Агата Кристи - Немой свидетель
– Вы очень умело скрыли свои истинные чувства.
– Честно говоря, я не принял ее слова всерьез.
– Вот как?
– Да. Я решил, что тетушка меня разыгрывает. Хочет нас всех попугать. Я был уверен, что пройдет несколько недель, ну не недель, так месяцев, и она разорвет это завещание. Она частенько сердилась на нас. И я даже не сомневаюсь, что она обязательно так бы поступила, не случись ей ни с того ни с сего помереть.
– Это интересная мысль, – заметил Пуаро.
Помолчав минуту-другую, он продолжал:
– Мог ли кто-нибудь – мисс Лоусон, например, – подслушать ваш разговор?
– Пожалуй. Мы говорили в полный голос. Честно говоря, когда я вышел, эта Лоусон порхала возле двери. Наверное, подслушивала.
Пуаро задумчиво посмотрел на Терезу.
– И вы об этом ничего не знали?
Она не успела ответить, как вмешался Чарлз:
– Тереза, девочка, я был уверен, что рассказывал тебе или хотя бы намекал.
Наступила странная пауза. Чарлз не спускал глаз с Терезы, глядя с таким упорством, которое не соответствовало характеру беседы.
– Если бы ты мне рассказал, я бы не забыла. Как вы считаете, мосье Пуаро? – медленно спросила Тереза.
Ее миндалевидные темные глаза остановились на нем.
– Да, я не думаю, что вы бы забыли, мисс Аранделл, – так же медленно ответил Пуаро.
И резко повернулся к Чарлзу.
– Проясните мне одну деталь. Мисс Аранделл сказала вам, что собирается составить новое завещание, или подчеркнула, что уже составила его?
– На этот счет у меня нет сомнений, – быстро ответил Чарлз. – По правде говоря, она показала мне завещание.
Пуаро подался вперед. Глаза у него расширились.
– Это очень важно. Вы говорите, что мисс Аранделл показала вам завещание?
Чарлз как-то по-мальчишечьи дернулся, словно укрываясь от удара. Серьезный тон Пуаро заставил его почувствовать себя неловко.
– Да, – ответил он. – Она мне его показала.
– Вы можете нам в этом поклясться?
– Конечно, могу. – Чарлз занервничал. – Ну показала и показала. А что в этом особенного?
Тереза внезапно вскочила, подошла к камину и поспешно закурила очередную сигарету.
– А вы, мадемуазель? – неожиданно повернулся к ней Пуаро. – Вам ваша тетушка ничего примечательного в эти два дня не говорила?
– Да нет. Она была сама любезность. То есть настолько, насколько она вообще на это была способна. Укорила меня за тот образ жизни, что я веду, и прочее. Ну в общем, как всегда, читала мне нотации. Разве что она была более возбужденной, нежели обычно.
– Вы, мадемуазель, наверное, были больше увлечены своим fiancé, – улыбнулся Пуаро.
– Его там не было, – резко ответила Тереза. – Он был в отъезде на каком-то медицинском конгрессе.
– Значит, вы не видели его с той пасхальной недели? Именно тогда вы в последний раз встретились с ним?
– Да. Вечером, накануне нашего отъезда, он пришел отужинать.
– Извините меня, но вы с ним не поссорились?
– Конечно нет.
– Я только подумал, что, поскольку он был в отъезде во время вашего следующего визита…
– Дело в том, – вмешался Чарлз, – что наш второй визит не был запланирован. Мы не собирались ехать к тетушке.
– Вот как?
– Давай не будем темнить, – устало произнесла Тереза. – Белла и ее муж были там в предыдущие выходные – суетились вокруг тети Эмили после того, как она свалилась с лестницы. Мы побоялись, что они могут нас обскакать, и…
– И решили, что нам тоже следует проявить заботу о здоровье тети Эмили, – с усмешкой добавил Чарлз. – Хотя старушка была слишком умна, чтобы поверить в искренность нашего внимания. Она хорошо знала, что почем. Нет, дурочкой наша тетушка не была.
Тереза внезапно рассмеялась.
– Прелестная история, а? Как мы все, высунув язык, несемся за деньгами.
– Это касается и вашей кузины с ее мужем?
– Конечно. Белле всегда не хватало денег. Неловко было видеть, как она пыталась копировать мои туалеты, тратя на свой гардероб раз в восемь меньше. Таниос на бирже проиграл все ее деньги. Они едва сводят концы с концами. А у них двое детей, и они очень бы хотели, чтобы дети получили образование в Англии.
– Вы можете дать мне их адрес? – спросил Пуаро.
– Они живут в «Дюрэм-отеле» в Блумсбери[44].
– Что она представляет собой, ваша кузина?
– Белла? Ужасно унылая женщина. Правда, Чарлз?
– О да, жутко унылая. Похожа на уховертку[45]. Но преданная мать. По-моему, и уховертки, не щадя силы, выхаживают свое потомство.
