Агата Кристи - Почему же не Эванс?
— Я вас не понимаю.
— Разумеется, не понимаете. Вы были без сознания. Но юный Риивз, посыльный, ехал на велосипеде из Стейверли, и его не обгоняла ни одна машина. Однако, когда он завернул за угол, он увидел разбитый автомобиль и автомобиль доктора, направленный в ту же сторону, куда ехал он сам, — в сторону Лондона. Вам понятно? Доктор ехал не со стороны Стейверли, значит, он приехал с другой стороны, спустился с холма. Но в таком случае его автомобиль должен бы быть развернут в сторону Стейверли. А он был развернут в сторону Лондона. Выходит, он где-то там развернулся.
— Может, он уже приехал из Стейверли — еще до катастрофы, — сказала Франки.
— В таком случае, когда вы спускались с холма, его автомобиль должен был бы быть там. Он был там?
Бледно-голубые глаза пристально смотрели на нее из-за толстых стекол.
— Не помню, — ответила Франки. — Думаю, что нет.
— Ты прямо как детектив, Джаспер, — сказала миссис Николсон. — И все из-за какого-то пустяка.
— Говорю же — меня интересуют мелочи, — сказал доктор Николсон.
Он повернулся к хозяйке дома, и Франки перевела дух.
Почему он так настойчиво ее расспрашивает? Откуда он узнал все эти подробности автомобильной катастрофы? «Меня интересуют мелочи», — сказал он. И только-то?
Франки вспомнился темно-синий «тальбот» с закрытым кузовом и еще одно — что Карстейрс был канадец. Похоже, доктор Николсон — зловещая фигура.
После обеда она его избегала и держалась поближе к мягкой и хрупкой миссис Николсон. Франки заметила, что та по-прежнему не отрывает глаз от мужа. Что же это, недоумевала Франки, любовь или страх?
Николсон все свое внимание направил на Сильвию, а где-то в половине одиннадцатого он обменялся взглядом с женой, и оба тотчас встали и откланялись.
— Ну, что скажете о нашем докторе Николсоне? — поинтересовался Роджер, когда они ушли. — Сильная личность, вы не находите?
— Скажу то же, что и Сильвия, — ответила Франки. — Как-то не очень он мне нравится. Она мне больше понравилась.
— Хорошенькая, но, пожалуй, дурочка, — сказал Роджер. — То ли боготворит его, то ли до смерти боится.., не разберешь.
— Вот я тоже хотела бы это понять, — согласилась Франки.
— Я его не люблю, — сказала Сильвия, — но, должна признать, в нем чувствуется огромная.., огромная сила. Ему, по-видимому, действительно удается излечивать людей, пристрастившихся к наркотикам. Тех, кого родные уже отчаялись спасти. И они идут к нему в последней надежде и выходят совершенно здоровыми.
— Да! — воскликнул вдруг Генри Бассингтон-Ффренч. — Но вы знаете, что там происходит? Знаете, какие они испытывают физические страдания и душевные муки? Человек привык к наркотику, а ему его не дают.., не дают.., и, не получая его, человек беснуется, бьется головой о стену. Вот что он творит, этот ваш доктор, «сильная личность», он мучит.., мучит людей.., заставляет их терпеть адские муки, сводит с ума…
Генри весь дрожал. Затем вдруг повернулся и вышел из комнаты.
У Сильвии Бассингтон-Ффренч было испуганное лицо.
— Что такое с Генри? — озадаченно спросила она. — Он как будто очень расстроен.
Франки и Роджер не смели друг на друга взглянуть.
— Он весь вечер неважно выглядел, — рискнула сказать Франки.
— Да. Я заметила. Последнее время у него очень неровное настроение. Жаль, что он бросил верховую езду. Ох, кстати, доктор Николсон пригласил на завтра Томми, но я не хочу, чтобы он там часто бывал.., среди всех этих нервнобольных и наркоманов.
— Не думаю, что доктор позволит Томми общаться с ними, — сказал Роджер. — Он, кажется, очень любит детей.
— Да, по-моему, он очень переживает, что у них их нет. И она, наверно, тоже. Она кажется такой печальной.., и такой хрупкой.
— Она похожа на скорбящую мадонну, — сказала Франки.
— Да, это очень точно сказано.
— Раз доктор Николсон так любит детей, он, наверно, был у вас на детском празднике? — как бы вскользь спросила Франки.
— К сожалению, он тогда как раз уехал на день-два. Ему, кажется, пришлось отправиться в Лондон на какую-то конференцию.
— Понятно.
Все пошли спать. Прежде чем лечь. Франки написала Бобби.
Глава 15
Открытие
Бобби все это время томился. Вынужденное бездействие очень его раздражало. Ему противно было тихо отсиживаться в Лондоне.
Ему позвонил доктор Арбетнот и коротко, в двух-трех фразах, сообщил, что все прошло хорошо. Несколько дней спустя Бобби получил письмо от Франки, доставленное ее горничной, — оно было отправлено на адрес лондонского дома лорда Марчингтона.
С тех пор вестей от Франки не было.
— Тебе письмо! — крикнул ему Бэджер. Бобби взволнованно подошел к нему, но, оказалось, конверт надписан рукой его отца и отправлен из Марчболта.
Однако в тот же миг он заметил складную фигурку в черном — к нему шла горничная Франки. Через пять минут он уже распечатывал врученное ею письмо.
«Дорогой Бобби, думаю, тебе уже пора появиться. Я заранее предупредила домашних, чтобы по первой же твоей просьбе тебе дали „бентли“. Купи ливрею шофера — у наших шоферов она всегда темно-зеленая. Запиши ее на счет отца в „Хэрродсе“. Мелочами лучше не пренебрегать. Постарайся, чтобы усы были в лучшем виде. Они невероятно меняют любое лицо.
Приезжай и спроси меня. Привези мне какую-нибудь «записочку» от отца. Доложишь мне, что теперь автомобиль опять в полном порядке. Здешний гараж рассчитан всего на две машины, а так как в нем сейчас стоит хозяйский «даймлер» и двухместный автомобиль Роджера Бассингтон-Ффренча, места там, к счастью, нет, и ты остановишься в Стейверли.
Когда будешь там, разузнай о здешней жизни все, что сможешь.., особенно о некоем докторе Николсоне, у которого здесь лечебница для наркоманов. С ним связано несколько подозрительных обстоятельств — у него темно-синий «тальбот» с закрытым кузовом, он уезжал из дому шестнадцатого, когда тебе в пиво подсыпали морфий, и еще же он слишком интересовался подробностями моей автомобильной катастрофы.
Мне кажется, я установила личность покойного!!!
Аu revoir, мой коллега-сыщик.
Привет от сумевшей так удачно получить сотрясение мозга.
Франки.
Р.S. Это письмо я отправлю сама».
Настроение у Бобби резко поднялось.
Сбросив комбинезон и объявив Бэджеру о своем немедленном отъезде, он собрался уже выходить, но тут вспомнил, что не прочел еще письмо отца. Он вскрыл конверт без особой радости, ибо викарий писал не столько по желанию, сколько по обязанности, и все его письма были пропитаны духом христианского долготерпения, что приводило Бобби в глубочайшее уныние. Викарий добросовестно сообщал обо всех марчболтских новостях, рассказывал о своих неприятностях с органистом и сетовал на не подобающую христианину дерзость одного из церковных старост[30]. Поведал он и о необходимости заново переплести псалтыри. Викарий также очень надеялся, что Бобби упорно трудится и старается преуспеть, и оставался его всегда любящим отцом.
