Агата Кристи - Человек в коричневом костюме
Я увидел, что Пейджет нисколько не разубежден.
— Прошлой ночью что-то происходило, сэр Юстас, — настаивал он, — иначе зачем Рейберну надо было так грубо набрасываться на меня?
— Вы совершенно уверены, что это был Рейберн?
Кажется, Пейджет абсолютно убежден. Здесь единственное место в его рассказе, в котором он не напустил туману.
— Во всем этом есть что-то очень странное, — сказал он. — Прежде всего, где Рейберн?
Действительно, после того как мы сошли на берег, мы его не видели. Он не приехал с нами в гостиницу. Тем не менее я отказываюсь верить, что он боится Пейджета.
Однако сложившаяся ситуация очень неприятна. Один из моих секретарей исчез, а другой похож на пользующегося дурной славой боксера-профессионала. В его нынешнем состоянии я не могу взять его с собой. Я стану посмешищем всего Кейптауна. Сегодня позднее у меня назначена встреча, на которой я должен передать billet-doux[9] старика Милрея, но Пейджета я не возьму с собой. К черту его вместе с его крадущимися незнакомцами.
В общем, я совершенно не в себе. Я отвратительно позавтракал с противными людьми. Голландским официанткам с толстыми лодыжками понадобилось целых полчаса, чтобы принести мне кусок скверной рыбы. И меня очень утомил этот фарс с вставанием в 5 утра по прибытии в порт, и все для того, чтобы увидеть чертова доктора и подержать руки над головой.
Позднее
Случилось нечто очень серьезное. Я отправился на свидание с премьер-министром, взяв запечатанное послание Милрея. Было непохоже, чтобы его кто-нибудь трогал, однако внутри оказался лишь чистый лист бумаги!
Теперь я оказался в крайне неприятном положении. Не могу понять, зачем я дал этому блеющему старому дураку Милрею вовлечь меня в его дела.
Известно, что Пейджет — плохой утешитель. Он проявляет какое-то мрачное удовлетворение, которое доводит меня до бешенства. Кроме того, он воспользовался моим расстройством и навязал мне чемодан с канцелярскими принадлежностями. Если он не остережется, то следующие похороны, на которых он будет присутствовать, будут его собственные.
Однако в конце концов пришлось прислушаться к нему.
— Предположим, сэр Юстас, что Рейберн подслушал несколько слов из вашего разговора с мистером Милреем на улице. Вспомните, вы ведь не получили от него письменной рекомендации. Вы приняли Рейберна за того, за кого он себя выдал.
— Значит, вы считаете Рейберна мошенником? — тихо спросил я.
Пейджет так и считал. Не знаю, насколько на его мнение подействовало чувство обиды за подбитый глаз. Он привел весьма убедительные доводы против Рейберна. Кроме того, и внешность последнего свидетельствовала не в его пользу. Я решил ничего не предпринимать. Человек, позволивший себя так одурачить, не жаждет раззвонить об этом.
Однако Пейджет, силы которого не ослабли из-за его недавних неприятностей, был всецело за принятие энергичных мер. Он, конечно, настоял на своем. Он поспешил в полицейский участок, разослал бесчисленное множество телеграмм и наприглашал толпу английских и голландских чиновников пить виски с содовой за мой счет.
В тот же вечер мы получили ответ от Милрея. Он ничего не знал о моем бывшем секретаре! Из всей ситуации я смог извлечь только одно утешение.
— По крайней мере, — сказал я Пейджету, — вы не были отравлены. У вас был один из ваших обычных приступов холецистита.
Я увидел, как он поморщился. Это была моя единственная удача.
Позднее
Пейджет в своей стихии. Он просто фонтанирует блестящими идеями. Теперь он утверждает, что Рейберн — не кто иной, как знаменитый «человек в коричневом костюме». Полагаю, он прав. Он обычно прав. Однако все это становится неприятным. Чем скорее я отправлюсь в Родезию, тем лучше. Я объяснил Пейджету, что ему не придется меня сопровождать.
«Понимаете, мой дорогой, — сказал я, — вы должны остаться здесь. Вы можете понадобиться в любую минуту, чтобы опознать Рейберна. А кроме того, я вынужден подумать о моем достоинстве как депутата английского парламента. Я не могу разъезжать с секретарем, который, по-видимому, недавно позволил себе участвовать в пошлой уличной драке.»
Пейджет поморщился. Он столь респектабелен, что его внешность доставляет ему массу огорчений.
— А что же вы будете делать с корреспонденцией и заметками для ваших речей, сэр Юстас?
— Я справлюсь, — сказал я беспечно.
