Саймон Кларк - Падающая звезда
— То есть вы ищете банального грабителя?
— Возможно.
— Но этим ведь должна заниматься полиция, разве нет?
— Возможно, что и нет.
— У него что-нибудь украли?
— Украли? Нет. Позаимствовали.
— В каком смысле?
— Если говорить кратко, факты таковы. Профессор Чарльз Хардкасл живет в Хэмпстеде в большом доме, окруженном, по его словам, обширной территорией. Вместе с ним проживают его жена и сын десяти лет. Ну и прислуга, конечно. Профессор изучает металлургию и уже давно интересуется аэролитами, в состав которых часто входят такие металлы, как железо и никель. Эти камни представляют для него особенный интерес из-за своего внеземного происхождения — он надеется обнаружить в их составе металлы с какими-нибудь выдающимися свойствами. Профессору около сорока. Он скромный, работящий человек. В деньгах не нуждается, никаким возмутительным порокам не предается. В прошлый понедельник он допоздна работал в лаборатории, которая расположена в специально пристроенном флигеле. Там же профессор проводит всякие химические эксперименты с аэролитами. Аэролиты находятся в закрытых на ключ шкафах со стеклянными дверцами. Самый крупный — не больше сливы — занимает почетное место в центре. Профессор заканчивает работу от десяти часов вечера до полуночи, затем идет спать. Шкафы он запирает на ключ, как и дверь лаборатории. В лабораторию можно попасть либо с заднего двора — через двойные крепкие двери, закрытые на засов изнутри, либо из дома. Пока все понятно?
— Вполне.
— Как вы помните, ночь понедельника выдалась жаркой и удушливой. Профессор Хардкасл, вспомнив наказ супруги не портить себе желудок, поужинал стаканом молока и печеньем. После этого отправился в постель. И только тогда вспомнил, что оставил в лаборатории пенсне. У профессора неважное зрение, и потому он решил вернуться в лабораторию. Спустившись вниз, вошел в лабораторию и, забирая пенсне со стола, заметил, что дверцы одного из шкафов открыты. Как только он нацепил пенсне на нос, сразу же понял, что из его коллекции пропал самый большой аэролит.
— Следов взлома он не заметил?
Холмс покачал головой:
— Дверь, через которую вошел сам профессор, была заперта. Как и двойные двери, ведущие со двора: заперты и на ключ и на засов. Окна тоже были закрыты.
— Может, по недосмотру он все-таки оставил дверь, ведущую в дом, открытой?
— Профессор уверен, что запирал ее. В лаборатории у него хранится много разных ядов и кислот. В своих письмах ко мне он не единожды упоминал, что боится, как бы его сын не пробрался в лабораторию и не стал играть с пробирками и прочим оборудованием. В общем, он крайне дотошен, когда дело касается безопасности.
— Значит, это неразрешимая тайна? — сказал я.
Холмс разочарованно вздохнул:
— Боюсь, довольно банальная.
— Ну, какой-то взломщик похитил аэролит, он же падающая звезда, он же метеорит, и не оставил после себя ровным счетом ни одной улики — разве это банально?
— Да. Правда, потом история приняла более занимательный оборот.
— Вы ведь говорили, что аэролит не украли, а «позаимствовали», верно?
— Да. Камень пропал ночью в понедельник, в те сорок минут, когда профессор Хардкасл запирал лабораторию, поднимался наверх и возвращался за пенсне.
— А когда же он появился снова?
— В среду утром. Камень лежал на прикроватной тумбочке в комнате сына профессора.
Я удивленно взглянул на Холмса и фыркнул:
— Так, значит, это обычная детская шалость. Мальчик стащил камень и был настолько беспечен, что даже не потрудился его спрятать.
— Посмотрим, — улыбнулся Холмс.
К этому времени наш экипаж уже выбрался из безумного хаоса центрального Лондона. Воздух стал ощутимо свежее, а лошадь замедлила ход, с трудом одолевая холмы близ Хэмпстеда. На смену городским домам и магазинам пришли просторные виллы и бескрайние вересковые пустоши, раскинувшиеся под прозрачным синим небом. Начался особенно крутой подъем, и цоканье лошадиных копыт стало еще размереннее. Вдали показался трактир «Испанец». Мы проехали мимо него, и где-то спустя ярдов сто Холмс велел извозчику поворачивать вправо, к большому особняку красного кирпича. С одной стороны к дому был пристроен одноэтажный флигель из такого же кирпича.
Как только мы въехали на подъездную дорожку, из кустов на нас бросился человек.
Он метался и рычал, словно разъяренный лев, потрясая зажатым в руке пучком какой-то травы.
— Богородица! — возопил он. — Трава!
Я в ужасе отшатнулся:
— Боже мой, да он сейчас на нас накинется!
— Богородица! — продолжал надрываться мужчина. — Трава!
— Холмс, будьте осторожны, — предупредил я друга, который приказал извозчику остановиться и уже открыл дверь, чтобы выскочить наружу. — Этот человек опасен!
— Совсем наоборот, Ватсон. Разбойники и сумасшедшие редко нападают на людей, надев выглаженные брюки и домашние тапочки. Это, должно быть, профессор Хардкасл. Ох. Возможно, вы были правы, — заметил Холмс, наблюдая за профессором, который бросился к нам со всех ног, споткнулся и, ахнув, рухнул на колени. На его лице застыло выражение такого животного ужаса, что я преисполнился жалости к этому несчастному.
Мужчина тяжело дышал. Его лицо приобрело багровый оттенок.
— Богородица, — бормотал он. — Трава…
Он с трудом поднялся на ноги и протянул дрожащую руку, в которой были зажаты зеленые былинки.
— Мистер Холмс… — пытался отдышаться он. — Вы ведь мистер Холмс, не так ли? Разумеется, кто же еще. — Немного успокоившись, мужчина взглянул на нас слезящимися глазами. — Видите? — спросил он, переводя взгляд с меня на Холмса. — Богородица! Трава… — шепотом повторил он.
Холмс посмотрел на растение в его руках, затем на меня.
— А, — протянул он. — Теперь понял. Профессор не хотел нас пугать. Он где-то нашел тимьян, также известный под названием богородицыной травы, и теперь держит его в руке. Почему-то эта находка стала для него страшным потрясением. Ватсон, если вы будете столь любезны и поможете мне, вдвоем мы сможем препроводить джентльмена домой. Рюмочка бренди непременно приведет его в себя.
* * *Бренди и впрямь чудодейственным образом сказалось на расстроенных нервах профессора. Как только он переоделся в подобающий, по его мнению, нашему визиту наряд, мы прошли в маленькую столовую, где он приступил к рассказу. Во всяком случае, попытался.
— Мистер Холмс, доктор Ватсон! — начал он дрожащим голосом. Руки у него тряслись. — Я приношу вам самые искренние извинения за свое более чем странное поведение… Но я никогда еще не испытывал такого шока… Я просто не знал, что и думать! Я полагал, у меня один путь — схватить мерзавца и придушить тут же, на месте! Прямо в саду! О господи! Если бы только это не было невозможно… Невозможно!
