Жорж Сименон - Преступление в Голландии
Никто не догадался зажечь полный свет — высоко под потолком тускло горела одна большая лампа. Все так же громоздились стулья, кроме первого ряда, выставленного по распоряжению Мегрэ.
На маленькой пустой сцене — накрытый зеленым сукном стол и стул.
Винанды были одеты по-праздничному. Они строго выполнили все инструкции, приведя с собой и детей. Ужинали они явно второпях и, чтобы прийти вовремя, столовую бросили в беспорядке.
Войдя в зал, Винанд снял шляпу, поискал глазами, с кем поздороваться, и после робкой попытки направиться к профессору отвел свое семейство в угол, где молча стал ждать. Его пристежной воротничок был чересчур высок, а галстук плохо повязан.
Сразу за ними пришел Корнелиус Баренс, бледный, нервный, готовый удрать при первой возможности. Ему тоже хотелось к кому-нибудь присоединиться, образовать группу, но он не осмелился и нашел себе место около сваленных в кучу стульев.
Инспектор Пейпекамп привел Остинга, чей тяжелый взгляд давил на Мегрэ. Последними появились г-жа Попинга и Ани. Стремительно войдя, они на секунду остановились и направились к расставленным стульям.
— Сходите за Бетье, — попросил Мегрэ инспектора. — Один из полицейских пусть останется с Ливенсом и Остингом — их не было здесь в день трагедии. Они понадобятся нам позже, а пока могут перебраться в центр зала.
Когда Бетье спустилась, сначала смущаясь, а потом при виде Ани и г-жи Попинга сумев в порыве гордости взять себя в руки, все затаили дыхание.
Это случилось не от драматичности ситуации, она не была таковой и скорее вызывала недоумение — горстка людей в огромном пустом зале, освещенном одной-единственной лампой.
С трудом верилось, что всего лишь несколько дней назад именитые граждане Делфзейла платили за право присутствовать в этом зале, церемонно входили сюда, расфранченные, обменивались улыбками, рукопожатиями, рассаживались, аплодировали, приветствуя Жана Дюкло.
Но сейчас складывалось впечатление, будто тот же спектакль смотрят в перевернутую подзорную трубу.
Из-за томительного ожидания, неясности происходящего лица людей не выражали ни беспокойства, ни скорби.
Здесь было совсем другое — тусклые пустые глаза, напряженные растерянные лица.
От недостатка света все казались какими-то серыми, даже в Бетье не осталось ничего привлекательного.
Никакой торжественности, никакого размаха. Все вызывало жалость или усмешку.
На улице тихо собирались жители городка: к концу дня разнесся слух — что-то должно произойти. Но никто не подозревал, насколько грустное предстоит зрелище.
Мегрэ подошел к г-же Попинга.
— Будьте добры занять то же самое место, как в тот вечер.
Всего лишь несколько часов назад у себя дома она казалась трогательной — и вот все кончилось. Постаревшая. В плохо сшитом — одно плечо выше другого — костюме.
Большие ноги. На шее, под ухом, шрам.
Еще хуже дело обстояло с Ани. Ее лицо никогда не было столь асимметричным. В тесном, немыслимом наряде и дурного вкуса шляпе она выглядела нелепо.
Г-жа Попинга села в середине первого ряда, предназначенного для почетных гостей. В тот день, при полном освещении, когда весь Делфзейл находился за ее спиной, она, должно быть, покрылась румянцем от гордости и удовольствия.
— Кто был рядом с вами?
— Директор мореходного училища.
— А с другой стороны?
— Господин Винанд.
Винанда попросили занять это место. Не снимая пальто, он неловко сел и отвернулся.
— Где сидела госпожа Винанд?
— С краю, вместе с детьми.
— А Бетье?
Девушка сама отправилась на свое место, стул между нею и Ани остался незанятым — стул Конрада Попинги.
Пейпекамп, смущенный, растерянный и явно обеспокоенный, держался в стороне. Жан Дюкло ждал указаний.
— Поднимитесь на сцену, — обратился к нему Мегрэ.
Пожалуй, именно Дюкло потерял больше всех. Глядя на профессора, тощего, плохо одетого, трудно было представить, что когда-то десятки людей стремились его послушать.
Стояла тишина, такая же тягостная, как и падавший с потолка сконцентрированный, но недостаточный свет. В глубине зала, выражая всеобщее замешательство, покашливал Бас.
Да и сам Мегрэ проявлял признаки беспокойства. Он осмотрел мизансцену. Его суровый взгляд переходил с одного персонажа на другой, останавливался на мельчайших деталях, на позе Бетье, на слишком длинной юбке Ани, на неухоженных ногтях Дюкло, который один за столиком пытался сохранить невозмутимый вид.
— Сколько продолжалась лекция?
— Минут сорок пять.
— Вы читали доклад?
— Что вы! Я делаю его уже в двадцатый раз и даже не пользуюсь записями.
— Значит, смотрели в зал.
Мегрэ сел между Бетье и Ани. Стулья стояли слишком близко друг к другу, и колено комиссара коснулось колена Бетье.
— Когда закончился вечер?
— Около девяти, потому что перед лекцией какая-то девушка играла на рояле.
Рояль все так же был открыт, на пюпитре — полонез Шопена. Г-жа Попинга покусывала платок. Копошился Остинг — он все время стучал ногами по полу, посыпанному опилками.
Было начало девятого. Мегрэ встал и принялся ходить.
— Не могли бы вы, господин Дюкло, сделать резюме вашей лекции?
Но Дюкло молчал, не решаясь заговорить. Вернее, он готовился к пересказу своего доклада. Прокашлявшись, профессор начал:
— Не имея намерений оскорбить почтенную публику Делфзейла…
— Простите! Вы говорили о криминологии. В каком смысле?
— Об ответственности преступников.
— И утверждали…
— Что именно общество должно нести ответственность за те ошибки, которые в нем совершаются и которые называются преступлениями. Мы устроили жизнь для блага всех. Мы создали общественные классы, и каждый индивид обязан входить в один из них…
Говоря, он смотрел на зеленое сукно. Голосу его не хватало четкости.
— Достаточно! — пробурчал Мегрэ. — Что дальше, я знаю. Но есть исключения: больные и неприспособленные люди, которые сталкиваются с непреодолимыми преградами. Всеми отвергнутые, они опускаются до преступлений.
Примерно так, да? Не ново. И выводы: нужны не тюрьмы, а центры перевоспитания, больницы, дома отдыха, поликлиники.
Нахмурясь, Дюкло молчал.
— Короче, вы говорили об этом сорок пять минут, привели несколько ярких примеров, цитировали Ломброзо, Фрейда и компанию.
Он посмотрел на часы и обратился — в первую очередь — к сидящим.
— Прошу вас потерпеть еще немного.
В это время один из детей Винандов заплакал. Мать, нервничая, встряхнула его, попыталась успокоить. Увидев, что ей это не удается, Винанд взял малыша на колени и стал ласково гладить, потом, чтобы заставить замолчать, ущипнул за руку.
