Рекс Стаут - Черная гора
— Да, сэр.
— Хорошо. Пойди и заведи машину.
Парень вышел. Я вынул югославскую валюту. Билич объяснил, что выехать из деревни можно только по дороге, которая проходят сзади дома, потому что по улице нельзя проехать из-за грязи, и провел нас через дом к задней двери. Если у него имелись другие члены семьи, кроме Жубе, они остались вне нашего поля зрения. За домом был красивый газон с цветочными клумбами. Узкая дорожка привела нас к каменному строению, из него выехал автомобиль, за рулем которого сидел Жубе. Я застыл в изумлении. Это был «форд»-седан выпуска 1953 г. Потом я вспомнил, что рассказывал мне Вулф про Югославию — Америка перевела ей через Всемирный банк около пятидесяти восьми миллионов зеленых. Меня в какой-то степени заинтересовало, как это Биличу удалось получить машину в собственное распоряжение, потому что я тоже плачу налоги, но я решил отложить этот вопрос на потом. Когда мы сели в машину, Вулф попросил Билича сообщить сыну, что за поездку будет заплачено две тысячи динаров.
Дорога на Титоград шла через долину и вверх по реке Мораче и была ровной почти на всем протяжении, но у нас ушло больше часа, чтобы проехать двадцать три километра — четырнадцать миль. Сначала я уселся с Вулфом на заднее сиденье, но после того как машина ухнула в парочку выбоин, передвинулся вперед к Жубе. На ровных участках пути Вулф рассказывал о Титограде, но, учитывая, что Жубе мог немного знать английский, ему приходилось изображать Тоне Стара, который беседует с сыном, родившимся в Америке. В свою бытность Подгорикой город являлся торговой столицей Черногории. Был переименован в Титоград в 1950 г. Население — около двенадцати тысяч человек. В городе был старый турецкий мост через Морачу. Река отделяла старый турецкий город, в котором тридцать лет назад жили албанцы, а, может быть, живут и поныне, от нового черногорского, который построили во второй половине девятнадцатого века.
Глядя на профиль Жубе, я силился понять, знает ли он английский лучше, чем я сербо-хорватский, но не мог прийти ни к какому выводу.
Торговая столица Черногории явно пребывала в упадке. Я не ожидал, что городок с двенадцатью тысячами жителей представляет собой одно из чудес свеча, да и Вулф предупреждал меня, что при коммунистах Черногория пришла в упадок; с другой стороны, они же сами переименовали его в Титоград, а разве не был Тито человеком номер один? Поэтому я чувствовал себя обманутым, когда мы болтались и подпрыгивали на ухабах мостовой, проезжая между двумя рядами старых серых двухэтажных домов, у которых даже не было соломенных крыш, чтобы оттенять их цвет. Я решил, что если я когда-нибудь стану диктатором, то сначала приведу город в порядок, расширю улицы, покрашу дома, а затем уже переименую его в Гудвинград. Только я принял это решение, как машина подкатила к тротуару и остановилась у каменного здания, на вид побольше и почище тех, мимо которых мы проезжали.
Вулф что-то сказал сквозь зубы. Жубе повернулся к нему и произнес небольшую речь. Хотя слова воспринимались мной как шум, но тон и выражение мне не понравились, и я сунул руку в куртку, чтобы ощутить пальцами спусковой крючок «марли».
— Не волнуйся, Алекс, — заверил меня Вулф, — ты знаешь, я просил его подвезти нас к северной части площади, но он рассудил иначе. Он утверждает, что приезжающие в город должны предъявить бумаги для проверки, поэтому он привез нас сюда — в местное управление национальной полиции. Возьмешь рюкзаки?
Он открыл дверь и вылез. Поскольку единственными бумагами, которые имелись у нас, были доллары и динары, у меня возникло подозрение, что состояние ног отразилось на его центральной нервной системе и парализовало мозги, но я был бессилен. Я даже не мог остановить прохожего и спросить дорогу в ближайшую больницу, и никогда в жизни не чувствовал я себя таким глупым и никчемным, как сейчас, когда с рюкзаком на каждой руке, двигался за Жубе и Вулфом к входу в это каменное здание. Войдя внутрь, Жубе повел нас по грязному и темному коридору. Мы поднялись по ступенькам на следующий этаж и вошли в комнату, где два человека сидели на стульях за конторкой. Они приветствовали его, назвав по имени, но явно без особой радости.
— Вот двое приезжих, — сказал Жубе, — которые хотят предъявить документы. Я только что привез их из Риски. Не знаю, как они туда попали. Большой толстяк говорит, что его зовут Тоне Стара, а другой — его сын Алекс.
— В некотором смысле, — возразил Вулф, — это заявление не соответствует действительности. Мы не хотим предъявить документы, и по определенной причине. У нас их нет.
— Ага! — радостно воскликнул Жубе.
— Самые обычные документы, ничего особенного. Вы же не можете жить без документов, — рассудительно заметил один из мужчин.
— У нас их нет.
— Не верю. Тогда где они?
— Это дело не для клерков, — заявил Жубе. — Доложите Госпо Стритару, и я отведу их к нему.
То ли им не понравилось, что Жубе назвал их клерками, то ли не по годам наглый юнец им вообще не нравился, а, может, сыграли роль оба фактора. Они злобно посмотрели на него, что-то проворчали, и один из них исчез за внутренней дверью, прикрыв ее за собой. Вскоре он вынырнул снова и придержал открытую дверь. У меня не было впечатления, что Жубе тоже приглашали, но он все-таки вошел, замыкая тыл.
Комната была большой, но такой же темной. Создавалось впечатление, что стекла в высоком узком окне мыли в тот день, когда город был переименован в Титоград, то есть четыре года назад. Один из двух больших столов был пуст, за другим сидел широкоплечий нестриженый детина с впалыми щеками. Он о чем-то совещался с личностью, сидевшей на стуле у края стола — помоложе и пострашней, с плоским носом, и лбом, скошенным прямо над бровями под острым углом. Бросив быстрый взгляд на меня и Вулфа, детина уставился на Жубе без малейших признаков сердечности.
— Где ты их взял? — спросил он.
— Они появились в доме моего отца неизвестно откуда и попросили, чтобы их отвезли в Подгорику. Большой толстяк так и сказал — Подгорика. И добавил, что заплатит две тысячи динаров или шесть американских долларов. Он знал, что у нас есть машина и телефон. Когда ему отказали, он предложил моему отцу позвонить в Министерство внутренних дел, в комнату девятнадцать, и спросить, должен ли он сотрудничать с человеком по имени Тоне Стара. Мой отец решил, что звонить не обязательно, и приказал мне отвезти их с Титоград. По дороге они разговаривали на иностранном языке, которого я не знаю, но думаю, что на английском. Большой толстяк просил отвезти их к северному концу площади, но я привез их сюда, и теперь вижу что был прав. Они утверждают, что у них нет документов. Интересно послушать их объяснения.
