Эдогава Рампо - Демоны луны
— Скорее… беда! — И прерывающимся голосом поведал ему, что лечусь на водах, что нынешним вечером, прогуливаясь в горах, ненароком столкнул на рельсы большущий камень; поняв, что натворил, попытался спуститься вниз, чтобы очистить путь, но не нашел тропинки (я ведь приезжий и плохо знаю места!) и тогда помчался сюда, чтобы предупредить. — Сделайте что-нибудь поскорей, иначе будет поздно! — закончил я с озабоченным видом.
Начальник станции побелел.
— Скорый из Токио уже проследовал станцию. Сейчас он как раз подходит к тому повороту…
Именно на это я и рассчитывал!
Вскоре от чудом спасшегося кондуктора стало известно, что поезд сошел с рельсов, имеются погибшие и раненые.
Само собой, в тот вечер меня доставили в участок, но я был готов к допросу, и все прошло без сучка, без задоринки. Меня лишь сурово отчитали — и отпустили. Наказания (не считая мелкого штрафа) не последовало. Вот так, джентльмены, я одним махом убил семнадцать человек.
Да, господа, я — убийца, я отнял жизнь почти у сотни человек. Но я не раскаиваюсь — я томлюсь от скуки. Мне надоело и это. И все-таки я намерен дополнить свой счет. Теперь моя очередь умереть… Я вижу, вам не по нутру такая жестокость. Что ж, вы правы: кто из смертных сравнится со мной в злодействе? Но причина этого — скука, невыносимая скука, и я хочу, чтобы вы поняли мои чувства. Да свершится же суд… Я готов выслушать любой приговор.
Повествование закончилось. Рассказчик умолк и обвел всех безумным взглядом. Никто не проронил ни слова. Лица присутствовавших, освещенные багровым зловещим пламенем свечей, были абсолютно бесстрастными.
Неожиданно на скрывавшей дверь ткани возникло какое-то ослепительно сверкающее пятно. Оно стало расти и превратилось в большой серебряный круг, который медленно выплыл из-за алой портьеры, словно луна из-за туч. Я тотчас же догадался, что это такое: поднос с напитками в руках у официантки. Но жутковатая атмосфера Красной комнаты странным образом преобразила предметы: картина разительно напоминала сцену из «Саломеи»[16] — с отрезанной головой пророка. Мне даже почудилось, что вот сейчас, вслед за рабыней с подносом из-за портьеры возникнет стражник с алебардой в руках. Однако вместо толстогубой полуобнаженной рабыни появилась очаровательная официантка. Подойдя к столу, она с непринужденной грацией принялась расставлять бокалы. Девушка казалась существом из иного мира, словно в мертвенный склеп вдруг ворвался ветер живой жизни, и мне сделалось как-то не по себе. Вместе с девушкой в Красную комнату проникли звуки из соседнего ресторана: музыка, смех, визг подвыпивших женщин.
Неожиданно в руках Т. показался револьвер.
— Прощайся с жизнью! — сказал он самым будничным тоном и направил вороненое дуло на официантку.
Тут все смешалось: грохот выстрела, наши вопли, истошный крик девушки…
Все повскакали со своих мест. Но официантка была жива и невредима; она по-прежнему стояла на том же месте, с подносом в руках и в оцепенении смотрела перед собой ошеломленным взором.
Т. захохотал как безумный.
— Да это игрушка! Игрушка! Ловко я тебя одурачил, Ханако! — И он снова истерически рассмеялся.
Я с удивлением взглянул на револьвер — тот был совсем как настоящий, даже дымок еще курился над дулом.
— Так значит… это игрушка?! Боже, как вы меня напугали! — Бледная до синевы официантка медленно приблизилась к Т. — Дайте мне его… взглянуть. Совсем как настоящий!
Она несмело взяла револьвер и покрутила его перед глазами:
— Я тоже хочу разок выстрелить! — И девушка, согнув левую руку, положила револьвер на локоть. — Ну, держитесь! Теперь мой черед пугать вас!
— Не робей! — поддразнил ее Т.
И тут раздался оглушительный грохот. Т. как-то странно застонал, приподнялся — и рухнул на пол. По телу прошла судорога. Шутка приобретала жутковатый оттенок: все выглядело слишком реалистично. Мы бросились к Т. Кто-то схватил со стола подсвечник и поднес его ближе. Лицо у Т. подергивалось, как в припадке падучей, и сам он весь корчился, извивался, словно перерезанный лопатой дождевой червь. Из раны, темневшей на груди, сочилась, стекая по белой коже, алая кровь.
Увы! Револьвер оказался отнюдь не игрушкой…
Мы молчали, застыв в каком-то странном оцепенении. Кошмарное повествование завершилось достойным образом. Все произошло в считанные секунды, но нам показалось, что миновала целая вечность.
«Невероятно… — подумал я. — Впрочем, если вдуматься, это вполне в духе Т.: он ведь и собирался довести свой чудовищный счет до сотни… Выбрав для этого самое подходящее место — нашу Красную комнату! И, как всегда, все сделал чужими руками… Да, Т. остался верен себе до конца: ни один суд не сможет теперь предъявить обвинение официантке — ведь мы, шестеро, были свидетелями…»
Остальные, видимо, были погружены в те же невеселые размышления. В комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь рыданиями официантки, лежавшей на полу. В призрачном свете свечей вся эта сцена выглядела достаточно нереально.
Неожиданно к рыданиям девушки примешался какой-то посторонний, странный звук, похожий на сдерживаемое хихиканье. Я приподнялся. От ужаса у меня волосы зашевелились на голове.
— Ну, что же вы, господа, — проговорил «покойник». Борясь с новым приступом смеха, Т. не выдержал и расхохотался открыто. — Неужто до вас еще не дошло?!
Распростертая на полу официантка тоже встала, буквально изнемогая от смеха.
Мы просто онемели от изумления. А Т. протянул нам на ладони какой-то круглый мешочек.
— Взгляните. Это вот «пуля», сделана она из бычьего пузыря. Я начинил ее красными чернилами. При ударе оболочка лопнула, и чернила вытекли. Стопроцентная липа! Такая же липа, как и все мои рассказни. Спектакль удался на славу. Вы изнывали от скуки — и мне захотелось развлечь вас. Рад, что это удалось.
Т. умолк, и официантка, его подручная, все время подыгрывавшая ему, неожиданно щелкнула выключателем. Вспыхнул ослепительно яркий электрический свет, выхватив из полумрака наши растерянные лица и фантастическое убранство комнаты. Внезапно — словно фокусник сдернул «волшебное» покрывало — я увидел все уродство и фальшь окружающего: этих алых портьер, ковра, бархатных кресел, серебряного подсвечника, всей этой претензии на многозначительность… Выглядели они убого и жалко. И даже намека на тайну не осталось во всей нашей Красной комнате…
Человек-кресло
Каждое утро Ёсико, проводив мужа на службу, уединялась в обставленном по-европейски кабинете (общем у них с мужем) — поработать над своим новым романом, который должен был выйти в летнем номере весьма солидного журнала «N». Ёсико была не только красива, талантлива, но и так знаменита, что затмила собственного супруга, секретаря Министерства иностранных дел.
