Жорж Сименон - Шлюз № 1
Все это было проделано по-детски театрально, но впечатление производило, Мегрэ и бровью не повел, сделав вид, что ничего не заметил. Из окон комнаты наверху доносились голоса, один — совершенно взбешенный.
— Ну, что я говорил? Опять скандал.
Он неторопливо, слегка наклонясь вперед, как любой гуляющий в воскресенье, шел рядом с Мегрэ. А в кармане у него лежал пистолет. Перед шлюзом Дюкро ненадолго остановился посмотреть, как из бесчисленных щелей в воротах бегут струйки воды, как семья шлюзовщика обедает за столом у порога дома.
— Какое у нас сегодня число?
— Тринадцатое апреля.
Дюкро с подозрением посмотрел на Мегрэ.
— Тринадцатое? А, да, да.
И они пошли дальше.
Глава 9
Наступил час, когда краски становятся глубже, насыщеннее, но еще не начинают расплываться и тускнеть, как в преддверии сумерек. Уже можно было безбоязненно смотреть на красное солнце, зависшее над лесистыми холмами, и блики на воде казались особенно большими и яркими, хотя от них уже тянуло холодком угасания.
На верху шлюза праздные гуляки смотрели, как молодой человек пытается завести моторку: сделав несколько оборотов, мотор засасывал воздух и начинал чихать, а хозяин снова принимался нетерпеливо крутить рукоятку.
Внезапно Дюкро, шедший, заложив руки за спину, остановился и уставился на ряды зданий, подходивших здесь к самой воде.
Мегрэ тоже кинул на них взгляд, но не заметил ничего необычного.
— Смотрите, комиссар.
Перед ними тянулись фешенебельные рестораны и отели, вдоль тротуара выстроилась длинная вереница машин. Однако в одном месте между двумя ресторанами затесалось маленькое бистро, в котором, по всей вероятности, обслуживали шоферов; по случаю воскресенья на импровизированную террасу выставили четыре столика.
Мегрэ поискал глазами, что же привлекло там внимание Дюкро. Тени прохожих вытягивались до невероятных размеров. Кое-где виднелись соломенные шляпы. Многие женщины были в легких платьях. Наконец взгляд комиссара приметил знакомую фигуру: за столом перед бистро сидел с кружкой пива инспектор Люкас. Он тоже увидел Мегрэ и ухмыльнулся ему через дорогу. Люкас казался счастливцем, которому волею случая довелось в прекрасный воскресный день посидеть в тени полосатого красно-желтого тента возле кадки с деревцем лавра.
А справа, в глубине террасы, сидел Гассен: навалившись локтями на маленький столик, старик писал письмо.
Толпа валила плотными рядами — должно быть, с какого-то гулянья, и никто не обращал внимания на двух остановившихся посреди дороги мужчин, один из которых, засунув руку в карман, спрашивал другого:
— Это подпадает под необходимую самооборону?
Дюкро не шутил. Он не мог оторвать взгляда от старика, который время от времени поднимал голову, раздумывая, что писать дальше, но, похоже, не видел ничего вокруг.
Мегрэ промолчал, только сделал знак Люкасу и пошел дальше к шлюзу; Дюкро с большой неохотой последовал за ним.
— Вы слышали, о чем я вас спрашивал?
Моторка наконец завелась и теперь скользила по воде, оставляя за собой узоры кильватерной струи.
— Я тут, шеф.
Люкас стоял, любуясь Сеной, как и все вокруг.
— У него есть оружие?
— Нет. Я уже осмотрел комнату, там тоже ничего нет.
А по дороге он нигде не останавливался.
— Он тебя не засек?
— Вряд ли. Уж больно он занят своими мыслями.
— Перехвати письмо. Пока все.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, — снова напомнил Дюкро, едва они тронулись дальше.
— Но вы ведь слышали: он безоружен.
И они пошли обратно к белому дому.
— Значит, — с ухмылкой продолжал Дюкро, — у каждого из нас свой ангел-хранитель. Давайте поужинайте с нами. А там, если захотите, для вас найдется и комната на ночь…
Он толкнул калитку. На террасе его жена, дочь и зять пили чай. Шофер возился с проколотой камерой, вызывающе красневшей на тусклом гравии двора.
Хозяин и гость не пошли на террасу к остальному семейству, а расположились в глубоких плетеных креслах прямо на дворе у входа в гостиную, уже окутанную сумерками. Возле них на столике стояли бутылки и рюмки.
Уличные фонари зажигались в Самуа слишком рано и сейчас, пока было еще светло, выглядели просто белыми пятнами. Гуляющих становилось все меньше — их заглатывал вокзал.
— Как вы думаете, — тихо спросил Мегрэ, — если человек совершил одно убийство, остановится он перед вторым, а то и третьим, лишь бы обеспечить себе спокойное существование?
Дюкро попыхивал огромной трубкой с длинным черенком вишневого дерева, которую приходилось поддерживать за чашечку.
— Что вы имеете в виду?
— Да ничего особенного. Так, раздумываю, что вот, мы сидим тут, наслаждаемся прекрасным воскресным вечером, пьем прекрасный коньяк, покуриваем. Старик Гассен тоже, наверно, тянет свой аперитив. А в среду вечером все, что нас сейчас так занимает, перестанет для нас существовать. Все узлы уже будут развязаны.
Он говорил как бы про себя; повыше, на террасе, Дешарм чиркнул спичкой, и трепетный ее огонек мелькнул на бледном небе.
— Вот я, понимаете, и задаюсь вопросом, кого еще к тому времени не будет.
Дюкро вздрогнул и, не сумев этого скрыть, предпочел признать:
— Ну, вы и скажете!
— Где вы были в прошлое воскресенье?
— Здесь. Мы всегда проводим здесь воскресенья.
— А ваш сын?
— Он тоже был здесь. Два часа возился с приемником, только у него ничего не получилось, — с каменным лицом ответил Дюкро.
— А теперь его нет. Он похоронен, Бебер тоже. Вот почему я думаю об этом кресле и о том, кто будет в нем сидеть в будущее воскресенье.
Им было плохо видно друг друга. По двору растекался аромат двух трубок. Вдруг Дюкро дернулся — у калитки остановился велосипедист — и, не вставая с места, крикнул:
— Что там еще?
— Это для господина Мегрэ.
Невысокий деревенский парнишка просовывал сквозь решетку письмо.
— Мне дали это у табачной лавки и велели отнести вам.
— Понятно. Спасибо.
Дюкро не шелохнулся. Дамы озябли и ушли в дом, а Дешарм стоял у балюстрады, сгорая от желания присоединиться к двум мужчинам внизу, но не решаясь это сделать.
Мегрэ надорвал первый конверт, на котором стояло его имя, и вынул письмо, чуть раньше написанное Гассеном. Оно было адресовано в Лазикур (Верхняя Марна), кафе «Огородники», г-же Эмме Шатро.
— В гостиной можно зажечь свет, — буркнул Дюкро, не осмеливаясь задать вопрос прямо.
— Здесь еще хорошо видно.
Письмо было написано фиолетовыми чернилами на листке бумаги того маленького бистро; в начале почерк был совсем мелкий, в конце чуть ли не вдвое крупнее.
