Чарльз Сноу - Смерть под парусом
Кристофера посетили те же мысли.
— Помните, — спросил он, — как мы сидели на террасе виллы в Сан-Пеллегрино? И вечера, когда все казалось таким чудесным.
— Конечно, — живо откликнулся Филипп. — Обычно мы смотрели на огни на побережье Сицилии. Самые прекрасные вечера, которые я только могу вспомнить. — Он улыбнулся. — Жаль, что Тони там не было.
— Тогда я еще никого из вас не знала, — хриплым голосом сказала Тоня и повторила: — Никого. Я училась музыке в Ницце — милый приличный ребенок.
— Роджер пару раз проводил отпуск в Ницце. Ты с ним не встречалась? — спросила Эвис.
— Глупости, — довольно грубо возразила Тоня. — Не могла же я знать в Ницце всех.
Филипп поспешил сменить тему:
— А где был наш Финбоу три года назад?
— Мирно пил чай в своем доме в Гонконге, — улыбнулся тот.
Ничего не значащий разговор, прерываемый неловким молчанием, продолжался до тех пор, пока покрасневшее солнце не опустилось за камыши. Затем Эвис объявила, что замерзла, и мы переместились в полутемную гостиную. В окна заглядывало расцвеченное всевозможными красками — от желтой до ярко-синей — небо; глаза Тони, в которых отражался свет, горели, как у кошки. Все молчали. Казалось, будто темная и тихая комната, освещенная лучами заходящего солнца, сама имеет отношение к предательству и смерти.
Услышав громкие шаги миссис Тафтс, я испытал облегчение. Она остановилась в дверях, и ее расплывчатый силуэт казался белым.
— Ужин будет поздно, — недовольным тоном объявила экономка.
— Это не имеет никакого значения, — мгновенно откликнулся Кристофер.
— Имеет, — возразила миссис Тафтс. — Я не желаю, чтобы меня будили среди ночи.
— Разумеется, — сочувственно кивнул Финбоу.
— Я не могу зажечь лампы, — объяснила она.
— Помочь? Я разбираюсь в таких вещах, — предложил Уильям.
— Нет, — ответила миссис Тафтс и удалилась.
Ее уход сопровождался негромким смехом, но перспектива сидеть в темной комнате и ждать неизвестно сколько никак не улучшила наше настроение. Мы угрюмо молчали. Небо потемнело, и гостиная превратилась в скопление размытых теней странной формы.
Внезапно раздался голос Кристофера:
— Вчера в это же время мы сидели в каюте и слушали болтовню Роджера.
— А теперь, — очень тихо произнесла Эвис, — Роджер мертв.
Финбоу чиркнул спичкой, прикуривая сигарету, и крошечное пламя на мгновение осветило сидевших рядом с ним людей. Я успел разглядеть смуглое суровое лицо Кристофера, но тут же забыл о нем, испытав потрясение при виде Уильяма. Он сидел, уперев локоть в подлокотник кресла и обхватив подбородок ладонью; когда свет упал на его лицо, я заметил, что его верхняя губа приподнята, обнажая белые зубы. Вне всякого сомнения, это была жестокая, торжествующая улыбка. Не успела спичка погаснуть, как улыбка исчезла с лица Уильяма, не оставив следа, и он снова стал самим собой — задумчивым, непреклонным и сильным. Финбоу осторожно закурил и задул спичку.
Глава 7
Почему пятеро приятных людей ненавидят Роджера?
Когда мы собрались за маленьким круглым столом и приступили к ужину, меня уже одолевали сомнения: не померещилось ли мне то, что я видел в темноте? Напротив меня Уильям спокойно отвечал на какое-то замечание Филиппа. Белый свет яркой парафиновой лампы в центре стола освещал его мужественное умное лицо, и я пытался убедить себя, что Уильям всегда выглядел именно так, что я не видел, как его лицо искажается мстительной улыбкой, и что это была всего лишь игра света и тени.
Долгое ожидание в темноте наложило отпечаток на всю компанию. Никто, кроме меня, не видел улыбки Уильяма — если она мне не померещилась! — но все слышали слова Эвис: «А теперь Роджер мертв», — которые разрушили наш негласный уговор не упоминать об убийстве. Расправляясь с ростбифом (стряпню миссис Тафтс отличала не оригинальность, а постоянство, и ужин был точной копией ленча с добавлением консервированного супа), Кристофер сказал:
— В этом убийстве меня больше всего удивляет одна вещь.
— Какая именно? — быстро спросил Уильям.
Все примолкли; мы были вынуждены слушать мнения других об убийстве, хотя предпочли бы вообще не касаться этой темы. Нечто вроде навязчивого желания прикусывать больной зуб.
— История с судовым журналом, — ответил Кристофер. — Наверное, он исчез не просто так, но какой смысл кому-то его брать?
— А что в нем было? — небрежно спросил Финбоу.
— Всего лишь описание прошедшего дня, приправленное неудачными шутками: Роджер воображал себя юмористом. — Лицо Кристофера помрачнело. — Бедняга.
— Должно быть, Роджер написал нечто такое, что убийца хотел скрыть от остальных. Прямая улика, — оживленно подхватил Уильям.
— Эта гипотеза не объясняет исчезновение вымпела, — возразила Тоня. — Почему пропал и вымпел?
— Теряюсь в догадках, — признался Уильям.
— Думаю, — предположил Кристофер, — его бросили за борт просто так. Наверное, убийца имел вескую причину избавиться от судового журнала, и поэтому выбросил его, а потом отправил вслед за журналом и вымпел, полагая, что все начнут искать связь между двумя пропавшими предметами. Вот одно из возможных объяснений.
— Гениально, — сказал Уильям.
Я слушал спор, завороженный горькой иронией ситуации. Один из нас точно знал, почему пропали судовой журнал и вымпел! Одному из сидящих за столом была известна разгадка! Тем не менее в комнате царила мирная, домашняя атмосфера, словно мы просто собрались здесь, чтобы вместе провести выходные. Я торопливо огляделся. Уильям подчеркивал свое согласие с выводом Кристофера, потягивая пиво; Кристофер доедал последний кусок говядины; Эвис отодвинула тарелку и крошила пальцами хлеб; Филипп смешивал пиво с сидром, собираясь угостить Тоню шенди, а она с интересом наблюдала за ним. Наши с Финбоу взгляды встретились. Интересно, подумал я, что он извлек из только что закончившейся дискуссии? В глубине комнаты стояла миссис Тафтс, суровая и нетерпеливая, ожидая, когда можно будет унести мясо.
До конца трапезы разговор вертелся вокруг книг.
Миссис Тафтс начала убирать сыр. Вдруг Эвис задрожала.
— Я ужасно замерзла.
— Что-то случилось? — с тревогой спросил Кристофер. — Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет, все в порядке. Просто замерзла. Миссис Тафтс, можно нам с мисс Гилмор разжечь камин у нас в спальне?
— Камин? — с негодованием повторила экономка. — В это время года?
Бледное, печальное лицо Эвис вдруг стало жестким.
