Агата Кристи - Большая четверка
– Бренди… скорее!
Я быстро налил в стакан немного бренди и подал ему. Пуаро ухитрился влить немного в рот незнакомцу, а затем мы вдвоем подняли «гостя» и перенесли на кушетку. Через несколько минут он открыл глаза и непонимающе огляделся вокруг.
– Что вам нужно, мсье? – спросил Пуаро.
Губы человека разжались, и он произнес ровным неживым голосом:
– Мсье Эркюль Пуаро, Фаррауэй-стрит, четырнадцать.
– Да-да, это я.
Человек, похоже, не понял и просто повторил так же механически:
– Мсье Эркюль Пуаро, Фаррауэй-стрит, четырнадцать…
Пуаро попытался задать ему несколько вопросов. Иногда этот человек вообще не отвечал, иногда повторял слова Пуаро. Пуаро сделал мне знак, чтобы я подошел к телефону.
– Пригласите доктора Риджвэя.
К счастью, врач оказался дома; а поскольку жил он неподалеку, за углом, то уже через несколько минут ворвался в гостиную.
Пуаро вкратце объяснил ему, что произошло, и врач начал осматривать нашего странного визитера, который, похоже, вовсе не осознавал чьего-либо присутствия.
– Хм… – произнес доктор Риджвэй, закончив осмотр. – Любопытный случай.
– Мозговая горячка? – предположил я.
Доктор тут же негодующе фыркнул:
– Мозговая горячка! Ха, мозговая горячка! Такой болезни не существует! Это выдумка романистов! Нет, этот человек перенес какое-то сильное потрясение. Он пришел сюда под воздействием навязчивой идеи – отыскать мсье Эркюля Пуаро, Фаррауэй-стрит, четырнадцать… И он механически повторял эти слова, не имея ни малейшего представления о том, что они значат.
– Афазия? – энергично воскликнул я.
Это предположение не вызвало у доктора негодующего фырканья, как предыдущее мое высказывание. Он не ответил, но протянул человеку лист бумаги и карандаш.
– Посмотрим, что он будет с ними делать, – произнес врач.
Несколько мгновений человек не делал ничего, потом вдруг принялся лихорадочно писать. Затем так же неожиданно остановился, и бумага с карандашом упали на пол. Доктор поднял их и покачал головой.
– Ничего толкового. Одна лишь цифра 4, нацарапанная с десяток раз, и с каждым разом все крупнее. Полагаю, он хотел написать адрес – Фаррауэй-стрит, 14. Интересный случай… очень интересный. Вы не могли бы подержать его здесь до полудня? Я должен сейчас идти в больницу, но потом вернусь и займусь им. Это слишком интересный случай, чтобы упустить его.
Я объяснил, что Пуаро уезжает, а я намеревался проводить его до Саутхэмптона.
– Ну и ладно. Оставьте этого человека здесь. Он ничего не натворит. Он страдает от крайнего истощения. Он проспит, пожалуй, не меньше восьми часов. Я поговорю с вашей великолепной миссис Очаровашкой и попрошу ее присмотреть за ним.
И доктор Риджвэй умчался со своей обычной стремительностью. Пуаро торопливо уложил остатки вещей, то и дело поглядывая на часы.
– Ох уж это время, оно летит с невообразимой скоростью! Итак, Гастингс, вы не можете сказать, что я оставил вас бездельничать тут. Человек ниоткуда. Самая потрясающая из загадок! Кто он? Чем занимается? Ах, я отдал бы два года жизни за то, чтобы мой пароход отплывал завтра, а не сегодня! Ведь здесь остается нечто весьма любопытное… весьма интересное. Но для этого нужно время… время! Могут пройти дни… а то и месяцы, прежде чем он сможет сказать нам то, что собирался.
– Я сделаю все, что в моих силах, Пуаро, – пообещал я. – Я постараюсь достойно заменить вас.
– Да-а…
Его реплика поразила меня, поскольку в его тоне прозвучало сомнение. Я взял тот лист бумаги, на котором рисовал больной.
– Если бы я сочинял роман, – сказал я беспечно, – я бы начал с рассказа о нашем «госте» и назвал бы книгу «Тайна Большой Четверки». – Говоря так, я постучал пальцем по начерченным карандашом цифрам.
И тут же я замер в изумлении, поскольку наш умирающий вдруг очнулся, сел и произнес очень отчетливо:
– Ли Чанг Йен.
Он выглядел как человек, внезапно пробудившийся от сна. Пуаро сделал предостерегающий жест, призывая меня к молчанию. Человек продолжал говорить. Он выговаривал слова медленно, высоким голосом, и что-то в его манере речи заставило меня подумать, что он цитирует на память некий письменный отчет или доклад.
