Дороти Сэйерс - Пять отвлекающих маневров
— Знаю, — ответил Грэхем. — Стыд и позор! Каждый следующий велосипед, который я беру, хуже, чем предыдущий. Говорю прямо: недавно я чуть не сломал шею на развалюхе юного Энди.
— О! — воскликнул подошедший к беседующим хозяин гостиницы. — Так это вы, мистер Грэхем, взяли у мальчика велосипед? Конечно, берите, сколько вам будет угодно! Не то чтобы я возражал. Просто парень немного расстроился, что велосипед вот так вдруг исчез неизвестно куда.
— Он снова пропал? — удивился Грэхем. — Говорю вам, на сей раз это не я. Можете сказать вашему Энди, что больше я никогда не возьму его жалкий агрегат, пока он не потрудится привести его в порядок. Надо же совесть иметь! И кто бы его ни взял, помоги ему Бог. Что еще остается сказать? Несчастного, скорее всего, найдут со сломанной шеей в канаве.
— Все может быть, мистер Грэхем, — начал констебль. — Но все же мне хотелось бы знать, если позволите…
— К черту! — возмутился Джок Грэхем. — Не собираюсь рассказывать, где я был. Вовсе не обязан!
— Тут вот какое дело, дружище, — вмешался Уимзи. — Может быть, до тех таинственных мест, где ты скрывался, уже долетели вести, что вчера днем в реке обнаружили Кэмпбелла? Мертвым.
— Кэмпбелла? О, Господи! Нет, не долетели… Так, так, так. Да простятся ему его грехи. А что случилось? Он надрался и шагнул с причала в Керкубри?
— Вообще-то нет. Предположительно, Кэмпбелл рисовая и, поскользнувшись на камнях, упал. Разбил голову.
— Разбил голову? Значит, не утонул?
— Нет, не утонул.
— Н-да… Я всегда говорил Кэмпбеллу, что он рожден для виселицы, но ему удалось-таки вывернуться из петли. Ну, хоть не утонул, и то хорошо. Эх, бедолага, вот тебе и конец… Думаю, раз такое дело, надо войти и выпить по одной за упокой его души. Ты как? Мне он никогда не нравился, нет, но все-таки жаль… В том смысле, что я его больше не смогу одурачить. Присоединяетесь, офицер?
— Благодарю, сэр, но если бы вы все же любезно…
— Предоставьте это мне, — прошептал Уимзи, толкнув полицейского локтем и следуя за Грэхемом в бар.
— Как ты умудрился не слышать об этом, Джок? — продолжил лорд, когда подали напитки. — Где ты скрывался последние двое суток?
— Все вам расскажи! Ты прямо такой же любопытный, как наш друг полицейский. Я живу себе тихо-мирно, никого не трогаю. Но что там с Кэмпбеллом? Когда это все случилось?
— Тело обнаружили около двух часов пополудни, — сказал Питер. — Есть свидетели, которые видели Кэмпбелла живым пять минут одиннадцатого. Он писал пейзаж.
— Да, все всё видят. Знаешь, я всегда думал: вот пропадешь где-нибудь там, в холмах, и будут тебя потом искать неделю. Хотя, вообще-то Миннох довольно посещаемое место. В рыбный сезон, во всяком случае. Но не думаю…
— Могу я спросить вас, сэр, откуда вы узнали, что несчастный случай произошел именно в Миннохе? — вступил в разговор подошедший к ним констебль.
— Откуда я?.. О-хо-хо! Если процитировать одну в высшей степени порядочную и прилично одетую леди, которую мне как-то раз случилось подслушать, когда она болтала с подругой на улице Теобальда, «все это, черт возьми, неспроста». Сколько интереса к тому, где я был… И этот удар по черепу Кэмпбелла… Разве же я не понимаю, констебль? Меня подозревают в том, что это я огрел по голове хорошего человека и отправил его на корм рыбам, прямо как иноземный рыцарь в балладе?
— Э… Не совсем так, сэр, но по долгу службы…
— Все ясно.
— Постойте-ка! — вдруг воскликнул хозяин гостиницы, на которого снизошло озарение. — Вы что же, хотите сказать, что беднягу убили?
— Все возможно, — уклонился от ответа констебль.
— Он не хочет этого сказать, — заявил Грэхем. — Я прочитал это в его выразительных глазах… Ну и дела творятся в нашем тихом местечке!
— Кошмар, — кивнул хозяин «Анвоса».
— Ладно, Джок, — снова подал голос Уимзи. — Не томи! Мы не в силах больше выносить неизвестность… Как ты узнал, что Кэмпбелл погиб в Миннохе?
— Телепатия, — широко ухмыляясь, заявил Грэхем. — Я заглянул в ваши мозги, и вот какая передо мной предстала картина: речка, полная острых камней, крутой гранитный склон, нависающий над ней, мост, деревья и темная заводь под ними. И я сказал себе: «Это же Миннох, черт подери!» Элементарно, Ватсон.
— Не знал, что ты умеешь читать мысли.
— Как подозрительно, правда? Ну, вообще-то нет, не умею. Я узнал, что Кэмпбелл собирается на этюды в Миннох еще позавчера, от него самого.
— Он тебе прямо так и сказал?
— Прямо так и сказал. А что тут такого? Видите ли, иногда я разговаривал с Кэмпбеллом просто так, не швыряя в него ботинками. Он сказал мне в понедельник, что собирается на следующий день пойти порисовать мост. Так, пробурчал что-то… Ну, вы знаете его манеру.
Грэхем достал из кармана кусочек мела и принялся рисовать на стойке бара. Он скорчил рожу, очень достоверно изобразив тяжелую челюсть и надутые губы Кэмпбелла, а его рука имитировала быстрые и замысловатые мазки покойного живописца. Картина возникала с магической быстротой, словно кадр в кинофильме: речка, деревья, мост и белые пухлые облака — все настолько похоже на виденное Уимзи на этюднике, что он был просто сражен.
— Тебе нужно зарабатывать на имитациях, Джок.
— В этом моя проблема. Слишком восприимчив. Рисую в чьем угодно стиле, только не в своем собственном. Критики в волнении: «Мистер Грэхем все еще ищет собственный стиль», — вроде того. Но это забавно. Глядите сюда! Вот это Гоуэн.
Он стер предыдущий набросок, и на его месте возник яркий образчик композиции, характерной для Гоуэна: мрачная цитадель, широкий полукруг побережья, на переднем плане лодка, в ней коренастые рыбаки склонились над своими сетями.
— А это Фергюсон: одно деревце декоративного вида, его одинокое отражение в воде, широкая голубая даль — по сути, все в синих тонах — и какая-нибудь груда камней, для завершения композиции. Вот Фаррен: вид крыш Керкубри, обязательно с Толбусом [19] — все выглядит как Ноев ковчег, построенный из детских кубиков: киноварь, неаполитанский желтый, ультрамарин — наигранная наивность и отсутствие теней. Уотерз, по его собственным словам: «Не то, что эти шарлатаны, которые берутся за кисть» — каменоломня с высоты птичьего полета, в которой различима каждая трещинка, где-то вдали лошадь с телегой, детально прорисованные, в сущности, лишь для того, чтобы продемонстрировать свое мастерство. Ах, ты! — Грэхем плеснул на стойку бара немного пива и вытер пятно разодранным рукавом. — У всех у них есть один дар, которого я лишен. Они в своих работах совершенно искренни, а я нет — в том-то и разница. Говорю вам, Уимзи, половина этих треклятых портретов, за которые мне платят, — карикатуры. Только идиоты этого не видят. Если бы видели, они бы скорее умерли, чем выписали чек.
