Стюарт Камински - Месть
― Где Берил? ― спросил он опять. ― Я неглупый парень. Я только хочу, чтобы меня оставили в покое. И чтобы Адель оставили в покое. Она моя, и я оставлю ее у себя и буду заботиться о ней сам.
― Ты сильно о ней позаботился, ― проговорил я, оседая на ступеньки и отпуская перила, чтобы схватиться за живот. ― Она уже торгует собой на Трэйле.
Он стоял надо мной, уперев руки в бока, и качал головой.
― Для тебя все очень просто, ― сказал он. ― Ты же ни черта не знаешь!
Я кивнул. Говорить как-то не хотелось.
― Тогда я скажу, ― продолжал он. ― Весь смысл в том, чтобы оставаться в живых и делать то, что хочется, не попадаясь в лапы закона. Человек живет, потом подыхает, и нет над ним никакого Бога. Ты понял?
Я снова кивнул.
― А то, что козлы вроде тебя говорят, что я делаю нехорошо, ничего не меняет. Это все дерьмо собачье. Если бы Бог не хотел, чтобы я делал то, что делаю, он бы давно отправил меня к чертям.
― Приятно, когда тебя лупит блестящий философ, хоть и маньяк, ― сказал я, с трудом удерживая рвоту.
― Макаронина, ― сказал он, ― в последний раз тебя спрашиваю: где Берил? Отвечай быстро и говори правду, если не соскучился по больничной койке ― в лучшем случае. Ты читал «Конюшню Лониган»?
― Нет, ― ответил я.
― Там описано как раз то, что я собираюсь с тобой сделать. Если протянешь до утра, найди и почитай.
Собрав последние силы, я вскочил и ударил его головой в лицо. Он с мычанием покачнулся, а меня опять бросило на ступеньки. Я хотел бежать в сторону «ДК», но оказалось, что ноги меня не слушаются. Хэндфорд сделал движение в мою сторону. Чтобы предвидеть, что произойдет через секунду, богатого воображения не требовалось.
Но ничего не произошло, потому что из-за моей машины вышел какой-то человек. Дуайт Хэндфорд остановился. Человек направлялся к нам. У него была фигура борца, низкого круглого борца. Он был почти лыс и имел скучающий вид. На нем были брюки, спортивная куртка и белая рубашка без галстука.
― Гуляй отсюда, ― сказал ему Хэндфорд.
Человек в спортивной куртке подошел еще ближе.
― У нас с итальяшкой свои дела, ― сказал Хэндфорд. ― Семейные разборки, как в кино по телику. Знаешь такое слово? Се-мей-ные.
Из носа у Хэндфорда лилась ручьем кровь, но он даже не подносил руки к лицу.
― Я тоже итальянец, ― сказал подошедший. ― И я не люблю, когда нас называют нехорошими словами.
― Гуляй отсюда, ― повторил Хэндфорд сквозь зубы.
― Гулять будешь ты, ― отвечал мужчина, ― или я разнесу тебе башку.
С этими словами он вытащил пистолет.
― Да кто ж ты такой? ― спросил Хэндфорд.
― Я дядя с большой пушкой, ― ответил мужчина. ― И если ты сделаешь шаг в сторону Фонески, с яйцами можешь проститься. А еще лучше ― сделай шаг ко мне. Если не хочешь неприятностей, делай так: назад, в темноту, и к черту.
― Нет, браток, ты не выстрелишь, ― отвечал Хэндфорд, не трогаясь, однако, с места.
― Да, хлопот не оберешься, ― сказал человек, ― но ты мне сильно не нравишься. Так что убирайся-ка ты, пока нос еще цел, или тебе конец. Я все сказал и уже начинаю скучать.
Хэндфорд посмотрел на меня. Взгляд его обещал, что мы с ним еще встретимся. После этого он с тем же выражением посмотрел на человека с пистолетом.