– Ли Чанг Йен. Его можно считать мозгом Большой Четверки. Он направляющая и организующая сила. Поэтому я обозначил его как Номер Первый. Номер Второй редко упоминается по имени. Он обозначается символом – латинская S, перечеркнутая вертикально двумя линиями, то есть знаком доллара, или же двумя полосками и звездой. Следовательно, предполагаем, что он американец и что он представляет собой силу денег. Похоже, можно не сомневаться в том, что Номер Третий – женщина и что она француженка. Вполне возможно, что она одна из сирен полусвета, но о ней ничего определенного не известно. Номер Четвертый…
Голос говорившего затих, больной замолчал. Пуаро наклонился вперед.
– Да-да, – энергично произнес он, – Номер Четвертый… что?
Его глаза впились в лицо незнакомца. А того словно вдруг охватил неописуемый ужас; его черты исказились.
– Истребитель, – выдохнул «гость». А потом, конвульсивно дернувшись, упал на спину в глубоком обмороке.
– Mon Dieu![4] – прошептал Пуаро. – Так я был прав! Я был прав!
– Вы думаете…
Он перебил меня:
– Давайте отнесем его на кровать в мою спальню. У меня не осталось ни одной лишней минуты, если я хочу успеть на поезд. Хотя и нельзя сказать, что я хочу на него успеть. Ох, если бы я мог опоздать на него, не мучаясь угрызениями совести! Но я дал слово. Идемте, Гастингс!
Оставив нашего загадочного посетителя на попечение миссис Пирсон, мы помчались на вокзал и едва успели вскочить в поезд. Пуаро то надолго замолкал, то становился уж слишком разговорчив. То он сидел, уставясь в окно, как погруженный в мечтания человек, и не слыша ни слова из того, что я ему говорил, – то вдруг оживлялся и начинал сыпать инструкциями и постоянно твердил, что я должен ежедневно посылать ему радиограммы.
Проехав Уокинг, мы погрузились в долгое молчание. Поезд вообще-то шел без остановок до самого Саутхэмптона; но вдруг он остановился перед светофором.
– Ах! Sacre mille tonnerres![5] – неожиданно воскликнул Пуаро. – Я просто имбецил! Теперь я это вижу. Без сомнения, это святой охранитель остановил поезд! Прыгаем, Гастингс, прыгаем скорее, ну же!
И в то же мгновение он распахнул дверь купе и выпрыгнул на пути.
– Бросайте чемоданы и выскакивайте!
Я повиновался. И как раз вовремя. Как только я очутился рядом с Пуаро, поезд тронулся.
– Ну а теперь, Пуаро, – сказал я с изрядной долей раздражения, – может быть, вы объясните, что все это значит?
– Это значит, друг мой, что я увидел свет.
– Мне это ни о чем не говорит, – заметил я.
– А должно бы, – ответил Пуаро. – Но я боюсь… я очень боюсь, что это не так. Если вы сумеете унести вот эти два чемодана, думаю, я как-нибудь справлюсь с остальным.
Глава 2
Человек из сумасшедшего дома
К счастью, поезд притормозил неподалеку от станции. В результате небольшой прогулки мы очутились у гаража, где смогли нанять автомобиль, и получасом позже уже неслись обратно в Лондон. Тогда, и только тогда, Пуаро соизволил удовлетворить мое любопытство.
– Вы все еще не понимаете? Я тоже не понимал. Но теперь понял. Гастингс, меня пытались убрать с дороги!
– Что?!
– Да! Это очевидно. Способ и время были выбраны с большим умом и проницательностью. Они боятся меня.
– Кто «они»?
– Те четыре гения, которые объединились, чтобы действовать вопреки закону. Китаец, американец, француженка и… и еще кто-то. Молите бога о том, чтобы мы вернулись вовремя, Гастингс!
– Вы думаете, наш посетитель в опасности?
– Я уверен в этом.
По прибытии нас встретила миссис Пирсон. Отмахнувшись от ее изумленных вопросов, которыми она разразилась при виде Пуаро, мы сами принялись ее расспрашивать. Ответы прозвучали утешительно. Никто не приходил, и наш гость не давал о себе знать.
Со вздохом облегчения мы поднялись наверх. Пуаро пересек гостиную и вошел в спальню. И тут же он позвал меня, причем в его голосе послышалось странное возбуждение:
– Гастингс! Гастингс… он мертв!
Я поспешил к Пуаро. Незнакомец лежал в той же позе, в какой мы оставили его, но он умер! Я помчался к доктору. Я знал, что Риджвэй еще не вернулся. Но я почти сразу нашел другого врача и привел его к Пуаро.
– Он умер совсем недавно, бедняга. Вы что, подобрали бродягу?
– Что-то в этом роде, – уклончиво ответил Пуаро. – Но от чего он умер, доктор?
– Трудно сказать. Возможно, какая-то лихорадка. Тут есть признаки асфиксии… У вас тут не газовое освещение?
– Нет, только электричество, больше ничего.
– И оба окна широко открыты, н-да… Пожалуй, он мертв уже часа два, я так сказал бы. Вы сами известите кого положено?
