Патриция Вентворт - Вмешательство мисс Сильвер. Когда часы пробьют двенадцать
Он страшно нервничал, поджидая ее, но все страхи и опасения развеялись вмиг, стоило увидеть идущую к нему Агнесс. Он знал, как это непросто — избавиться от тирании, переломить себя. Он смотрел и изумлялся произошедшим с девушкой переменам.
— О, дорогая… ты пришла! Я весь день так боялся, что не придешь.
Она покачала головой.
— Я непременно бы пришла… что бы ни случилось. Но я хотела сказать вам… что больше не приду.
— Так… И что же нам теперь делать?
— Я хочу поговорить с вами.
Они нашли укромный уголок в почти пустом кафе. Сделав заказ, он заметил с улыбкой, преобразившей его лицо:
— Ну что ж, можно и начать. Чай нам подадут минут через десять. Я хотел поговорить, ты тоже хотела. Кто из нас начнет первым?
Агнесс храбро ответила:
— Я. — Если она не заговорит первой, вся ее решимость испарится. А если испарится, ей придется вернуться к прежнему рабскому положению, и стать свободной она уже никогда не сможет.
Он продолжал смотреть на нее, и глаза его улыбались.
— Что ж, прекрасно. Я внимательно слушаю, Агнесс.
Она нервно переплела пальцы рук. Ноги в новеньких мягких туфлях Джулии похолодели, а щеки пылали. В глазах мистера Дрейка она выглядела прекрасной, как мечта, и он подумал, что мечта непременно должна стать реальностью. А потом она заговорила тихо и торопливо:
— Вы действительно имели это в виду… ну, то, что сказали вчера?…
— Да, это так. Разве ты не получила моего письма?
— Получила… И мне оно понравилось… очень. И я подумала, что вы говорили всерьез. Я права? Вы хотите жениться на мне?
— Больше всего на свете, дорогая.
Официантка принесла чай на дешевом разноцветном подносе — булочки и пирожное военного времени. Агнесс вздохнула и стала ждать. И только когда девушка отошла, спросила шепотом:
— И скоро?
Мистер Дрейк кивнул. Его переполняли эмоции. Вся обстановка этого жалкого кафе с нерасторопной официанткой и несколькими посетителями, которые зашли сюда явно от нечего делать, мешала проявлению чувств. Больше всего на свете ему хотелось заключить любимую в объятия, выговориться, нести романтическую околесицу, но все, что он мог сделать, — это кивнуть, глядя на нее через плохо вытертый столик, и пробормотать:
— Как только ты скажешь.
Агнесс снова глубоко вздохнула.
— А как скоро это вообще возможно?
Сердце у мистера Дрейка билось так сильно, что он с трудом припомнил то немногое, что знал о правилах регистрации браков. И ответил, запинаясь:
— Думаю, дня через три.
— Я хочу обвенчаться в церкви… — Она постаралась взять себя в руки. — Тебе… может показаться это странным. Ты не поймешь, но попробую объяснить. Вот ты говорил, что я превратилась в рабыню, и действительно, это правда, так оно и есть, но мне казалось, я не смогу освободиться. И я хотела тебе об этом сказать, увидеть тебя всего лишь раз, сказать и распрощаться навсегда. А потом что-то произошло. И я не могу сказать тебе об этом, ты не поймешь. Такое тебе и в голову не может прийти… Я и сама вначале не понимала, а потом вдруг подумала: все, стоп, так больше не может продолжаться. Я этого не вынесу. И еще не знаю, сколько смогу продержаться вот так, с той же уверенностью… и, если мы поженимся, я уже не смогу туда вернуться, а если нет… Тогда я, наверное… — Тут она осеклась и умолкла. А потом выпалила: — Я так ужасно боюсь… этого, ты не представляешь!
— Боишься вернуться, ты хотела сказать?
Она покачала головой:
— О нет, конечно, я должна вернуться, скоро… прямо сейчас. То есть я не это имела в виду… не вернуться домой в физическом смысле. Я хотела бы вернуться с другим настроем, почувствовать, что стала более свободной, нашла выход…
Мистер Дрейк взял ее руки в свои, нежно сжал.
— Смотри мне прямо в глаза, Агнесс! И слушай меня! Ты больше никогда не вернешься туда… даже если будешь твердить, что хочешь вернуться. Даже если скажешь мне, что передумала! Ты туда больше не пойдешь! А теперь постараемся выяснить, как скоро мы сможем пожениться.
Глава 15
Джайлз так и не позвонил. Вместо этого просто пришел вскоре после шести и застал Мид в гостиной, где она сидела, забившись в одно из больших кресел. Айви затворила за ним дверь и ушла. Она считала Джайлза симпатичным парнем, была уверена, что мисс Мид очень с ним повезло, и совсем не понимала, почему та весь день куксится. Айви вернулась в кухню-закуток и запела пронзительным детским голоском:
Люблю твои губы, люблю глаза,
Смотри, зацелую, смотри, заколдую
И приворожу навсегда!
Мид поднялась ему навстречу — маленький бледный призрак девушки, которую он целовал только вчера. Он и теперь поцеловал ее и почувствовал, что она вся дрожит и холодна как лед.
— В чем дело, милая?
Но она молчала, и ее сотрясала дрожь.
Он опустился в кресло, обнял ее и стал тихонько покачивать.
— Ну, глупышка моя! Так что же все-таки случилось?
И тут он почувствовал, как ее хрупкое тело содрогнулось от рыданий. Плакала она беззвучно и по-прежнему не произносила ни слова.
— Мид, дорогая… да что же это с тобой? Может, перестанешь плакать и скажешь мне? Послушай, успокойся! Ты должна рассказать!
Да, она должна. И когда расскажет ему все, они уже больше никогда не будут сидеть вот так, вместе. Все будет кончено, забыто, похоронено раз и навсегда. Еще какую-то секунду, не больше, она будет чувствовать его тепло, силу, его любовь. А потом — все. И вот она оторвала голову от его плеча.
— Ты сказал, Джайлз… что не знаешь ее…
— Мало ли людей, которых я не знаю. Ты это о ком? И зачем обливаться слезами и дрожать, как желе?
— Карола Роланд… Ты говорил, что не знаешь ее.
— Имя какое-то странное, будто ненастоящее, Карола Роланд… Готов побиться об заклад, кем бы она там ни была на самом деле…
Мид выпрямилась, отодвинулась к подлокотнику и посмотрела Джайлзу прямо в глаза. Серые, широко раскрытые, потемневшие от гнева глаза, а сама она была бледна как полотно.
— Она сказала, что Роланд — не настоящая ее фамилия.
— Но, дорогая, это же с самого начала было ясно.
— Она говорит, ее фамилия Армитейдж.
— Что?!
— Она говорит, ты женат на ней.
Джайлз обнял Мид за плечи. Рука у него была тяжелая, сильная, и он так крепко сжал ее, что теперь наверняка останутся синяки.
— Ты что, с ума сошла?
Мид почувствовала себя немного лучше. Он был в ярости, он делал ей больно. Ей стало лучше. И она сказала громко и твердо:
— Нет. Так она говорит. И еще она показала мне письмо…