Джон Карр - Читатель предупрежден
– Жена! – пренебрежительно повторил Пенник.
– Это очень достойная женщина. Если допустить, что вы ответственны за смерть ее мужа, неужели тот факт, что она совершенно убита горем, оставляет вашу совесть спокойной?
– Если допустить, что я ответственен? – с удивлением повторил Пенник, поднимая вверх песочного цвета брови.
– Да, я сказал именно так.
Пенник наклонился вперед. Он говорил изменившимся голосом.
– Я должен расценить это как вызов, доктор?
Наступила тишина, которую прервал старший инспектор.
– Спокойно! Только спокойно! Без всяких ссор!
– Вы правы, инспектор, – согласился Пенник, делая глубокий вдох. – Прошу прощения, доктор. Я должен помнить, что мне нельзя совершать никаких глупых или необдуманных поступков. Постарайтесь понять меня, господа. Я не претендую на какие-то сверхъестественные силы. Я пользуюсь лишь силами природы, возможности которых мне хорошо известны. Я не утверждаю, что они будут действовать постоянно. Нет, нет, я слишком скромен, чтобы это утверждать, однако думаю, что в семи случаях из десяти мне будет сопутствовать полный успех. И обязательно подчеркну это в разговоре с журналистами.
Еще одна причина для беспокойства обрушилась на плечи Мастерса.
– Сейчас, сейчас! – прервал он. – Не так быстро! Не собираетесь ли вы дать интервью журналистам?
– А почему бы нет?
– Вы не можете этого сделать!
– Да? И каким образом вы собираетесь помешать этому, инспектор? Они уже ждали меня в комиссариате полиции. Я обещал им, что подготовлю сегодня заявление для прессы. Первым ко мне обратился, – он вытащил из кармана визитную карточку и внимательно посмотрел на нее, – мистер Додсворт из «Ивнинг Гриддл». Меня проинформировали, что эта газета специализируется на скандалах. Я ничего не имею против этого, поскольку скандалы дают определенную пищу для размышлений и иногда приводят к хорошему результату. Но там также были и другие журналисты, представляющие так называемую «серьезную» прессу. Минуточку, мистер Бэнкс из «Ньюс-Рекорд», мистер Макбейн из «Дейли Трам-петер», мистер Норрис из «Дейли Нон-Стоп»… И… где эта визитная карточка, о, вот она, мистер Кинстон из «Таймс».
Мастерс судорожно глотнул.
– Вы нуждаетесь в рекламе, не так ли?
– Мой дорогой инспектор, я не забочусь о рекламе, но и не стараюсь ее избегать. Если журналисты хотят задать мне вопросы, я с удовольствием на них отвечу.
– Ах так? И вы собираетесь повторить им то, что сказали мне минуту назад?
– Естественно.
– Неужели вы не понимаете, что они не смогут ни слова из этого напечатать?
– Это мы еще посмотрим, – ответил Пенник без особого интереса. – Мне не хотелось бы оказаться вынужденным применить силу, которой я воспользовался только для того, чтобы доказать, что я говорю правду. Не вынуждайте меня к этому, дружище. Я по натуре человек мягкий и хочу делать только добро. Если я вам больше не нужен, то я откланяюсь. В случае чего, меня можно будет найти в Форвейзе. Правда, миссис Констебль приказала мне покинуть свой дом – ее ненависть ко мне граничит с манией, – но полиция велела мне жить там и дальше. Я надеюсь, вы заметили, что меня радует, когда я могу выполнить разумные пожелания.
– Я заявляю вам без обиняков! Вы не имеете права рассказывать об этом деле никаким журна…
– Не стройте из себя глупца, инспектор. До свидания.
Это были его последние слова. Он взял шляпу, трость, холодно кивнул головой Сандерсу и вышел из комнаты. Через окно они видели, что он направился к автобусной остановке.
– Ну? – спросил Сандерс, – Он ненормальный.
– Вы действительно в это верите?
– А как же иначе? – вслух рассуждал Мастерс – В этом человеке есть что-то такое, чего я не могу понять. Сам это признаю. Клянусь Богом, за всю жизнь никто еще не говорил со мной подобным образом. И тем не менее я не могу относиться к нему, как к тем сумасшедшим, которые приходят к нам и утверждают, что совершили убийство. Я знаю этот тип, видел тысячи таких людей, и говорю вам прямо – он на такого не похож.
– Допустим, – сказал доктор, – только не вскидывайтесь: просто допустим, что Пенник скажет, что в определенный день и час умрет кто-то другой, указанный им, и что это произойдет на самом деле?
– Я не поверю в это!
– Хм, очень короткий и разумный ответ, но вряд ли нам это поможет. Вы представляете себе, что из такой истории может сделать бульварная пресса? Ничего удивительного, что они сочли это отличным материалом для статей!
Мастерс скептически покачал головой.
– Это меня меньше всего заботит. Даже если они встанут на голову, вряд ли найдут газету, которая напечатала бы подобную историйку, и уж наверняка они не будут рисковать, если получат соответственные распоряжения. Но что меня беспокоит… хм… да, признаюсь. Что меня больше всего беспокоит, это то… я думаю, что этот тип в самом деле убил мистера Констебля.
– Вы поверили?
– Ничего подобного! Но, доктор, этот тип был совершенно искренен. Он сам в это верил, будь я турок! Такие вещи всегда чувствуются. Я имею в виду, что, возможно, он нашел какой-то неизвестный, не оставляющий никаких следов способ убийства людей, ну, например, какой-то новый способ удара в желудок, или…
– Даже если он, без всяких сомнений, докажет, что был в это время внизу с миссис Чичестер и ее сыном?
– Нам нужны факты, – упрямо продолжал Мастерс. Он на мгновение задумался над чем-то, и глаза его злорадно блеснули. – Во всем этом меня утешает только одно. По Божьей воле это дело принимает некий джентльмен, которого мы оба хорошо знаем!… – Он подмигнул Сандерсу с выражением глубокого удовлетворения. – Между нами, доктор, как вы думаете, что сэр Генри Мерривейл скажет обо всем этом деле?
Глава восьмая
– Чушь! – сказал Г.М.
Во время строительства Форвейза некие предприимчивые декораторы ввели в моду меблировку, так называемый «турецкий уголок». В одном углу комнаты находился альков, завешенный собранными в складки восточными занавесями. Это создавало обрамление для ниши, в которую ставилась тахта, покрытая полосатым материалом, кривые турецкие сабли располагались на стене. Висячая лампа в виде фонаря давала приглушенный свет. Все это должно было создавать видимость таинственности и романтизма, на самом деле, этот уголок притягивал флиртующие пары со всего дома.
Именно в этом уголке салона Форвейза во мраке наступающих сумерек сидел сэр Генри Мерривейл, обычно именуемый в среде подчиненных и друзей «Старик» или Г.М.
Даже Мастерсу, который работал с ним уже много лет, редко удавалось увидеть столько злости в его обличье. Передвинув очки на кончик носа, он переводил проницательный взгляд быстрых маленьких глаз с Сандерса на старшего инспектора. Время от времени он тяжело двигался на тахте. Каждое такое движение поднимало тучи пыли, которая оседала на его голову, вызывая потоки проклятий. Чувство собственного достоинства, однако, не позволяло ему сменить место, а может быть, ему по вкусу пришелся «турецкий уголок»…
