Жорж Сименон - Подпись «Пикпюс»
– Старик не может быть мертв, – бросает он.
– Почему?
– Потому что по такой лесенке двум женщинам не втащить туда труп.
Он задирает голову, словно для того, чтобы позвать забравшегося на дерево ребенка, и кричит:
– Ле Клоаген! Ле Клоаген!
Молчание. Оробелая привратница, схватившись рукой за грудь, приготовилась к любой неожиданности.
– Слушайте, Ле Клоаген, я терпеть не могу лазать по лестницам, и вы меня очень обяжете, если сами спуститесь по стремянке – для меня она жидковата.
– Значит, мне все-таки лезть?
Шорох. Наверху что-то зашевелилось. Кто-то зацепил на ходу за какой-то предмет – видимо, пустой чемодан. Затем показывается нога, нащупывающая ступеньку, и человек в зеленом пальто соскальзывает вниз по стремянке.
Едва ли кому-нибудь под силу представить себе ликование Мегрэ в эту минуту. Впрочем, такой человек есть – это Люкас, который смотрит на своего начальника и поклясться готов, что у того слезы на глазах.
Комиссар распутал весь клубок сам, не располагая никакими данными, если не считать таких, на которые никто не обратил внимания, распутал благодаря своей феноменальной интуиции и устрашающему умению вживаться в ближних своих.
– Вам повезло, Ле Клоаген.
Старик не выказывает больше страха. Он бесстрастен, как человек, боровшийся до конца, а теперь покорившийся судьбе. Вся его реакция сводится к вздоху, который в конечном счете можно счесть вздохом облегчения.
– Если бы мы не подоспели, вы бы, того гляди, с голоду померли.
Ле Клоаген, видимо, неправильно толкует эти слова, потому что, поколебавшись, спрашивает:
– Вы их арестовали?
Он весь в пыли. Наверху тесно – мужчине там не разогнуться.
– Вы их арестовали?
После того, что сказал Мегрэ, этот вопрос может означать одно: «Раз вы говорите, что я помер бы с голоду, выходит, что моей жены и дочери нет дома. Они должны были принести мне поесть».
Так, по крайней мере, думает за старика Люкас, с восхищением взирая на своего начальника.
– Нет, еще не арестовал.
Старик окончательно сбит с толку.
– Сейчас все увидите. Пошли. Они спускаются по лестнице. На четвертом этаже, у двери, навстречу им вскакивает со ступеньки Жанвье.
– Теперь понятно, Ле Клоаген? Они не посмели бы принести вам поесть. Вот почему пришлось действовать уже сегодня. А жаль: я предпочел бы еще подождать.
За дверью тихие шажки, словно мышь пробежала. Мегрэ звонит.
– Можете возвращаться в привратницкую, сударыня. Благодарю вас. Как видите, все прошло нормально.
Дверь приоткрывается. Острый носик. Острое личико и глазки-буравчики г-жи Ле Клоаген.
– Вы его нашли? Где он был?
– Входи, Люкас. Входи, Жанвье. Вы тоже, старина.
Ле Клоаген вздрагивает при этом фамильярном обращении, которое комиссар позволяет себе впервые. Чувствуется, что оно приятно старику, доставляет ему облегчение.
– Заметьте, я не требую от вас даже повторить мне правило согласования причастий.
На этот раз вздрагивает женщина, которая поворачивается к комиссару с таким видом, словно ее укусил зверь.
– Что вы хотите сказать?
– Только то, что сказал, сударыня. Люкас, следи за ней. Жанвье, сходи за барышней и тоже не спускай с нее глаз. Со стариком это не нужно… Теперь вы будете умницей, дружище, верно?
Удивительнее всего, что Ле Клоаген отвечает ему признательным взглядом.
– Можно мне снять пальто? – осведомляется он.
– Конечно, конечно. Это больше не имеет значения.
Тем не менее Мегрэ проявляет живой интерес к происходящему. Вчуже может показаться, что он ждет какого-то открытия, но оно оказывается менее важным, чем он рассчитывал. Как только Ле Клоаген стаскивает с себя тяжелое пальто, в левой пройме обнаруживается толстый подплечник, потому что одно плечо у старика выше другого.
Люкасу и Жанвье невдомек, почему так ликует шеф, вытряхивая пепел из трубки прямо на ковер и тут же набивая запасную, которую всегда носит в кармане.
Они сидят вшестером в гостиной с темной мебелью и зелеными бархатными шторами, куда сквозь окна проникает шум Парижа. Они неподвижны, как восковые фигуры в музее Гревен. Только у г-жи Ле Клоаген конвульсивно подрагивают унизанные перстнями руки.
Тяжелые, но быстрые шаги на лестнице. Кто-то в нерешительности останавливается у двери. Мегрэ невозмутимо распахивает ее.
– Телефон, господин комиссар. Сен-Рафаэль.
Хозяин ресторанчика, что напротив, сбит с толку видом присутствующих: они взирают на него, оцепенев от изумления. Мегрэ провожает ресторатора до двери.
– Вот что, ребята… – Он делает паузу, смотря прямо в глаза г-же Ле Клоаген. – Первую, кто попробует удрать… – И, похлопав себя по револьверному карману, весело прощается: – До скорого!
8. Месть госпожи Ле Клоаген
С точки зрения публики это было далеко не самое нашумевшее расследование Мегрэ, потому что газеты, ухватившиеся сперва за гадалку с улицы Коленкура, внезапно замолчали о ней. Напротив, на набережной Орфевр детали дела и даже связанные с ним – подчас подлинные, подчас выдуманные – словечки запечатлелись у всех в памяти и вошли в ведомственный фольклор.
Это относится и к грозе, которая в тот день около пяти часов разразилась над Парижем после месяца с лишним суши и зноя.
Парижский паноптикум, где выставлены восковые фигуры знаменитых людей.
– В жизни такой грозы не видел! – до сих пор уверяет бригадир Люкас. – Представляете, мы сидим в гостиной за зелеными шторами. С одного боку – я и Жанвье, с другого – две бабы и старикан…
Прошло, пожалуй, минут двадцать, как Мегрэ ушел вместе с ресторатором, и г-жа Ле Клоаген проявляет нетерпение: поднимается, подходит к окну и отгибает штору, приняв ту же позу, в какой стояла, следя за инспекторами, державшими дом под наблюдением.
По бульвару Батиньоль, вздымая пыльные смерчи до четвертого этажа, проносится шквальный ветер, затем на землю обрушивается пулеметная дробь ливня, превращающего тротуары в одну гигантскую лужу, – прохожие разбегаются во все стороны, и такси со встопорщенными, как усы, фонтанами воды из-под колес становятся похожими на моторные лодки.
В сумерках, затопивших комнату, отчетливо видно лишь прижавшееся к оконному стеклу лицо г-жи Ле Клоаген, и Люкас размышляет о том, какое несчастье для мужчины жениться на такой вот особе. Внезапно женщина в бешенстве поворачивается к нему и указывает на бульвар.
– Куда это он?
В самом деле, выскочив из ресторанчика для шоферов и подняв воротник, Мегрэ устремляется к площади Клиши с явным намерением поймать такси.
И тут г-жа Ле Клоаген произносит одну из тех фраз, что становятся классическими в уголовной полиции:
