Адива Гефен - Алмазная пыль
— Ну, хватит! Что ты плачешь, как маленькая? — Она никак не хотела меня понять. — Не будь глупой! На новом месте им займутся. Ему будет там лучше… И дедушка сможет его навещать.
Я знала, что она говорит чепуху. Что она поступила ужасно. Он нам с Лиором всё-всё рассказал! Про свою маму, красивую и белолицую, как принцесса, про своего брата, который так красиво играл, что звезды собирались над их домом послушать музыку, и про людей в черных сапогах и с красными повязками на рукаве, которые велели ему идти на вокзал. Он думал, что это просто какие-то учения, а вернулся домой через четыре года, постаревшим лет на сто, и обнаружил, что в его доме живут чужие.
Я хотела ей рассказать, но у меня вдруг перехватило дыхание. Живот пронзило острой болью. Мама трясла меня, хлопала по спине:
— Хватит, успокойся, дыши спокойно. Нельзя же так! Ты же знаешь, что тебе нельзя так задерживать дыхание. Перестань! Вы мне еще спасибо скажете, что я ему помогла, — она обняла меня и сунула мне в руку зеленый футляр с флейтой, похожий на длинную колбасу. — Иди скорее! Урок уже начался.
Я не пошла на урок флейты. Дождалась, пока она скроется в дверях дома, и спустилась в его подвал.
В подвале пахло чем-то сладким, как будто там праздновали день рождения, и все пакеты с сюрпризами, приготовленные для детей, остались там — открытые и пахучие. Старая одежда, привезенная им оттуда, которую он бережно хранил в чемоданчике, была разбросана по полу. Я подняла его старую мандолину. Две струны были оборваны. Маленькие деревянные игрушки, сделанные его ловкими руками, были рассыпаны по большой деревянной кровати, которую дедушка купил ему, когда он у нас появился.
«Когда дедушка Макс приедет с Мертвого моря, он постарается вернуть Якоба сюда», — подумала я, перебирая струны черного инструмента. Дедушка уложит Якоба на кровать, как ребенка, обнимет его и скажет: «Алес ин орднунг[5]». Конечно же, он его вернет! Никто не сможет устоять против моего дедушки. Я сложила разбросанную одежду и уже хотела засунуть ее в чемодан, как вдруг дверь подвала распахнулась, и на пороге появились мама и тетя Рут.
— Что ты тут делаешь? — спросила мама.
— Ничего.
— Почему ты не на уроке?
— Не было урока.
— Тебе здесь не место! Иди наверх и займись уроками. А если ничего не задано, почитай книжку, как воспитанная девочка.
Я медленно побрела к выходу. Остановилась в дверях и посмотрела на них. Усевшись на диван, они рылись в его вещах, в тяжелых книгах, в рисунках его брата, который сейчас — ангел.
Тетя Рут подняла глаза и зло уставилась на меня. Она поднялась, чтобы догнать меня и схватить, но мама ее остановила.
— Не трогай ее, — сказала она. — Я с ней потом сама разберусь.
Убегая оттуда со всех ног, я знала, что до приезда дедушки у меня будет еще много времени, чтобы положить на место все вещи Якоба — лучшего дедушкиного друга.
1
Как меч самурая, рассек телефонный звонок ночную тишину, обрубив ласково опутавшую меня паутину сна.
Какое-то мгновение я не понимала, сон это или явь. Звонок не прекращался. «Тррррр…» — настойчиво пилил он тьму. Спящий рядом со мной мужчина лежал на спине, спокойно дыша, как свойственно мужчинам после бурной ночи любви.
«Габи», — мысленно сказала я себе.
«Что?»
Не отвечать. Зачем отвечать? Это только неприятности. Никто не станет звонить в такое время, чтобы сообщить тебе, что ты выиграла кругосветное путешествие или принята на роль немой певицы в сериале. Пусть подождут! Известия, приходящие ночью, — как черти, являющиеся из тьмы. Лучше отложить сражение с ними до дневного света.
Я с головой укрылась одеялом. Не слышать, не отвечать, не быть. Но любопытство разбирало. Может, это папа или дедушка Макс, может быть, опять случилось что-то ужасное. Я, как слепая, пошарила в поисках выключателя. Где я, черт побери? Это не моя комната!
Постепенно сознание прояснилось. Я в доме у папы, который опять уехал в свой «Париж». Я обещала ему присматривать за домом, поливать львиный зев, вынимать почту и выгуливать старушку Бой. Моя рука нащупала груду книг, затычки для ушей, серьги, стакан с водой и пепельницу, которая свалилась со стола в эту напряженную ночь, разметав свое серое содержимое во все стороны. Вот где ты прячешься, маленький невидимка… Щелчок выключателя — и комнату залил мягкий свет. Часы возле кровати показывали три часа и десять минут. Три часа ночи! Три!
В моем расписании такого времени нет!
На подушке покоилась красивая голова. Некто Арик — кибуцник из Маор-Даром, неплохой партнер для секса. Я подобрала его в кафе «У Брахи» в Яффо, в переулке за театром «Гешер».
Телефон не умолкал. Еще один звонок, и он утихнет, надеялась я, но он не переставал. Как голодный младенец, который не желает умолкнуть, не получив бутылочку с молоком или кончик соска.
И вдруг — тишина. Безмолвие завладело комнатой в один миг. «Вот и хорошо», — подумала я, и меня сразу же стали мучить дурные мысли. Может быть, кто-то в беде. В нашей семье всегда кто-нибудь в чем-нибудь нуждается. У папы неприятности, дедушка Макс забыл, как отключить сигнализацию, Мориц, жуткий пес, загрыз кого-то из соседей, Газета сжег свой домишко, тетя Рут беременна — что-нибудь наверняка произошло.
«Ерунда, всё в порядке, — попыталась я себя успокоить. — Ошиблись номером. Я сама взгромоздила целую башню беспокойства».
Слева от меня красавец Арик коротко всхрапнул, поворочался, сбрасывая одеяло, и свободно раскинул ноги. А вдруг это звонит брошенная им жена или любовница? Отчаявшаяся женщина выследила нас, сумела раздобыть номер телефона и решила выяснить отношения с Ариком именно сейчас? Но ведь до того, как мы перешли к практическим действиям, он рассказал мне, что он убежденный холостяк. Впрочем, кто знает — не ждут ли его где-нибудь четверо сопливых детишек, которые ищут пропавшего отца, забывающего посылать алименты.
Я собрала с пола окурки, укрыла Арика, потушила лампу и закуталась в одеяло. Поискала в подушке углубление, в котором прячутся сны. Мысли не покидали меня.
Если бы мой брат Лиор был здесь, он бы посмеялся: «Брось! Забудь про звонок. Это приказ! Помни, что плохие вести — как вши, от них надо держаться подальше. Стоит им найти хозяина — не отстанут. Только размножатся».
Как весть о твоей смерти. Будто бы можно было от нее убежать. Будто, если бы посланцы судьбы — двое смущенных солдат — не нашли бы нас и не сообщили бы нам, запинаясь, это известие, твое тело не было бы разорвано, и душа не покинула бы его.
От этой вести нельзя было убежать. Она немного задержалась в пути, но, в конце концов, добралась до нас, когда ты уже четыре или пять часов был мертв.
