Агата Кристи - Убийство в доме викария
— Да, теперь я припоминаю, — сказал я. — Разумеется, помню. Вы как раз стояли совсем рядом с нами.
— Да, и я слышал его слова. Невозможно не подслушать — такой уж у него был голос. Очень громкий голос. Я помню, что на меня произвели большое впечатление ваши слова. Вы ему сказали, что, когда настанет его час, к нему могут тоже проявить справедливость вместо милосердия.
— Разве я так сказал? — спросил я, нахмурившись. Сам я помнил собственные слова несколько иначе.
— Вы сказали это так внушительно, сэр. Я был потрясен. Справедливость может быть ужасной. И подумать только: бедного полковника так скоро постигла смерть. Поневоле поверишь в предчувствия.
— Никакого предчувствия у меня не было, — отрезал я. Мне очень не по душе склонность Хоуза к мистицизму. В нем есть что-то от духовидца.
— А вы сообщили полиции про этого Арчера, сэр?
— Мне о нем ничего не известно.
— Я имел в виду то, что вам сказал полковник Протеро, что Арчер ему угрожает. Это вы им передали?
— Нет, — медленно произнес я. — Не передал.
— Но ведь вы собираетесь это сделать?
Я не отвечал. Вызывать гонения на человека, который уже пострадал от рук закона и правопорядка, — это мне не по душе. Я не заступаюсь за Арчера. Он закоренелый браконьер — один из тех развеселых бездельников, которые водятся в любом приходе. Но что бы он там ни сказанул сгоряча, когда его посадили, это еще не значило, что, выйдя из тюрьмы, он все еще будет лелеять планы мести.
— Вы слышали наш разговор, — сказал я наконец. — Если вы считаете своим долгом сообщить полиции, можете это сделать.
— Лучше, если вы это сделаете сами.
— Возможно, но, по правде говоря, я этого делать не собираюсь. Не хотелось бы помогать затягивать петлю на шее невиновного.
— Но если это он застрелил полковника Протеро…
— Вот именно, если! Против него нет никаких улик или показаний.
— Он угрожал.
— Если говорить начистоту, угрожал не он, а полковник Протеро. Полковник Протеро грозился показать Арчеру, чего стоят его разговоры о мести, если он попадется еще раз на браконьерстве.
— Мне непонятно ваше отношение, сэр.
— Вот как? — устало сказал я. — Вы человек молодой. Вы ревностно боретесь за справедливость. Когда доживете до моего возраста, вы и сами будете снисходительнее и предпочтете толковать сомнения в пользу обвиняемого.
— Дело не в том — то есть…
Он замолк, и я посмотрел на него не без удивления.
— Вы сами, вы никого не подозреваете, не предполагаете, кто убийца, я хотел спросить?
— Боже упаси, нет.
— А о причинах убийства?.. — настаивал Хоуз.
— Ничего не знаю. А вы?
— Я? Что вы, нет. Просто полюбопытствовал. Может быть, полковник Протеро поделился с вами, упомянул в частной беседе…
— Его «частная беседа»! То, что он сказал, от слова до слова слышала вчера утром вся улица.
— Да, да, вы правы. Так вы не думаете про Арчера?
— Полиция вскорости будет знать про Арчера все, что нужно, — сказал я. — Если бы я собственными ушами слышал, как он угрожает полковнику Протеро, это было бы другое дело. Но можете быть уверены, что, если он и вправду угрожал полковнику расправой, его слышало полдеревни, и до полиции это дойдет своим чередом. Но вы, естественно, вольны поступать по собственному разумению.
Однако Хоуз с непонятным упорством отказывался предпринимать что-либо лично. Во всем его поведении проглядывала неестественная нервозность. Я вспомнил, что говорил Хэйдок о его болезни. Очевидно, этим все и объяснялось.
Он нехотя распрощался со мной, как будто хотел еще что-то сказать, но не знал, как к этому подступиться. Я договорился с ним, что он возьмет на себя службу для Союза матерей, а заодно и собрание Гостей округа по окончании службы. У меня на вторую половину дня были свои планы.
Хоуз ушел, а я, выбросив из головы и его, и его горести, решил, что пора идти к миссис Лестрэндж.
На столике в холле лежали нераспечатанные газеты: «Гардиан» и «Церковный вестник»[21].
По дороге я вспомнил, что миссис Лестрэндж встречалась с полковником Протеро вечером накануне убийства. Вполне возможно, что в их разговоре проскользнуло что-нибудь, указывающее на личность убийцы.
