Агата Кристи - Горе невинным
Это началось в больнице, когда от нечего делать он начал присматриваться к любовным шашням сиделок, их взаимной вражде, мелким интригам и прочим гримасам больничного быта. И эта наблюдательность вошла в привычку. Жизнь не оставила ему ничего, кроме людей. Простых людей, которых можно изучать, познавать, анализировать, выяснять, какие пружины заставляют их двигаться. Можно попытаться предсказывать их поведение. Увлекательное занятие…
В тот самый вечер, сидя в библиотеке, он наконец-то понял, насколько мало знакома ему семья его собственной жены. Что знал он про этих людей? Ему примелькалась их внешность, а что скрывалось за ней? Странно, но ему это было неведомо.
Да знал ли он и свою жену? Филип задумчиво оглядел Мэри. Что можно о ней сказать? Он влюбился в нее, ему понравилась ее приятная внешность, ее спокойная деловитость. К тому же у нее были деньги, что тоже имело значение. Жениться на девушке без гроша в кармане? Об этом и думать не стоило. А здесь все сочеталось самым наилучшим образом! Он женился, любил ее поддразнить, называл Полли и веселился, когда повергал ее в растерянность непонятными шутками. Но что же он знал о ней, о ее мыслях, переживаниях? Знал совершенно точно, что она глубоко и страстно его любила, была ему предана. Однако при мысли о ее привязанности делалось неуютно, казалось, на плечи давит непосильная тяжесть. Что может быть лучше любви, от которой есть возможность избавиться на девять или десять часов в сутки? Приятно возвращаться домой, когда тебя там ожидает любовь. Но если с тебя беспрестанно сдувают пылинки, трясутся над тобой, холят, обихаживают, тогда тебе делается не по себе. И хочется куда-нибудь убежать, хотя бы мысленно… поскольку другие возможности отсутствуют. Убежать в созданный тобою мир интеллектуальных занятий – думать, наблюдать, размышлять об ином.
Размышлять, например, о том, кто же повинен в смерти твоей тещи. Он не любил ее, а она не любила его. Она не хотела, чтобы Мэри вышла за него замуж, но не смогла этому помешать. Интересно, желала ли она вообще замужества Мэри? Они начали свою семейную жизнь счастливо и независимо, но потом пошли неприятности. Сначала прогорела Южно-Американская компания, за ней Общество по производству велосипедных деталей. В основе обоих предприятий лежали хорошие идеи, но не заладилось с финансированием, и забастовка железнодорожников в Аргентине в конце концов привела к окончательному краху. Видно, судьба зло над ними посмеялась, но он считал, что во всем повинна миссис Эрджайл. Ему почему-то казалось, что она не желала ему успеха. Потом он заболел. И выходило так, что хочешь не хочешь, а жить предстояло в «Солнечном гнездышке», где их, разумеется, приняли бы с распростертыми объятиями. Он не особенно возражал. Не все ли равно, где жить калеке, от которого осталась лишь половина человека? Однако Мэри категорически воспротивилась. Правда, в «Солнечном гнездышке» уютно, но ей хотелось иметь свой дом. Проблема разрешилась с убийством миссис Эрджайл. Управляющий имущественным фондом увеличил получаемую Мэри ренту, и они снова смогли жить своим домом.
Смерть тещи не повергла Филипа в уныние. Спору нет, лучше бы она умерла в постели от пневмонии или какой-нибудь другой болезни. Убийство – дело грязное, газеты на весь свет ославят. Но коль скоро убийство произошло, то хорошо уже, что неизвестного преступника и след простыл, а потому дело может получить вполне пристойный оборот. И это вопреки настояниям женушкина братца, одного из приемышей с дурной наследственностью, вечно у них на уме одни глупости. Но сейчас ситуация выглядит довольно паршиво. Завтра явится помощник инспектора Хьюш и начнет выспрашивать своим елейным голоском жителя западного графства. Надо обдумать, что ему отвечать…
Мэри расчесывала перед зеркалом длинные светлые пряди. Иногда ее отрешенность от происходящих событий раздражала Филипа.
– Ты знаешь, о чем тебе завтра следует говорить, Полли? – спросил Филип.
Мэри удивленно взглянула на него.
– Придет помощник инспектора Хьюш и спросит, что ты делала тем вечером девятого ноября, – продолжал настойчиво Филип.
– Понятно. Столько времени прошло. Разве все запомнишь?
– Запомнишь, Полли. Вот в чем дело: он-то помнит! У него все записано в красивой книжечке.
– А? Такие вещи сохраняются?
– Думаю, все в течение десяти лет сохраняется в трех экземплярах! Итак, твои действия крайне просты, Полли. Ты ничего не делала и все время находилась со мной в этой комнате. И на твоем месте я бы не заикался, что выходила отсюда между семью и половиной восьмого.
