.
И агрессивно добавила:
— Вы этого хотели?
Стрелки показывали 10 часов 40 минут. Голос в приемнике объявил:
Наши передачи окончены. Спокойной ночи, дамы и господа.
Затем очень приглушенно, как бы вдали, зазвучала музыка — начала работать другая станция.
Мегрэ с раздражением выключил приемник, и внезапно наступила полная тишина. Бетье не плакала, но все еще прятала лицо в руках.
— Беседа продолжалась? — спросил комиссар с заметной усталостью.
Ему никто не ответил. Лица у всех были напряжены еще больше, чем в гостинице «Ван Хасселт».
— Прошу простить меня за столь тягостный вечер, — Мегрэ обращался главным образом к г-же Попинга. — Но не забудьте, ваш муж был еще жив. Он находился здесь, немного возбужденный коньяком, вероятно, добавил…
— Да.
— Он был приговорен, понимаете? Приговорен тем, кто за ним наблюдал. И каждый, кто сейчас отказывается говорить все, что знает, становится пособником убийцы.
Баренс икнул, его трясло.
— Правда, Корнелиус? — спросил вдруг Мегрэ, глядя ему в глаза.
— Нет! Нет! Неправда!
— Тогда почему вы дрожите?
— Я… Я…
Он был в предкризисном состоянии, как в тот вечер на дороге к ферме.
— Послушайте. Приближается час, когда Бетье уехала с Попингой. Вы, Баренс, вышли сразу же за ними и какое-то время преследовали их. Вы что-нибудь видели?
— Нет!.. Неправда.
— Да перестаньте же! После того как эти трое ушли, здесь остались госпожа Попинга, Ани и профессор Дюкло.
Они поднялись наверх.
Ани подтвердила, кивнув.
— Все разошлись по своим комнатам, верно? Скажите, Баренс, что вы увидели?
Под пристальным взглядом Мегрэ Баренс засуетился.
Нет!.. Ничего! Ничего!
— Вы не видели Остинга? Он прятался за деревом.
— Нет.
— Но вы бродили вокруг дома. Неужели вы ничего не заметили?
— Не знаю… Я не хочу… Нет!.. Это невозможно!..
Все смотрели на юношу, он же не решался поднять глаза. Мегрэ безжалостно продолжал:
— Сначала вы что-то увидели на дороге. Два велосипеда.
Они должны были пересечь участок, освещенный маяком.
Вы ревновали. Вы ждали. И ждать вам пришлось долго.
Больше, чем требуется для преодоления этого пути.
— Да.
— Иначе говоря, парочка задержалась у штабеля леса.
Но это не могло вас напугать, разве что разозлило или привело бы в отчаяние. Значит, вы увидели нечто другое, ужаснувшее вас настолько, что вы остались здесь, хотя было пора возвращаться в училище. Вы направились к бревнам и могли видеть только окно…
Баренс резко выпрямился, потеряв над собой всякий контроль.
— Вы не можете этого знать. Я… я…
— Окно госпожи Попинга. У окна кто-то стоял. Кто-то, кто так же, как вы, видел, что парочка прошла освещенный участок дороги намного позже, чем следовало; кто-то, кто, разумеется, знал, что Конрад и Бетье долго оставались в темноте.
