Рекс Стаут - Прочитавшему — смерть
— Позвони мисс Трой и пригласи её пообедать.
Я и ухом не повёл.
— Понимаю и сочувствую, — сказал я, — но выполнить не могу, не обессудьте. Вы отчаялись, а потому мечетесь. Я мог бы представить целый ворох убедительных возражений, но выскажу всего два: во-первых, уже почти час, следовательно, я никак не успею, а во-вторых, мне просто не хочется. Понимаете, в некоторых делах я смыслю больше вашего, особенно в том, как вытягивать нужные нам сведения из женщин. Поверьте мне, трудно придумать большую нелепость, нежели заставить меня пригласить перезрелую с прыщеватой физиономией племянницу адвоката перехватить на ходу кусок в переполненной забегаловке в центре Манхэттена, тем более, что сейчас она наверняка уже сидит в баре у фонтана и уписывает пломбир с кленовым сиропом и орешками…
Вульфа передёрнуло.
— Прошу прощения, если огорчил вас, но пломбир с кленовым сиропом и орешками…
— Заткнись! — прорычал Вульф.
Тем не менее, я отдавал себе отчёт, что все нити в моих руках. Верно, Сол, Фред и Орри уже собирали сведения, но от Джоан Уэлман они были ещё дальше, чем я. Если хоть у одной из тех десяти, с которыми я познакомился, или из тех шести, кого я ещё не имел чести лицезреть, имелся в заначке один-единственный, даже самый пустячный фактик, благодаря которому Ниро Вульф принялся бы поочередно выпячивать и втягивать губы, то выудить эту информацию предстояло только мне, и если я не хотел проковыряться до Рождества, до которого оставалось всего девять месяцев, то следовало поторапливаться.
Вернувшись после обеда в кабинет, Вульф устроился в своём кресле за столом и погрузился в томик поэзии Оскара Хаммерштейна, выкинув из головы все мысли об убийстве, а я бесцельно слонялся взад-вперёд, пытаясь придумать, что бы предпринять, когда зазвонил телефон, и я поспешил снять трубку.
Женский голос известил меня:
— Мистер Корриган желает переговорить с мистером Вульфом. Соедините меня с мистером Вульфом, пожалуйста.
Я скорчил гримасу.
— Как вы добрались домой, миссис Адамс? Без приключений?
— Да.
— Замечательно. Мистер Вульф сейчас занят, читает томик стихов. Соедините меня с Корриганом.
— Право, мистер Гудвин…
— Вы меня не переубедите, и к тому же позвонили вы, а не я. Соедините меня с ним. — Я прикрыл трубку ладонью и шепнул Вульфу: — Мистер Джеймс А. Корриган, старший компаньон.
Вульф отложил книгу в сторону и потянулся к телефону, стоявшему у него на столе. Я оставался на проводе, как было всегда, кроме тех случаев, когда Вульф жестом указывал, чтобы я положил трубку.
— Ниро Вульф слушает.
— Это Джим Корриган. Я хотел бы поговорить с вами.
— Пожалуйста.
— Не по телефону, мистер Вульф. Лучше бы нам встретиться, да и кое-кто из моих коллег хотел бы поприсутствовать. Вы не могли бы приехать к нам в контору, скажем, в половине шестого? Один из моих коллег сейчас в суде.
— Я никогда не езжу по конторам, мистер Корриган. Я принимаю людей в своём собственном кабинете. В половине шестого я буду занят, но в шесть могу вас принять, если желаете.
— Хорошо, в шесть, но всё же лучше бы встретится у нас. Нас будет четверо или даже пятеро. В шесть в нашей конторе?
— Нет, сэр. Если встреча состоится, то только здесь.
— Подождите минутку.
Прошло больше трёх минут. Наконец, трубка снова ожила:
— Извините, что заставил вас ждать. Все в порядке, мы будем у вас к шести или чуть позже.
Вульф повесил трубку, и я последовал его примеру.
— Что ж, — заметил я, — по меньшей мере, мы потревожили пчелиный улей. Впервые за десять дней хоть кто-то затрепыхался.
Вульф взялся за книгу.
11
Никогда прежде в нашей конторе не собирались столь мощные юридические силы. Сразу четверо практикующих адвокатов и один — лишённый практики.
Джеймс А. Корриган (секретарша — Шарлотта Адамс) был примерно одних лет со своей секретаршей, а то и чуть помоложе. У него была нижняя челюсть боксера-профессионала, сложение — как у ушедшего на пенсию жокея, а в глазах такой голодный блеск, какой мне доводилось видеть не у бродячего пса, которого дразнят костью, а скорее у кошки при виде канарейки.
Эммет Фелпс (секретарша — Сью Дондеро) оказался для меня полной неожиданностью. По словам Сью, в конторе он считался ходячей энциклопедией и мог наизусть процитировать любой прецедент или подробности забытого судебного процесса, не заглядывая в справочники. На вид ему было немного за пятьдесят, ростом за шесть футов, широкоплечий, с длинными руками, он выглядел бы очень браво в генеральском или адмиральском мундире.
Луис Кастин (секретарша — Элинор Грубер) был самым молодым в этой компании, примерно моих лет. Тут уж никакого голодного блеска, напротив, в его тёмных глазах застыло сонное выражение, должно быть, маска, благо Сью рассказала мне, что именно он выступает в суде, где за ним утвердилась репутация бойца, и именно ему контора доверяет самые трудные дела, с тех пор как О′Мэлли отлучили от практики. Он не следил за осанкой, и потому казался ниже, чем был на самом деле.
Фредерик Бриггс, он же дядя Фред Хелен Трой, был седой как лунь, с удлиненным костлявым лицом. Если у него и была секретарша, то я её не знаю. Привычка дяди Фреда придурковато моргать, глядя на собеседника, вызвала у меня недоумение по поводу того, что на седьмом (а может, на восьмом) десятке лет его сделали компаньоном; с другой стороны, кто их знает в юридических фирмах, может, у них так заведено. Лично я не доверил бы ему даже менять промокательную бумагу на пресс-папье.
Конрой О′Мэлли, который был старшим компаньоном и чудодеем защиты в суде, пока его не вышибли из адвокатуры за подкуп присяжного, выглядел, как и следовало ожидать, словно в воду опущенным, а горькая складка у рта, казалось, так и останется у него на всю жизнь. А вот если убрать эту складку и подтянуть отвислые щеки, да добавить блеска в глазах, то совсем нетрудно представить, что он способен покорить судебный зал, но в нынешнем его состоянии он, пожалуй, не покорил бы и самого себя в телефонной будке.
Красное кожаное кресло я предоставил Корригану, старшему компаньону, а остальных рассадил полукругом лицом к Вульфу. Как правило, когда у нас посетители, я достаю ручку и блокнот только по сигналу Вульфа, нынче же днём я приготовился заранее, поскольку закон не запрещал мне экспериментировать, поэтому стоило Корригану раскрыть рот, как я тут же начал стенографировать. Реакция последовала мгновенно и единодушно. Все они хором затявкали, преисполненные негодованием и возмущением. Я прикинулся удивленным.