– Но я выходила в ванную комнату. По-моему, – резонно заметила Мэри, – человек имеет право помыться.
– Тогда ты об этом факте не упоминала. Я помню.
– Разве нельзя забыть?
– Я полагал тогда, что ты промолчала из чувства самосохранения, и потому тоже не упомянул об этом. Итак, мы были здесь с половины седьмого и резались в пикет, пока Кирсти не подняла тревогу. Этой версии мы и будем придерживаться.
– Хорошо, милый. – Она согласилась покорно, без энтузиазма.
Он подумал: «Неужели она совсем лишена воображения? Не может сообразить, что нам угрожает?»
Филип наклонился к ней:
– Разве тебе не интересно узнать, кто убил твою матушку? Тут и спорить нечего, Мики абсолютно прав. Ее убил один из нас. Тебя не интересует кто?
– Я знаю, это не ты и не я, – ответила Мэри.
– И для тебя этим вопрос исчерпывается? Полли, ты прелесть!
– Не понимаю, что в этом странного? – Мэри немного покраснела.
– Вижу, что не понимаешь… Хм, а я не такой. Я сгораю от любопытства.
– Я не думаю, что полиция сумеет во всем разобраться.
– Вероятно. Они понятия не имеют, с какой стороны подступиться. Мы же находимся в лучшем положении.
– О чем ты говоришь, Филип?
– Мы ведь в этой семье живем. Можем изнутри приглядеться, а значит, и мысли кое-какие появятся. Во всяком случае, у тебя; ты же с ними выросла. Итак, скажи, кто, по-твоему, это сделал?
– Понятия не имею, Филип.
– Тогда попробуй догадаться.
– Право, не знаю и даже не догадываюсь, – решительно ответила Мэри.
– Умная птичка страус вовремя головку в песочек спрячет, – улыбнулся супруг.
– Какой смысл ломать над этим голову? Гораздо лучше ничего не знать. И тогда будем жить по-прежнему.
– Нет, не будем. Тут ты, девочка, ошибаешься. Семя недоверия брошено.
– О чем ты?
– Хм, возьмем Хестер с ее воздыхателем, серьезным молодым доктором Дональдом. Милый человек, положительный, с нравственными устоями. Он не убежден, что это совершила она, но и не уверен полностью в ее невиновности. Потому и поглядывает на нее с тревогой, думая, что она того не замечает. Но она все прекрасно замечает. Так вот! Может быть, это сделала она, тебе лучше знать… Но если не она, то почему не может объясниться со своим поклонником? Спросила бы прямо: «Ради бога, ты думаешь, это я?» Вот что ей следует сделать.
– Действительно, Филип, у тебя богатое воображение!
– К сожалению, дело не в воображении, Полли. Давай возьмем несчастного старого Лео. Свадьба откладывается на неопределенное время, бедняжка Гвенда вся извелась. Не обратила внимания?
– Положительно не понимаю, зачем папе понадобилось жениться в его возрасте?
– Он придерживается иного мнения, но понимает, что стоит ему заикнуться о своих нежных чувствах к Гвенде, и на него первого падет подозрение в убийстве. Щекотливое положение!
– Как тебе в голову могло прийти, что папа убил маму? – содрогнулась Мэри. – Ничего более ужасного я еще не слыхала.
– Ты, видимо, не читаешь газет, Полли.
– Но это не такие люди!
– Убийцей любой может сделаться. Потом, есть еще Мики. Что-то его гложет, странный он и задумчивый. Одна лишь Тина, судя по ее виду, должна иметь чистую совесть. Правда, она всегда умела скрывать свои чувства. Или эта бедная старая Кирсти…
– Это мысль! – Мэри несколько оживилась.
– Кирсти?
– Да. Как бы то ни было, а она иностранка и не член семьи. И вроде последние год-два у нее с головой не в порядке. Я считаю, что она более вероятный кандидат в убийцы, чем кто-либо из нас.
– Бедная Кирсти! – воскликнул Филип. – Не понимаешь разве, что она может произнести те же слова? Что, поскольку она не является членом семьи, мы все ради своего спокойствия тычем в нее пальцем. Ты не заметила, как она сегодня просто оцепенела от страха? Она находится в том же положении, что и Хестер. Что ей остается делать? Убеждать нас в том, что она не убивала свою подругу и хозяйку? Какова цена такого заявления? Дьявольски скверная ситуация, хуже, чем у кого бы то ни было из нас, поскольку она беспомощна и одинока. Каждое слово, что слетает с ее языка, приходится обдумывать, каждый неприязненный взгляд, брошенный ею когда-то на твою матушку, теперь ей припомнят. Безнадежное дело – доказывать собственную невиновность.
– Успокойся, Фил. Мы-то что можем поделать?
