Жюль Мари - Выстрел (сборник)
Сюзанна пристально посмотрела на брата, пытаясь проникнуть в его мысли и понять смысл необычной просьбы. Выдержав этот взгляд, Франсуа проговорил:
— Так надо.
— А если я не соглашусь?
— Ты не можешь поступить так жестоко, ведь я прошу тебя.
— У тебя должна быть на это веская причина.
— И она есть.
— В таком случае я имею право ее знать.
— Конечно, имеешь, но не теперь… Дай мне немного времени на раздумья…
— Разве ты не доверяешь мне?
— Не настаивай, Сюзанна, — продолжал увещевать молодой человек, обеспокоенный нерешительностью сестры. — Просто сделай так, как я прошу…
— Но что, если я люблю другого?
— Кого же?
— Разве я не могу кого-нибудь полюбить?
— Это было бы большим несчастьем.
— Нет, если отец одобрит мой выбор…
— Это обернется большим несчастьем, повторяю тебе, — резко перебил девушку Франсуа, — потому что тебе, к сожалению, придется забыть этого человека…
— Я не понимаю тебя.
— Я не могу сейчас объяснить тебе всего. Дампьер скоро придет. Он человек честный и не скажет тебе ничего такого, чего не стоило бы слушать. Он любит тебя, так дай же ему надежду.
— Исполнить твою просьбу значит совершить чудовищную жестокость. Извини, Франсуа, но я не могу этого сделать.
— Послушай, — не унимался юноша, — вон идет отец, и я вынужден тебя оставить. Но помни: никому ни слова о нашем разговоре!
— Это я тебе обещаю.
— Когда ты останешься с судебным следователем наедине, подумай о том, что я тебе сказал. Подумай о том, что, вытягивая из меня объяснение, ты вынуждаешь меня посеять страх в твоей душе. Дело касается чести нашего отца и твоей чести, милая Сюзанна… Речь идет и о моей жизни, — прибавил он тихо, когда генерал был уже совсем близко.
— Что это с тобой? — добродушно поинтересовался господин Горме, заметив, что Сюзанна вся трепещет. — И что это Франсуа так быстро убежал?
Девушка, набравшись мужества, ответила:
— Он меня отчитывал.
— Позвольте поинтересоваться, мадемуазель, за что же? Или вы совершили какой-нибудь серьезный проступок?
— Да, — проговорила она с улыбкой, меж тем как ее растерзанное сердце билось так сильно, что корсаж вздымался.
— Могу я узнать, в чем же он заключался, и должен ли я рассердиться?
— Франсуа упрекал меня за то, что меня слишком долго не было в гостиной, и советовал лучше исполнять обязанности хозяйки дома.
Девушка взяла отца под руку, и они молча прошлись по комнате. К счастью, старик, занятый мыслями о предстоящем разговоре, не приметил бледности Сюзанны. Решившись наконец, он сообщил дочери о том, что читателям уже известно, — о чувствах Дампьера и о том, что произошло между ним и судебным следователем. Когда генерал закончил свою речь, Сюзанна сказала:
— Что ж, мое уважение к господину Дампьеру столь велико, что я не боюсь вступить с ним в такие щекотливые объяснения.
Как раз в эту минуту к ним подошел судебный следователь, уже давно разыскивавший их. Между ним и Сюзанной возникло некоторое замешательство, но девушка совладала с собой первая и уверенно начала разговор:
— Папа предупредил меня обо всем, месье Дампьер. Я намерена ответить вам с той откровенностью, которой заслуживает ваше предложение.
Генерал оставил их одних в углу гостиной. Все танцевали, и лишь изредка кто-нибудь, проходя мимо, бросал на них равнодушный взгляд.
Дампьер помнил слова генерала. Молодой человек ждал объяснения, от которого могло разорваться его сердце, и теперь, увидев так близко восхитительное лицо Сюзанны, ее голубые глаза, кротко смотревшие на него, он почувствовал сумасбродное желание убежать. Дампьер предпочел бы не видеть ее никогда, чем услышать от нее беспощадное: «Я вас не люблю». В то же время он понимал всю важность этой минуты и не мог не заметить всей прелести, нежности, благородства этой хорошенькой девушки, которая будто опасалась опечалить его и привести в отчаяние.
Молчание, длившееся несколько секунд, не казалось тягостным, однако волнение Сюзанны и Дампьера было очевидным, и их сердца учащенно бились. Но, если бы эта пауза затянулась, она вызвала бы неловкость. Дампьер поспешил заговорить:
— Мое положение очень непростое. Генерал, должно быть, сообщил вам о предложении, которое я намерен сделать. Я ищу вашей руки и чести дать вам мое имя…
— Да, папа сказал мне об этом, месье Дампьер…
— Генерал не подарил мне никакой надежды, предупредив о том, что я, может быть, заслужил ваше уважение, но никак не чувство более горячее. Ваш отец хотел избавить меня от жестоких страданий и поспособствовал нашему объяснению.
— Простите ему это. Он говорил с вами резко, но чистосердечно, как и подобает военным. Если вы желаете, я выскажусь откровенно…
— Говорите…
— До сих пор я никого не любила, — продолжала Сюзанна с нерешительностью в голосе. — Я даже не думала, что когда-нибудь испытаю это чувство… Что кто-нибудь, кроме моего отца или брата, будет любить меня. Я была так легкомысленна и беспечна, что не приметила чувства, которое внушила вам…
Тут она остановилась и побледнела: последние слова брата все еще звучали в ее ушах.
— Если вы меня любите, месье Дампьер, — сказала она, краснея и боясь уязвить мужское сердце, — то, может быть, простите, если мои слова вас огорчили…
— Следует ли мне отказаться от всякой надежды? Теперь, когда вам известны мои намерения, должен ли я продолжать искать вашего присутствия в тех домах, где мы можем встречаться? Или, напротив, мне стоит избегать вас?
— Зачем же?
— Затем, что мое присутствие может стать если не тягостным для вас, то по крайней мере обременительным…
— Нет, не изменяйте ваших привычек.
— Это надежда?
— По крайней мере не отказ, — произнесла она, силясь улыбнуться.
На этом их разговор закончился, и Сюзанна, печальная и задумчивая, покинула следователя, желая теперь выслушать объяснения брата. Случай скоро представился. После вальса она подошла к Франсуа и взяла его под руку. Молодой человек замешкался. Казалось, теперь он желал избежать разговора с сестрой.
— Я говорила с Дампьером, — сказала девушка.
— Ну и что же?
— Он признался, что любит меня.
— Что ты ему ответила?
— Что я не люблю никого, но позволяю ему надеяться. Ты ведь этого хотел?
— Да.
— Теперь я имею право узнать причину.
— Я тебе уже сказал.
— Нет, мне этого недостаточно. Ты дал мне понять, что дело касается твоей жизни и чести нашей семьи.
— Это правда.
