Жорж Сименон - Мегрэ в тревоге
Он был одет во все черное, чем-то походившее на смокинг, на груди болтался подвешенный на ленточке монокль.
— Моя семья спустится с минуты на минуту. Не понимаю, чего они медлят.
При скупом освещении дорожного купе Мегрэ плохо рассмотрел своего спутника. Сейчас Юбер Верну показался ему куда старше. Механическая, точно на рессорах, жесткость походки, проявившаяся, когда он пересекал салон, выдавала в нем давнего артритчика. Лицо выглядело одутловатым, его розовый цвет — чуть ли не искусственным.
Почему при этом комиссара посетила мысль об актере, сильно постаревшем, но все еще силившемся играть свою роль, живущем в постоянном страхе перед перспективой того, что в один прекрасный день публика заметит, что перед ней выступает уже полутруп?
— Надо сообщить им, что вы уже пришли.
Он позвонил и вызвал дворецкого.
— Ступайте узнайте, готова ли мадам. Предупредите также мадемуазель Люсиль, доктора и мадам…
Что-то было не так. Верну явно испытывал раздражение оттого, что членов семьи в салоне еще не было.
Стремясь вернуть ему хорошее настроение, Шабо взглянул на три подготовленных для игры в бридж столика и спросил:
— Анри де Верженн приедет?
— Нет, он позвонил и извинился. Сказал, что буря порушила аллею парка их замка так, что он не может вывести автомобиль.
— А что Омаль?
— Нотариус утром заболел гриппом. С полудня — на постельном режиме.
В общем, ждать больше было некого. И даже близкие, похоже, испытывали сомнения, стоит ли им сегодня спускаться в салон. Дворецкий, во всяком случае, еще не вернулся. Юбер Верну показал на батарею бутылок с напитками, которыми был уставлен отдельный столик.
— Угощайтесь, пожалуйста. Прошу меня извинить, надо на минуточку отлучиться.
Он сам пошел убеждать членов своей фамилии, тяжело поднимаясь по широкой с каменными ступенями лестнице с оградой из кованой стали.
— Сколько человек обычно собирается на эти вечера для игры в бридж? — приглушенно спросил Мегрэ.
— Не так уж и много. Пять-шесть, не считая домашних Верну.
— И они, как правило, уже тут ко времени твоего прихода?
Шабо нехотя кивнул. Кто-то бесшумно вошел, оказалось, что это доктор Ален Верну, который даже не удосужился переодеться и был одет все в тот же плохо выглаженный костюм, что и утром.
— Вы одни?
— Ваш отец только что пошел наверх.
— Да, я встретил его по пути сюда, на лестнице. А как с дамами?
— Полагаю, что к ним-то он и направился.
— Не думаю, что придет кто-либо еще.
Ален мотнул головой в сторону окон, закрытых тяжелыми шторами.
— Вы видели? — И уверенный в том, что они понимают, о чем идет речь, добавил: — Они наблюдают за особняком. Пост выставлен как перед домом, так, вероятно, и у черного хода. И это очень даже хорошо.
— Почему?
— Потому что случись теперь новое преступление, его нельзя будет приписать никому из обитателей этого дома.
— А вы предполагаете, что оно и впрямь случится?
— Если речь идет о человеке, лишившемся рассудка, то нет причин, чтобы серия злодеяний на этом закончилась.
Наконец-то появилась мадам Верну, за ней шел муж, несколько возбужденный: видимо, он был вынужден доказывать в полемике необходимость ее присутствия. Мать доктора оказалась шестидесятилетней женщиной с еще сохранившими свой каштановый цвет волосами и с большими темными кругами под глазами.
— Комиссар Мегрэ из уголовной полиции.
Она едва соизволила склонить голову и уселась в свое, видимо, обычное кресло. Проходя мимо, она лишь небрежно проронила в адрес следователя:
— Добрый вечер, Жюльен.
Юбер Верну объявил:
— Свояченица сейчас подойдет. У нас совсем недавно вдруг погас свет, это и задержало всех с ужином. Надеюсь, что электричество отключали во всем городе?
Он говорил лишь бы что-то сказать. Слова не нуждались в смысловой нагрузке. Просто требовалось чем-то заполнить мучительную пустоту салона.
— Не хотите ли сигару, комиссар?
И уже вторично за время своего пребывания в Фонтэне Мегрэ согласился, поскольку не решался вытащить из кармана трубку.
— А как твоя супруга?
— Ей, вероятно, мешают дети.
Было очевидным, что Изабелла Верну, мать Алена, согласилась лишь обозначить свое присутствие, и то после Бог знает каких препирательств, ибо явно не собиралась активно участвовать в самом вечере. Она демонстративно занялась вышивкой, совершенно не вслушиваясь в то, о чем говорили собиравшиеся в салоне.
— Вы играете в бридж, комиссар?
— Вынужден с сожалением вас разочаровать, но я вообще ни во что не играю. Но спешу заверить, что с большим удовольствием наблюдаю за ходом карточной партии.
Юбер Верну взглянул на следователя:
— Как мы тогда разобьемся на пары? Люсиль наверняка будет участвовать. Вы со мной. А Ален, думаю…
— Нет, на меня не рассчитывайте.
— Остается твоя супруга. Поднимись и узнай, скоро ли она будет готова?
Обстановка становилась все более тягостной. Никто, за исключением хозяйки дома, садиться не решался.
Сигара создавала видимость, что Мегрэ при деле. Юбер Верну также разжег одну и принялся наполнять коньячные рюмки.
Могли ли себе вообразить трое стоявших снаружи горожан, что здесь, внутри, все происходило таким вот образом?
В конечном счете появилась и Люсиль — копия сестры, только в еще более тощем и угловатом варианте.
Она, в свою очередь, едва удостоила комиссара коротким взглядом и сразу же прошла к одному из игровых столиков.
— Начнем? — предложила она. Потом, чуть качнувшись в сторону Мегрэ: — Он играет?
— Нет.
— Тогда кто же составит партию? Зачем меня просили сгуститься?
— Ален отправился за женой.
— Она не придет.
— Почему?
— Очередная невралгия. Дети были несносны весь вечер. Гувернантка уволилась и ушла. Так что малышней занимается Жанна.
Юбер Верну вытер вспотевший лоб:
— Ален ее убедит. — И добавил, повернувшись к Мегрэ: — Не знаю, есть ли у вас дети. Но в больших семьях наверняка всегда так. Каждый тянет одеяло на себя. У каждого свои заботы, свои предпочтения…
Он оказался прав: Ален все же уговорил супругу, невзрачную, немного полноватую женщину с покрасневшими от слез глазами.
— Извините меня… — обратилась она к свекру. — Дети доставили столько хлопот…
— Гувернантка, кажется…
— Давайте поговорим на эту тему завтра.
— Комиссар Мегрэ…
— Очень рада.
В отличие от прочих она протянула руку, но какую-то вялую, холодную как лед.
— Ну что, играем?
— Давайте.
— Кто участвует?
— Вы уверены, комиссар, что не хотите составить нам компанию?
— Абсолютно.
