Жорж Сименон - Три комнаты на Манхаттане
Понимаешь? Я не знаю, как они там условились, но теперь я начинаю думать, что, наверное, и квартира была снята на его имя.
— Почему бы тебе не позвонить ему?
— Кому?
— Да этому Энрико, крошка моя. Поскольку у него ключ, а вещи твои в запертой квартире, то это совершенно естественно.
Он хотел, чтобы все было естественным. Так и получалось в это утро.
— Ты действительно этого хочешь?
Он пожал ей руку.
— Давай действуй.
Он сам, взяв ее под руку, отвел в ближайшее кафе. И только там она сообразила, что любовник Джесси никогда не приходит на работу раньше десяти часов, и они мирно сидели и ожидали, так мирно, что их можно было принять за старую супружескую пару.
Дважды она возвращалась ни с чем из кабины. В третий раз он увидел сквозь стекло, что она разговаривает, впервые восстанавливая контакт со своим прошлым, которое было на другом конце провода. Но она все время, пока говорила, не переставала смотреть на него и улыбалась ему робкой улыбкой, которой благодарила и как бы просила прощения за все сразу.
— Он сейчас сюда придет. Ты не сердишься? Я не могла поступить иначе.
Он мне сказал, что схватит такси я минут через десять будет здесь. Он не мог мне подробно все объяснить, так как у него кто-то находился в кабинете. Но успел мне сообщить только то, что ключ ему принес рассыльный в конверте, на котором было написано имя Роналда.
Его интересовало, возьмет ли она его под руку в ожидании Энрико. Она это сделала вполне естественно и не раздумывая. Вскоре около них остановилось такси. Прежде чем подойти к машине, она посмотрела прямо в глаза своему спутнику, как бы обращаясь к нему с немой просьбой, у нее были очень светлые глаза. Она явно хотела, чтобы он видел, какие они светлые, а легкой гримаской на губах она умоляла его о мужестве и снисходительности одновременно.
Он же не нуждался ни в том, ни в другом, ибо почувствовал вдруг такую легкость, что с трудом сохранял серьезность.
Этот Энрико, этот Рик, о котором он столько всякого напридумывал, оказался совершенно ординарным человеком невысокого роста. Может быть, и не урод, но такой банальный, примитивный! Энрико счел себя обязанным, принимая во внимание обстоятельства, броситься к Кэй немного театрально и с чувством пожать ей обе руки.
— Ах, что с нами случилось, моя бедная Кэй!
Очень просто она представила:
— Друг, Франсуа Комб. Ты можешь говорить при нем. Я ему все рассказала.
Значит, все-таки они были на «ты».
— Давайте быстро поднимемся, так как у меня на работе через четверть часа важная встреча. Я не отпускаю такси.
Он стал подниматься первым. Был он действительно маленький, франтовато одетый, от него исходил легкий запах духов, и видно было, что его темные и напомаженные волосы тщательно завиты.
Он поискал ключ в кармане, откуда вынул целую связку. Комб отметил эту деталь со злорадством. Терпеть не мог людей, которые носят с собой связки ключей… Ключ от квартиры оказался в другом месте, в кармане жилета, где Энрико обнаружил его только после долгих поисков. Пока искал, он нетерпеливо и нервно переминался ногами в обуви из мягкой кожи.
— Я был ужасно потрясен, когда пришел и никого не обнаружил! Я тогда решил позвонить к этому пожилому симпатичному господину, который вручил оставленную для меня записку.
— И мне была записка.
— Я знаю. Он мне сказал. Но я не знал, где тебя найти.
Он машинально посмотрел на Комба, который улыбался. Может быть, он ожидал от Кэй какого-нибудь объяснения, но та ничего не сказала, только улыбнулась со счастливым видом.
— Ну а затем, вчера я получил ключ, без всяких объяснений. Вечером я зашел сюда.
Боже мой! До чего же все было просто! И так прозаично. От открытого окна создавался сквозняк, и пришлось быстро захлопнуть дверь, едва они протиснулись в квартиру. Она была совсем маленькой и до пошлости стандартной, как тысячи подобных квартир в Нью-Йорке, с непременным диваном и этажеркой в гостиной, с одинаковыми низкими креслами и столиком на одной ножке, с пепельницами около кресел и с миниатюрным книжным шкафом в углу, около окна.
Так это здесь вот Кэй и Джесси…
Комб улыбался совершенно машинально, как будто улыбка возникла сама по себе, без его участия. Очевидно, в его глазах мелькнули насмешливые огоньки, но едва заметные. Он, правда, быстро погасил их из опасения, что Кэй обидится. И чего это он столько напридумывал о жизни, которую она вела, и он этих мужчинах, заставлявших его страдать оттого, что все время слышал, как она называла их по имени?
Вот один из них перед ним, и он отметил, что тот в десять часов утра носит яркий цветастый галстук с жемчужной булавкой!
Кэй, закрыв окно, направилась в спальню.
— Помоги мне, пожалуйста, Франсуа.
Он понимал, как это было любезно с ее стороны и называть его на ты, и призывать выполнить довольно интимную роль.
— Но Джесси не все увезла, она оставила часть своих вещей, удивилась она.
Тогда Энрико, который только что закурил сигарету, ответил:
— Я тебе все объясню. Я получил письмо от нее сегодня утром, которое она написала на борту парохода «Санта-Клара».
— Как? Она уже в море?
— Он потребовал, чтобы она отбыла вместе с ним на первом же пароходе.
Все это произошло совсем не так, как я опасался. Когда он приехал, то был уже в курсе всего. Я тебе дам прочитать письмо, которое, по ее просьбе, отправил стюард, поскольку ее муж от нее ни на шаг не отходит.
Итак, значит, он прибыл сюда и тут же спросил ее:
— Ты одна?
— Ты же видишь.
— А не ждешь ли ты его с минуты на минуту?
И Энрико продолжил, держа сигарету немного манерно, как это делают американки:
— Ну, ты знаешь Джесси. Она не пишет всего в письме, но она, должно быть, протестовала, возмущалась, разыгрывала комедию.
Комб и Кэй встретились взглядом, и оба улыбнулись.
— Роналд, кажется, был очень холоден.
Он, оказывается, тоже зовет его Роналдом.
— Меня все время мучает вопрос: а не приехал ли он сюда специально, когда от кого-то все узнал? Он сразу же подошел к стенному шкафу и, несмотря на все заклинания Джесси, выкинул оттуда на кровать мой халат и мою пижаму.
Они так и лежали на кровати. Халат почти новый, с цветными узорами, и шелковая пижама кремового цвета с темно-красными вышитыми инициалами.
— И совершенно спокойно, пока она рыдала, он перебрал ее вещи и позволил взять с собой только то, что было три года назад, когда она приехала из Панамы. Ну ты же знаешь Джесси…
Уже второй раз он повторил эту фразу. Почему у Комба сложилось впечатление, что и он тоже хорошо знает Джесси? И не только Джесси, но и Кэй, которая стала ему настолько понятной, что невольно захотелось посмеяться над самим собой.