— Ваш личный вагон будет прицеплен к одиннадцатичасовому поезду, который отправляется завтра утром, — продолжал Пейджет. — Я обо всем договорился. Миссис Блейр берет с собой служанку?
— Миссис Блейр? — я даже открыл рот от изумления.
— Она говорит, что вы предложили ей место в своем вагоне.
Так и было, теперь припоминаю. На костюмированном балу. Я даже настаивал на своем приглашении. Но я никогда не думал, что она его примет. Хоть миссис Блейр и очаровательна, я не уверен, что нуждаюсь в ее обществе на всем пути в Родезию и обратно. Женщины требуют к себе столько внимания. И иногда они страшно мешают.
— Я еще кого-нибудь приглашал? — нервно спросил я. Такие вещи делаются в порыве благодушия.
— Миссис Блейр, кажется, полагает, что вы пригласили также полковника Рейса.
Я зарычал.
— Должно быть, я был сильно пьян, если позвал Рейса. Действительно сильно пьян. Послушайтесь моего совета, Пейджет, и пусть подбитый глаз послужит вам предостережением, больше не кутите.
— Вы знаете, сэр Юстас, что я трезвенник.
— Гораздо мудрее дать зарок воздержания от спиртных напитков, если у вас есть такая слабость. Больше я никого не приглашал, Пейджет?
— Насколько мне известно, нет, сэр Юстас. Я облегченно вздохнул.
— Еще мисс Беддингфелд, — задумчиво сказал я. — Кажется, она хочет поехать в Родезию, чтобы искать кости. У меня есть неплохая мысль — предложить ей временную работу секретаря. Она умеет печатать на машинке, я знаю, она сама мне сказала.
К моему удивлению, Пейджет яростно воспротивился. Ему не нравится Энн Беддингфелд. После «ночи подбитого глаза» он неизменно выражает крайнюю неприязнь при каждом упоминании ее имени. Теперь Пейджет полон таинственности.
Предложу девушке работу, просто чтобы досадить ему. Как я уже говорил, у нее очень красивые ножки.
Глава XVIII
Не думаю, что когда-нибудь забуду, как я впервые увидела Столовую гору. Я очень рано встала и вышла на воздух. Поднялась прямо на шлюпочную палубу, что, по-моему, является ужасным нарушением, но я решила рискнуть, воспользовавшись тем, что вокруг никого не было.
Мы как раз входили в Столовую бухту. Кудрявые белые облака нависали над Столовой горой, по склонам которой к самому морю спускался спящий город, позолоченный утренним солнцем.
От этой картины у меня перехватило дыхание и внутри появилось странное ощущение, которое иногда овладевает вами, когда вы встречаетесь с чем-то необыкновенно красивым. Я не очень умею выражать подобные чувства, но сразу поняла, что нашла, пусть очень ненадолго, то, что искала всегда, с тех пор, как покинула Литтл Хемпсли. Нечто новое, о чем я до настоящего времени даже не мечтала, нечто, утолившее мою страстную жажду романтики.
Совершенно бесшумно, или мне так только казалось, «Килморден» скользил по воде все ближе и ближе к берегу. Это было еще очень похоже на сон. Однако подобно всем мечтателям, я не могла расстаться со своей мечтой. Мы, жалкие смертные, так боимся, как бы не пропустить чего-нибудь.
«Это Южная Африка, — усердно повторяла я про себя — Южная Африка, Южная Африка. Ты видишь мир. Вот он — мир. Ты видишь его. Представь себе, Энн Беддингфелд, голова твоя садовая. Ты видишь мир!»
До сих пор мне казалось, что здесь наверху я одна, но теперь я заметила фигуру другого человека, перегнувшегося через поручень, также погруженного, подобно мне, в созерцание быстро приближающегося города. Он еще не успел повернуть голову, как я узнала его. На мирном утреннем солнышке сцена, разыгравшаяся прошлой ночью, представлялась нереальной и мелодраматичной. Что он мог подумать обо мне? Меня бросило в жар, когда я поняла, что я ему наговорила накануне. И ведь я так не думала — или все-таки думала?
Я решительно отвернулась и уставилась на Столовую гору Если Рейберн поднялся сюда, чтобы побыть в одиночестве, мне, по крайней мере, не следует мешать ему, напоминая о своем присутствии.
Однако, к моему крайнему изумлению, я услышала легкие шаги по палубе позади меня, а затем нормальный приятный голос произнес:
— Мисс Беддингфелд.
— Да?
Я обернулась.
— Я хочу извиниться перед вам». Прошлой ночью я вел себя как совершенно невоспитанный человек.
— Вчера... была необычная ночь, — поспешно сказала я.
Это было не слишком понятное замечание, но больше мне ничего не пришло в голову.