― В следующий раз, как я тебя увижу, ― сказал он, ― у тебя может не быть пушки.
― Если не будет, тогда пожалей себя, потому что я просто сверну тебе шею. Кончай концерт и проваливай.
Хэндфорд ушел в кусты. Было слышно, как он быстро удаляется. Несколько секунд я смотрел в темноту, потом повернулся к незнакомцу ― но он также исчез.
Со стоном я взобрался вверх по ступенькам, держась за перила, дополз до своего офиса, вошел и запер за собой дверь. За окном светились огни «ДК» и фары машин на дороге. Я прислонился к двери и потрогал место под ребрами, куда меня ударил Хэндфорд. Кажется, ничего не разбито, боль относительно терпима.
Хэндфорд мог вернуться через несколько часов. Это было маловероятно ― но кто мог знать наверняка? У меня не было пистолета, но в шкафу лежала монтировка. Я положу ее рядом с собой, а под дверную ручку поставлю крепкий офисный стул. Вряд ли мой ангел-хранитель с пистолетом явится еще раз.
Я задернул шторы, включил настольную лампу и посмотрел на кондиционер в окне. Эймс что-то сделал с ним, он гудел и прекрасно выводил воздух из комнаты, но входящий воздух был таким же теплым, как ночь.
Я достал из шкафа монтировку, положил ее на стол, протянул руку к телефону и нащупал папку Карла Себастьяна. Было около девяти вечера, но мне казалось, что уже глухая полночь. Я набрал номер. Автоответчик на том конце вежливым мужским голосом предложил оставить сообщение.
― Меня зовут Лью Фонеска. Я работаю на Карла Себастьяна. Я хотел бы поговорить с Кэролайн Уилкерсон. Когда она...
― Кэролайн Уилкерсон слушает, ― сказала женщина, поднимая трубку.
У нее был приятный интеллигентный голос.
― Я хотел бы поговорить с вами о Мелани Себастьян, ― сказал я.
― Простите, вы не больны, мистер...
― Фонеска, ― повторил я. ― Если не считать депрессии и того, что один очень сильный человек только что ударил меня в живот, ― не болен.
― Может быть, пьяны? ― спросила она.
― Нет, ― ответил я. ― Извините, пожалуйста. На меня просто действует погода и полная луна.
― Вы пьяны, ― сказала она с раздражением.
― Нет. Я трезв, и я ищу Мелани Себастьян. Мистер Себастьян сказал, что имело бы смысл поговорить с вами.
Последовала долгая пауза. Я старался не охать от боли.
― Кафе «Кальди», ― сказала она, ― завтра в девять утра.
― Очень хорошо, ― сказал я, ничуть не сомневаясь, что тренировка в зале ИМКА завтра отменяется.
― И пожалуйста, мистер Фонеска, оставьте ваше чудесное чувство юмора дома.
― Я вам обещаю, миссис Уилкерсон.
И мы повесили трубки.
Я вспомнил Салли Поровски, сидящую за столом, отбрасывающую назад волосы и поправляющую очки. Я не хотел думать о Салли Поровски. У меня была ее карточка. Был ее номер телефона. Пожалуй, надо позвонить и извиниться, что не смогу увидеться с ней завтра вечером, подумал я. Я достал карточку из бумажника, посмотрел на нее, положил на стол и передумал. После этого взял папку, которую завел на Адель, и сделал несколько записей. Записать надо было многое, я старался формулировать как можно короче.
После этого я поставил старую кассету с «Принцем и нищим». Монтировка лежала рядом со мной на кровати, вместе с бутылочкой болеутоляющего «Адвил». Меня занимал вопрос, что сталось в жизни с близнецами Моч, игравшими главные роли, но занимал все же не настолько, чтобы я решил это выяснить.
Больше меня интересовал мой ангел-хранитель. Кто послал его защитить меня? Зачем? Я слышал дедушкину мандолину. Он играл одну из своих любимых мелодий.