– А ее муж?
– Таниос? Вид у него несколько странный, но вообще-то он приятный малый. Умный, с юмором и умеет постоять за себя.
– Вы согласны, мадемуазель?
– Должна признаться, что предпочитаю его общество обществу его жены. По-моему, он очень способный врач. Тем не менее я ему не доверяю.
– Тереза никому не доверяет, – заметил Чарлз и обнял сестру. – Она и мне не доверяет.
– Тебе может довериться только умственно отсталый человек, – ласково улыбнулась Тереза.
Брат и сестра разошлись в стороны и смотрели на Пуаро.
Пуаро поклонился и двинулся к выходу.
– Я занят, так сказать, работой! Мне будет нелегко, но мадемуазель права. Выход всегда найдется. Между прочим, эта мисс Лоусон, как вы думаете, ее легко сбить с толку при перекрестном допросе в суде?
Чарлз и Тереза обменялись взглядом.
– Я сказал бы, – произнес Чарлз, – что любой хваткий адвокат способен заставить ее назвать черное белым!
– Это может оказаться весьма полезным, – заметил Пуаро.
Он вышел из комнаты, и я последовал за ним. В холле он взял свою шляпу, подошел к парадной двери, открыл ее и захлопнул со стуком. Затем на цыпочках двинулся к двери гостиной и ничтоже сумняшеся приложил ухо к щели. Я не знаю, в какой школе учился Пуаро, но там, по-видимому, за подслушивание не наказывали. Я ужаснулся, но ничего не мог поделать. Я знаками выражал свое возмущение, однако Пуаро не обращал на меня ни малейшего внимания.
В разгар этой пантомимы мы услышали низкий, вибрирующий голос Терезы, которая произнесла всего два слова:
– Ты дурак!
В коридоре послышались шаги, и Пуаро, схватив меня под руку, поспешил к двери и, выскользнув на улицу, бесшумно закрыл ее за собой.
Глава 15
Мисс Лоусон
– Пуаро, – спросил я, – нам в самом деле невозможно обойтись без подслушивания у дверей?
– Успокойтесь, мой друг. Подслушивал только я. Вы ухо к щели не прикладывали. Наоборот, вы стояли, выпрямившись, как солдат на карауле.
– Но я тоже услышал, что она сказала.
– Ничего удивительного. Мадемуазель высказалась отнюдь не шепотом.
– Потому что думала, что мы ушли.
– Да, мы совершили небольшой обман.
– Мне такие вещи не по душе.
– У вас безупречная нравственность. Но не будем повторяться. Мы уже не раз об этом говорили. Вы считаете, что это не по правилам. Согласен, но убийство ведь тоже игра без правил.
– Но в данном случае не стоит вопрос об убийстве.
– Почему вы так уверены?
– Намерение совершить убийство – да, возможно. Но, в конце концов, убийство и попытка его совершить – вещи разные.
– С нравственной точки зрения это одно и то же. Но я имел в виду совсем другое: вы уверены, что мы так хлопочем лишь из-за попытки совершить убийство?
Я ошарашенно на него уставился.
– Но ведь мисс Аранделл умерла естественной смертью.
– Я повторяю: вы уверены?
– Все так говорят!
– Все? Ха-ха!
– Во всяком случае, так утверждает доктор, – заметил я. – Доктор Грейнджер. А уж кому знать, если не ему.
– Да, ему следует знать. – В голосе Пуаро звучало сомнение. – Однако вспомните, Гастингс, как часто производят эксгумацию[46] трупа, даже если имеется свидетельство о смерти, подписанное лечащим врачом в полном соответствии с правилами и его служебным долгом.
– Верно, но ведь мисс Аранделл умерла в результате продолжительной болезни.
– Да, выглядит все именно так.
И опять в голосе Пуаро звучало сомнение. Я пристально на него посмотрел.
– Пуаро, – сказал я, – а теперь разрешите мне спросить: уверены ли вы, что не проявляете излишнего профессионального рвения? Вам хочется, чтобы это было убийство, и поэтому вы считаете, что это убийство.
Он нахмурился и медленно кивнул.
– Вы недурно соображаете, Гастингс, и попали как раз в мое слабое место. Я расследую убийства. Да, я действую как опытный хирург, который специализируется, скажем, на удалении аппендикса, а то и более сложных операциях. Но ведь когда к нему приходит больной, он обследует не только ту полость, где будет произведена операция. Его интересуют и прочие недуги пациента. И меня тоже интересует картина в целом. Я всегда спрашиваю себя: «Не убийство ли это?» И никогда не исключаю подобной возможности.
– В данном случае такая возможность весьма маловероятна, – заметил я.
– Но она умерла, Гастингс! От этого факта вам не уйти. Она умерла!
– Она была больна. Ей было далеко за семьдесят. Мне ее смерть кажется совершенно естественной.
