Эрл Гарднер - Дело о хромой канарейке
– Пока не знаю.
– Но если он виновен, то виновна и ваша клиентка?
– Не обязательно.
Абнер Диммик оперся на трость и с огромными предосторожностями поднялся с кресла. Родней Кафф угрожающе произнес:
– Только не думайте, что мы будем сидеть сложа руки и наблюдать, как вы топите мистера Дресколла.
– Я так не думаю.
Диммик раздраженно заговорил:
– Должен признаться, что подобные вещи мне ужасно не нравятся. Я ненавижу судебные заседания. Присяжных. Совершенно не переношу уголовные процессы. Я слишком стар, чтобы учиться новым трюкам. Зато Родней в восторге. Отец Роднея – мой старинный друг. Я обещал ему позаботиться о мальчике. Но наша практика его не интересует. Если хотите знать, он ваш страстный поклонник. Он только и говорит о следствии и о том, как дело будет выглядеть с точки зрения суда. Так вот, Родней, тебе представилась прекрасная возможность отличиться.
Кафф подтянулся и сказал:
– Пожалуйста, мистер Мейсон, не подумайте, что я совсем желторотый птенец. Я занимался судебной практикой, правда, в провинции. Но папа настаивал, чтобы я перебрался в город, а мистер Диммик обещал меня продвинуть. Можете быть уверены, что в зале заседаний я не растеряюсь.
– Рад это слышать. – Мейсон был отменно вежлив. – Я рад нашему знакомству, джентльмены.
Диммик первым двинулся к двери. Он задержался на пороге, ожидая, когда Родней Кафф распахнет перед ним дверь. Уже выходя в коридор, он еще раз проговорил:
– Мне это все не нравится. Более того, врач запретил мне волноваться. Необходимо сохранять спокойствие! Не волноваться! Мне семьдесят лет, и я должен выступать на уголовном процессе! А коли я буду волноваться, это может привести к смертельному исходу. Пошли, Родней! Не будем больше отнимать у мистера Мейсона время. Рад был с вами познакомиться, Мейсон. До свидания!
Он вышел в коридор. Стук его трости раздавался до тех пор, пока старик и Кафф не вошли в лифт.
Посмотрев на Мейсона, Делла громко рассмеялась:
– Ну и положеньице, скажу я вам!
– Мир полон подобных «положеньиц», причем они далеко не всегда нравятся, – усмехнулся адвокат.
– Почему вы не согласились с ними сотрудничать?
– Потому что я сначала должен окончательно выяснить роль Джимми Дресколла в этой истории. Уж слишком в нем много стремления прятаться за женские юбки, чтобы он мог меня заинтересовать, о симпатии и говорить не приходится.
– Эмиль Скэнлон, коронер, звонил по телефону. Дознание будет проводиться сегодня в восемь вечера. Скэнлон сказал, что он предоставит вам возможность в случае необходимости задать кое-какие вопросы. Сам он не собирается ничего «утаивать».
Мейсон задумчиво кивнул.
– А это не вызовет недовольства прокуратуры? – спросила Делла Стрит.
– Так и бывает. Но мне кажется, что на этот раз окружной прокурор отступит от правил. В этом прокуроре есть что-то от спортсмена. Парень с головой. Почуял добычу, иначе не забрал бы канарейку в качестве вещественного доказательства. Если Розалинда взяла револьвер вместо Риты, ему будет трудно обвинить Риту в убийстве. Если все улики перепутаются, он перевернет все на свете, но найдет действительного преступника. Поэтому он был бы только рад, если бы мы все вступили в игру.
– Получается, что вы играете ему на руку.
– В чем именно?
– В том, что отказываетесь сотрудничать с поверенным Дресколла.
– Нет, Делла, все дело в том, что я очень не люблю, когда мои руки связаны.
Глава 10
Эмиль Скэнлон, высокий человек средних лет, легко взвалил на свои плечи многочисленные обязанности коронера. Он относился к печальным последствиям трагедий и катастроф с философским спокойствием ученого, наблюдающего за поведением морских свинок. По натуре он был весьма отзывчивым, распространяя свои симпатии лишь на тех, кому это могло в какой-то мере помочь.
Дознания он проводил деловито, весело и не торопясь. Его цепкие глаза видели всех и вся буквально насквозь.
Дознание по делу о смерти Вальтера Прескотта не явилось в этом смысле исключением.
– Присяжные готовы высказать показания, – заявил он. – Я хочу избежать излишней волокиты. Совершенно очевидно, что о самоубийстве в данном случае не может быть и речи. Власти задержали троих: Розалинду Прескотт, вдову Вальтера Прескотта, Риту Свейн, свояченицу покойного, и Джеймса Дресколла. Дресколл находится здесь. Мисс Свейн и вдова отказались прибыть сюда из другого штата, мы не можем их вызвать для дачи показаний. Оскар Овермейер, помощник окружного прокурора, является представителем обвинения. Перри Мейсон представляет мисс Свейн и Розалинду Прескотт, а Родней Кафф – мистера Дресколла. Всем совершенно ясно, что если эти адвокаты начнут придираться к процедурным вопросам, то нам отсюда не выйти до утра.
Целью дознания является всего лишь выяснение, как именно умер покойный. И если существует вероятность того, что он был убит, то мы должны знать, кто его убийца.
Я начинаю дознание и с радостью приветствую желание каждого из вас сотрудничать со мной. Но я не допущу, чтобы дознание было использовано для того, чтобы смазать картину. Ясно, джентльмены?
Все кивнули.
– Первым свидетелем вызывается мистер Джордж Рей.
Вошедшего Рея привели к присяге.
– Вы видели останки усопшего?
– Да.
– Вы можете подтвердить его личность?
– Несомненно. Это Вальтер Прескотт, мой партнер по фирме «Прескотт и Рей».
– Что это за предприятие?
– Страховое агентство.
– Когда вы в последний раз видели Прескотта?
– Позавчера.
– Вчера вы с ним разговаривали?
– Да.
– По телефону?
– Да.
– Когда?
– Приблизительно без пяти двенадцать, я случайно взглянул на часы в этот самый момент.
– Говорил ли он, где находится?
– Нет. Обещал приехать в контору в первой половине дня.
– Итак, вы говорите, что он звонил около двенадцати?
– Почти точно без пяти минут, возможно, без пяти с половиной.
– По конторским часам?
– Да.
– Вы их давно проверяли?
– Это электрические часы. Они ходят минута в минуту.
– Все. Благодарю вас, – сказал коронер.
– Могу я задать вопрос? – раздался голос Перри Мейсона.
Коронер одобрительно кивнул.
Мейсон встал со своего места:
– Скажите, пожалуйста, мистер Рей, не отправились ли вы на ленч вскоре после этого телефонного звонка?
– Совершенно верно, сразу после него.
– У меня все, благодарю вас.
Доктор Хуберт, полицейский хирург, опознал пули, одна из которых была им извлечена из тела покойного, а остальные найдены в комнате после того, как они прошли навылет через тело.
Врач подробно описал траекторию пуль и характер ранений. Он установил время смерти приблизительно от полудня до половины третьего.