Меня сразу же проводили в маленькую гостиную, и миссис Лестрэндж поднялась мне навстречу. Я еще раз почувствовал ту чудодейственную атмосферу, какую умела создать вокруг себя эта женщина. На ней было платье из совершенно черной, без блеска, материи, подчеркивавшей необычайную белизну ее кожи. В ее лице была какая-то странная мертвенность. Только глаза сверкали огнем, были полны жизни. Сегодня в ее взгляде я уловил настороженность. И все — никаких признаков беспокойства я больше не заметил.
— Вы очень добры, мистер Клемент, — сказала она, пожимая мне руку. — Спасибо, что пришли. Я хотела все вам сказать еще тогда. Потом передумала. И напрасно.
— Я как-то говорил вам — я готов помочь вам всем, чем могу.
— Да, я помню. И мне кажется, это не пустые слова. За всю мою жизнь очень немногие, мистер Клемент, искренне предлагали мне свою помощь.
— В это трудно поверить, миссис Лестрэндж.
— Тем не менее это правда. Большинство людей — большинство мужчин, по крайней мере, — преследуют свои собственные цели. — В ее голосе прозвучала горечь.
Я промолчал, и она продолжила:
— Прошу вас, присядьте.
Я повиновался, она села на стул напротив. Немного помедлив, она заговорила — неторопливо и вдумчиво, словно тщательно взвешивая каждое слово:
— Я попала в очень необычное положение и хотела бы с вами посоветоваться. Я хотела бы спросить у вас, как мне быть дальше. Что прошло, то прошло — тут ничего уже не изменишь. Вы понимаете меня?
Я не успел ответить — горничная, которая мне открывала, распахнула дверь и испуганно пролепетала:
— О, простите, мэм, там пришел инспектор полиции, он сказал, что ему нужно с вами поговорить, простите!
Наступило молчание. Миссис Лестрэндж нимало не изменилась в лице. Только медленно прикрыла и снова открыла глаза. Мне показалось, что она преодолела легкий спазм в горле, но голос у нее был все тот же — чистый, спокойный:
— Проведите его сюда, Хильда.
Я собрался было уходить, но она повелительным жестом остановила меня:
— Если бы вы остались — я была бы вам очень признательна.
Я снова сел, пробормотав:
— Разумеется, как вам угодно.
Тут в комнату беглым строевым шагом ворвался Слак.
— Добрый день, мадам.
— Добрый день, инспектор.
В эту минуту инспектор заметил меня и скорчил злую гримасу. Можно не сомневаться — добрых чувств ко мне Слак не питал.
— Надеюсь, вы не возражаете против присутствия викария?
Очевидно, Слаку было неловко сказать, что он возражает.
— Н-н-нет, — проворчал он. — Хотя лучше бы, конечно…
Миссис Лестрэндж намеком пренебрегла.
— Чем могу быть полезна, инспектор? — спросила она.
— А вот чем, мадам. Я расследую дело об убийстве полковника Протеро. Мне поручено собрать все сведения.
Миссис Лестрэндж кивнула.
— Это чистая формальность, но я обязан всех об этом спросить: где вы были вчера между шестью и семью часами вечера? Чистая формальность, как вы понимаете.
— Вы хотите знать, где я была вчера вечером между шестью и семью часами?
— Так точно, мадам.
— Попробую вспомнить. — Она немного поразмыслила. — Я была здесь. В этом доме.
— А! — Я видел, как блеснули глаза инспектора. — А ваша служанка — у вас, кажется, одна служанка, — она может подтвердить ваши показания?
— Нет, у Хильды был свободный вечер.
— Понятно.
— Так что, к сожалению, вам придется поверить мне на слово, — любезно сказала миссис Лестрэндж.
— Вы с полной ответственностью утверждаете, что были дома весь вечер?
— Вы сказали «между шестью и семью», инспектор. Несколько раньше я выходила прогуляться. Когда я вернулась, еще не было пяти.
— Значит, если некая дама — к примеру, мисс Хартнелл — определенно заявляет, что зашла сюда около шести, позвонила, но, так никого и не дождавшись, вынуждена была уйти, вы скажете, что она ошибается, э?
— О нет. — Миссис Лестрэндж покачала головой.
— Однако…
— Если горничная дома, она может сказать, что вас нет. А когда остаешься одна и тебе не хочется принимать визитеров — что ж, остается только терпеть, пока они трезвонят в дверь.
Инспектор Слак слегка смешался.
— Старые дамы нагоняют на меня ужасную скуку, — сказала миссис Лестрэндж. — А мисс Хартнелл в этом смысле не имеет себе равных. Она позвонила раз шесть, прежде чем соблаговолила уйти.
Она одарила инспектора Слака прелестной улыбкой.
Инспектор переменил тему:
— А если кто-нибудь сказал, что видел вас около этого времени…
