Рекс Стаут - Бокал шампанского
Было уже двенадцать минут шестого, когда к подъезду дома номер 87 подкатила машина, из которой вышел Бэйн. Как только он расплатился с таксистом и направился к подъезду, я оказался перед ним.
— Мы, наверное, связаны с вами узами телепатии! — радостно воскликнул я. — Как только у меня появилось желание повидать вас, вы тут как тут!
По всей вероятности, с всемирным братством людей произошло что-то неладное, Бэйн весьма холодно взглянул на меня.
— Что еще за дьявольщина… — резко заговорил было он, но вовремя спохватился. — А впрочем — не здесь. Заходите.
У него даже испортились манеры — он вошел впереди меня в лифт и так же шел по коридору, хотя пропустил перед собою в квартиру, не помог мне повесить пальто и шляпу, а едва я успел прикоснуться задом к стулу, как тут же грубо спросил:
— Что за чушь вы распространяете про какое-то убийство?
— Мне не нравится слово «чушь», — заметил я. — Вы знаете, я ведь заглядываю в толковый словарь и…
— Перестаньте молоть вздор! — Бэйн сел. — По словам моей тетушки, вы утверждаете, что Фэйт Ашер была убита, и из-за вас полиция не верит теперь, что она покончила с собой. Вы же прекрасно знаете, что это было самоубийство. В чем же дело? Чего вы добиваетесь?
— Ничего мы не добиваемся. — Я заложил руки за голову, давая понять этим, что мы приятели, непринужденно болтающие, или должны быть таковыми. — Послушайте, Красавчик, вы ведь не полицейский и не окружной прокурор. Я уже дал вам показания о всем том, что видел и слышал на том званом ужине во вторник, и если вам хочется знать, почему полиция не спешит с квалификацией происшедшего, вам придется спросить об этом у полицейских. Если я солгал, полицейские, конечно, поймают меня на лжи и прижмут. Спорить с вами я не собираюсь.
— Что вы сообщили в своих показаниях?
— Спросите об этом у полицейских. Я ничего вам не скажу. Если полицейские воздерживаются называть это самоубийством только на основании моих показаний, в таком случае мне предстоит оказаться козлом отпущения. Меня призовут к ответу, и хотя я никакого удовольствия от этого не испытываю, но поступить иначе не имею права. Именно поэтому я провожу сейчас небольшое расследование независимо от полиции, и именно поэтому я хотел повидать миссис Ирвин в «Приюте Грантэма». Я уже говорил вам, что мне предлагали пятьсот долларов за статью о Фэйт Ашер, и снова подтверждаю это. Меня интересует, был ли у кого-нибудь из гостей мотив для ее убийства, а если кто-то намеревался убить ее, он должен был заблаговременно знать, что она будет там. Вот и у миссис Ирвин я хотел спросить, как Фэйт Ашер оказалась в числе гостей и кто именно пригласил ее.
Дружески улыбнувшись Бэйну, я продолжал.
— Так вот, я беседовал с миссис Ирвин, но она не смогла мне помочь, потому что выбирали и приглашали гостей вы, а сами даже не присутствовали на ужине. Вы даже симулировали простуду, чтобы уклониться от него… Кстати говоря, я обещал не болтать об этом и свое обещание сдержал. Как вы сами понимаете, я сказал об этом, желая напомнить, что между нами все еще существует база для хороших отношений.
— Я так и думал, что вы найдете нужным напомнить мне об этом, — заметил Бэйн. — Но миссис Ирвин, наверное, рассказала вам, как в числе приглашенных мною гостей оказалась Фэйт Ашер. Она просто дала мне список фамилий со своими замечаниями, и я выбрал четырех из них. В окружной прокуратуре, откуда я только что вернулся, я объяснил, что никого из этих девушек не знал. Ознакомившись с пояснениями миссис Ирвин, я выбрал четырех, которые показались мне наиболее подходящими.
— Вы сохранили этот список? Он у вас?
— Был, но помощник прокурора забрал его. Несомненно, он покажет его вам, если вы попросите.
— Но даже если бы замечания миссис Ирвин и не давали вам достаточно оснований для приглашения Фэйт Ашер, все равно мне это ничего не даст; ведь вы не присутствовали на ужине, — сказал я, делая вид, что не заметил насмешки. — Когда вы выбирали гостей, кто-нибудь был с вами. Может быть, при этом присутствовал кто-нибудь и сказал, например: «Вот девушка с красивым и необычным именем Фэйт Ашер. Почему бы вам не пригласить ее?»
— Никого со мною не было. Я сидел один за этим самым столом.
— В таком случае исключается и это, — разочарованно согласился я. — А вы знаете, когда я возвращался из «Приюта Грантэма», мне в голову кое-что пришло, и сейчас я хочу задать вам один вопрос, если вы не возражаете. Вы не поленились потратить время на приглашение девушек, но сами уклонились от посещения дома миссис Робильотти и приложили для этого много усилий. Вы, наверное, можете объяснить, в чем дело?
— Объяснить вам? Почему я должен объяснить вам что-то?
— Тогда объясните это самому себе, а я послушаю.
— Да тут и объяснять нечего. Я выбрал девушек, потому что об этом меня попросила тетушка… Так же, как сделал это по ее просьбе и в прошлом году. Вчера вечером я объяснил вам, почему я не пошел на ужин. — Бэйн наклонил голову набок, отчего кожа на его правой щеке натянулась еще больше. — Черт возьми, вы что, собственно говоря, имеете в виду? Вы знаете, что я думаю?
— Нет, но хотел бы знать. Выпаливайте.
— Точнее говоря, не то, что я думаю, — несколько поколебавшись, продолжал Бэйн, — а то, что думает моя тетя… или, во всяком случае, какая мысль у нее появилась. По-моему, она не забыла сделанною вами замечания, которое ей очень не понравилось. Она уверена также, что Вульф содрал с нее слишком большой гонорар за проделанную работу. Вот она и думает, что вы убедили полицию и прокуратуру в правильности вашей гипотезы об убийстве, а раз так, власти начнут причинять неприятности ей и ее гостям, и Вульф может счесть, что она согласится заплатить крупную сумму, чтобы замять всю эту историю. Как предполагается, это будет такая сумма, которая заставит вас «вспомнить» нечто такое, что понудит полицейских изменить свое мнение. Ну что вы скажете?
— Да, конечно, мысль интересная, — согласился я, — но с одним недостатком. Если я припомню сейчас «нечто такое», о чем не упомянул в своих показаниях, никакая сумма, предложенная вашей тетушкой, не компенсирует мне моей собственной шкуры, которую сдерут с меня за это полиция и прокуратура. Передайте тетушке, что я ценю ее столь лестное мнение обо мне и ее щедрое предложение, но не могу…
— Я вовсе не говорил, что она делает вам какое-то предложение… Вот вы все твердите о каких-то своих предложениях…
Это, естественно, беспокоило его больше всего, так же, как Цецилию Грантэм, Эдвина Лэдлоу и, вероятно, всех остальных. Бэйн бубнил об этом минут десять и, хотя прямо мне денег не предлагал ни сам, ни от имени своей тетушки, использовал все, что можно, начиная от обращений к моему стадному инстинкту до призывов к моей добропорядочности. Конечно, я мог бы предоставить ему возможность изливаться хоть до второго пришествия в надежде, что он выболтает что-нибудь, если бы мне не было известно, что у нас дома к шести часам вечера ожидается общество и мне необходимо быть там. Когда я уходил, Бэйн был так расстроен, что даже не проводил меня.
