Элен Макклой - Шаг в четвертое измерение
Шарпантье, конечно, сглаживал смысл, когда говорил по-английски.
Алиса его проигнорировала.
— Морис подошел к окну кабинета, в котором я стояла. Мы оба видели, как Джонни немного помедлил, а затем бросил долгий взгляд на дом. Он, наверное, думал, что все еще спят.
— Он как-то странно оглядывался вокруг себя, — продолжал Шарпантье. — Думаю, слово «вороватый» в данном случае подходит как нельзя лучше. Даже если бы он был сбежавшим из тюрьмы преступником, он не мог бы вести себя более беспокойно и подозрительно.
— Мы стояли тихо, едва дыша, — добавила Алиса. — На окнах висят плотные шторы, поэтому он вряд ли нас заметил. Оглядевшись, он, видимо, решил, что путь открыт, и быстро зашагал по направлению к Ардригу.
— И вы пошли за ним?
— А что нам оставалось делать?
— Ведь это было ваше предложение, — следовать за ним, выслеживать, но не перехватывать, не так ли? Дядя Эрик считает, что это — превосходная идея. У нас не было времени, чтобы оставить ему записку, даже пару строк. Джонни очень быстро удалялся. Нам повезло, что в кабинете не простое, а французское окно. Мы его просто растворили и вышли из дома.
— Не позавтракав? — спросил я.
Я был ужасно расстроен, что моя идея заставила ее совершить такое длительное, утомительное путешествие на голодный желудок.
— Это неважно, — бодро ответила она. — Самое главное теперь — это Джонни.
— Я просил Алису остаться, чтобы рассказать обо всем дяде, — торопливо добавил Шарпантье. — Я ведь мог и один выследить Джонни. Но она настояла на своем. Может быть, она мне не доверяла, считала, что я не смогу преследовать ее родственника до конца, не проглотив предварительно тост и не выпив чашку кофе!
— Довольно глупо! — сказала она, улыбнувшись. — Конечно, я вам доверяю. Только я считала, что выслеживать кого-то всегда легче вдвоем.
— Значит, никто в Крэддохе не знает, что вы с Джонни ушли из дома и находитесь здесь, на болоте? — уточнил я.
— Когда они увидят открытое французское окно и не досчитаются нас троих, то, конечно, поймут, что мы с Морисом выслеживаем Джонни. Но в таком случае они не будут так сильно беспокоиться, как тогда, когда пропал только один Джонни.
— Должен признать, я был ужасно рад компании мадемуазель, ну а кто не был бы рад на моем месте? — балагурил Шарпантье, не спуская с меня глаз. Тон его явно смягчился, когда он обратился к Алисе.
В его взгляде читалась не только галантность, но и что-то иное, скорее всего, нежность. И это обстоятельство разрушило все мои тщательно выстроенные теории о треугольнике, включающем старого Стоктона и Шарпантье, превратив их в груду камней. Каким я был глупцом! Да захочет ли любой молодой человек взглянуть второй раз на Франсес Стоктон в доме, в котором жила Алиса? Разве я сам не почувствовал гипнотическое притяжение к ней в первую же минуту, когда ее увидел? Шарпантье не назовешь непривлекательным мужчиной, к тому же он, как мне сказали, был внуком старого друга семьи. Несомненно, старик Стоктон с супругой вряд ли будут возражать против такого брака для Алисы. Насколько я понимал теперь, он был ее официальным поклонником.
Если размышлять логично, то у меня не было оснований для ревности. У меня самого не было никаких притязаний на Алису, и я не располагал свидетельствами о том, что он ее любит, за исключением, пожалуй, вот этого случайного единственного взгляда. Но, судя по всему, логика покидала мой рассудок.
Подогреваемый абсолютно безосновательной ревностью, я в своем воображении довольно быстро разработал возможную ситуацию, хотя все ее подробности оставались догадками чистой воды. Можно ли совместить все это с ноткой личного интереса, прозвучавшей в голосе Шарпантье, когда он говорил о своем «сожалении» в отношении Франсес Стоктон? Может, Шарпантье встретил Франсес на несколько недель или месяцев раньше, чем Алису? В таком случае он мог просто флиртовать с Франсес, чувствуя, как ею пренебрегает, явно недооценивая, ее супруг, а когда встретил Алису, то без памяти влюбился в более молодую и красивую женщину. Это — достаточно опасная ситуация, и она вполне может объяснить царящую в доме напряженность: треугольник, включающий двух женщин и Шарпантье, а старый Стоктон обретается где-то вдали, как дополнительный загадочный фактор. Фактически получается не треугольник, а четырехугольник. Но такое в жизни случается. Я знал об одном отвратительном случае, когда мужчина женился на дочери замужней женщины средних лет, которая была его любовницей все те годы, когда ее дочь подрастала.
Нужно ли говорить, что такая идея казалась мне тошнотворной, если только ее ассоциировать с Алисой Стоктон. Мне никогда бы и в голову не пришло связывать что-либо недостойное с ней или членами ее семьи — даже с Шарпантье, который все же, против моей воли, мне нравился. А необычное поведение Джонни и признаки подспудного зла в этом доме я ощущал столь же остро, как и лорд Несс.
Все это пронеслось у меня в мозгу за несколько секунд, цепочка, сбиваемых, словно масло, невольных спекуляций, словно нагретый до высокой температуры пар, вырвавшийся из грубых подсознательных его слоев. Но, вероятно, им все же удалось раствориться в сознательном, так как я мыслил вполне рационально: давала ли моя новая теория ответ на загадку Джонни? Алиса сама признала, что она следующая наследница состояния Стоктонов, — она таким образом единственный человек, способный получить какую-то выгоду, случись с Джонни что-то непредвиденное. Но если Шарпантье имеет на нее виды, то, вероятно, и он мог что-то получить в результате устранения Джонни? В таком случае У него появился бы неплохой шанс жениться на наследнице или, по крайней мере, на девушке, располагающей вполне реальной перспективой на получение солидного наследства, а такое никогда не было слишком чуждым для французов.
Я готов был поставить на карту собственную жизнь, так как, по моему искреннему убеждению, Алиса не способна Преследовать этого мальчика ради получения наследства. Но что мне известно о самом Шарпантье, о его истинном характере? Впрочем, я сам знал о себе очень мало, так как всегда предполагал, что не способен к ревности… Чтобы устранить, вовсе не обязательно брать Джонни в заложники или убить его. Достаточно заставить его стать чужим в собственной семье. Достаточно представить его неисправимым невротиком, неспособным вступить в наследство. А это, по сути дела, уже достигнуто. Стоктон, несомненно, начинал думать о Джонни как о человеке неуравновешенном, тем более что мальчик не был его сыном, а лишь племянником, и по степени родства никак не был ближе самой Алисы. Шарпантье утверждал, что большая часть состояния Стоктонов складывалась из гонораров Франсес за книги, написанные ею под псевдонимом Марджори Блисс, — но у меня, кроме слов самого Шарпантье, никаких доказательств тому не было. Может быть, он намеренно вводил меня в заблуждение. Являясь учителем и воспитателем мальчика, Шарпантье имел немало возможностей воздействовать на его сознание, оказывать влияние на его чувства. И ведь Шарпантье сам привез в дом книгу по особой философии Уго Блейна, книгу, которая, несомненно, оказала сильное воздействие на Джонни и стала источником, питающим его цинизм и нигилизм.
