Эллери Квин - Убийца - Лис
— Изучал протоколы суда.
— Что-нибудь выудили?
— Если вы имеете в виду ошибки — ничего.
Шеф Дейкин вздохнул:
— Я вам говорил, мистер Квин. Это дело такое — открыть и закрыть.
— Да, разумеется. — Эллери посмотрел в окно через Стейт-стрит на здания Райтсвиллской электроэнергетической компании и телефонной станции. Старые вязы на той стороне улицы запомнились ему своей безмятежностью, но в это пасмурное утро они разволновались. — Я и не ожидал найти ничего потрясающего. Все это время я предполагал, что если в деле что-то скрыто, то, работая в библиотеке, я вряд ли это обнаружу.
— Как ведет себя Баярд?
— Очень хорошо, должен сказать, учитывая, что детектив Хауи понял приказ буквально и настоял, чтобы им выделили одно ложе. Эмили Фокс предоставила им южную комнату на втором этаже.
— Это жестоко по отношению к Баярду, — заметил Дейкин.
— Он справится. Не такой уж он робкий — теперь он стал гораздо разговорчивее, хотя между ним и его братом Тальботом напряжение сохраняется. Интересно узнать, что за этим стоит. Между ними что-то было?
— Мне ничего такого не известно. Они всегда прекрасно вместе вели свое дело.
— Это я понимаю. В общем, Баярд сидит там целыми днями и разговаривает с Дэви о прежних временах — когда Дэви рядом, а это бывает нечасто, все же для Дэви это нелегко, — или знакомится с Линдой, к которой он чувствует симпатию, и толстеет на фруктовых пирогах Эмили.
— Да уж, на таких пирогах невозможно не потолстеть, — проворчал шеф. — Ну и что дальше, мистер Квин?
— Вот.
Эллери протянул ему напечатанный список фамилий. Дейкин медленно его просмотрел.
— Вам нужны эти люди?
— Да.
— Когда?
— По мере надобности начиная с этого момента. Они по-прежнему в городе?
— Ага. Даже молодой Джексон, чернокожий парень.
— Это больше, чем я надеялся. Почему вы сказали «даже» молодой Джексон?
— Потому что Эйб Л. служит в армии. Это сын Генри Клея Джексона, буфетчика.
Эллери кивнул, усмехнувшись. Он вспомнил, как в свой первый приезд был в доме Джона Ф. Райта, когда Гермиона Райт знакомила его со своими близкими друзьями, а Джексон объявил, что обед подан.
— Но сегодня утром я видел Эйба на Стейт-стрит, — добавил шеф. — Вы будете проводить встречи в доме Баярда Фокса, мистер Квин?
— Конечно. Я верю в атмосферу, Дейкин. — Эллери тихонько побарабанил пальцами по столу шефа, рассеянно глядя в окно: — В подлинную атмосферу… Должна открыться какая-то пакость попутно, — пробормотал он.
Дейкин поморщился:
— Стоит ли?
— Именно там произошло убийство.
— Этот дом как могила, мистер Квин. Он простоял запертым двенадцать лет. Я бы себя чувствовал кладбищенским вором.
— Давайте вместе испытаем это чувство.
Шеф вытаращил глаза.
— Мне же нужно дружеское плечо, — жалобно произнес Эллери. — Я выбрался, чтобы спасти двоих молодых людей от участи, которая для них, может, не лучше смерти. Хауи — это просто наводящая тоску пиявка, а мне рядом нужен друг, Дейкин.
Дейкин взял шляпу, пожимая плечами и бурча себе под нос что-то о собственной глупости.
— О'кей, мистер Квин, пойдемте разграбим эту могилу.
* * *Тем же утром Эллери привел настороженную компанию через две лужайки к покрытой пятнами и потрескавшейся от непогоды двери дома Баярда Фокса.
Ощущение замороженной жизни поразило Эллери в тот самый момент, как только он отпер эту дверь потускневшим ключом, который Эмили Фокс двенадцать лет хранила в своей «коробке с безделушками». Когда он толкнул дверь, она пронзительно заскрипела. Словно закричал сам дом, разбуженный после долгого сна. А в прихожей это чувство еще усилилось. Ящик столика красного дерева был выдвинут, как будто ну вот только что… Внутри виден был кожаный ошейник для щенка, матовая электрическая лампочка, ворох бумажек — открытки с поздравлениями, счета из прачечной, небрежно накарябанные записки по хозяйству, письма… Там же валялись шарики для детских игр, номер «Райтсвиллского архива» за 2 июня 1932 года, несколько фотографий с закрученными углами — всякая ерунда, мелочи, которые имеют обыкновение скапливаться в любом доме, как бы аккуратно его ни вели. Со стула красного дерева, стоящего рядом со столиком, свисал рукавами красный мальчишеский пуловер, кажется только вчера весело сброшенный. Но от прикосновения Линды шерсть стала рассыпаться клочьями, выбросив облачко мелкой пыли и рой моли.
Ковер с восточным узором загнулся, задетый двенадцать лет назад чьей-то торопливой ногой. Репродукция Максфилда Парриша[7] кокетливо смотрела на них с полосатых обоев над столиком, требуя, чтобы ее повесили поровнее. Сквозь покров серой пыли, сквозь сети, сотканные многими поколениями пауков в углах под потолком прихожей, все равно чувствовалось, что этот дом не умер, просто его жизнь приостановилась на время.
— Какая грязь, — сказала Эмили Фокс. — Говорила же я тебе, Тальбот, что нам надо поддерживать этот дом…
Тальбот только качал головой, озираясь по сторонам. Дэви и Линда держались вместе и двигались почти крадучись.
А Баярд Фокс ожил. Лицо приобрело нормальный цвет, запавшие глаза поблескивали. Он стоял, осматриваясь, принюхиваясь, даже вроде бы пробуя свой дом на вкус.
— Он все такой же! Точно такой же, как был.
Внезапно Баярд сорвался с места и кинулся под арку в левой части холла. Детектив Хауи дернулся вслед за ним, но тут же и остановился, поскольку Баярд Фокс уже застыл на месте, тихонько заглядывая в комнату. Вполне заурядная, типичная для Райтсвилла гостиная, но Баярд смотрел так, словно в ней заключалась тайна всей его прошлой жизни, а он вот теперь взирает на нее уже из какой-то другой жизни, с покорностью и изумлением.
Он шагнул в комнату, и все остальные, заразившись его настроением, потянулись за ним чуть не на цыпочках.
Бурча себе под нос, шеф Дейкин распахнул окна и ставни. Легкий бриз проник внутрь, зашевелил, разогнал затхлую духоту, и скоро в доме стало можно дышать.
— Мне нужен портрет, — сказал Эллери. — Нужна та Джессика Фокс, какой она была непосредственно перед трагедией.
Он обращался к Баярду, но тот, как зачарованный, смотрел на диван, наивно-провинциальное воспроизведение французской модели. Эллери гадал, что же такого особенного было в этом посредственном предмете меблировки, но потом сообразил, что Баярд смотрит не на диван, а на вязаную шерстяную шаль. Эта вещь была сделана с воображением, в ней угадывалась работа искусных женских пальцев, и цвета не потускнели. Шаль лежала на диване, и если расфокусировать глаза, то можно было угадать под ней очертания мертвенно-бледной женщины, обладательницы ловких пальцев.
