Джо Алекс - Тихая, как последний вздох
Миссис Кварендон улыбнулась, но он не заметил этого, потому что шел позади.
— Мелвин, не обманывай меня!
Она внезапно рассмеялась. Это не был смех седой стареющей женщины — он звучал звонко и молодо.
— Я никогда тебя не обманывал! — проговорил мистер Кварендон, с убежденностью тем большей, что тут же в его памяти промелькнули более или менее отчетливые лица девушек и женщин, звенья цепи больших и маленьких грехов, о которых она, к счастью, не знала и никогда не узнает, если это будет в его силах. Внезапно он стал серьезным, но жена не заметила этого.
— Я не имею в виду какой-то большой обман, — Сара Кварендон махнула рукой, не оборачиваясь и не замедляя шага. — Минуту назад ты рассказывал, как когда-то мечтал о том, что имеешь сегодня. Это неправда или, если хочешь, не вся правда, ибо ты мечтаешь непрерывно! Ты не перестаешь мечтать ни на минуту, хотя другой на твоем месте признал бы, что добился достаточного успеха для одной короткой человеческой жизни.
— Погоди, — сказал Мелвин Кварендон.
Они остановились.
Овчарки присели. Вершина холма казалась теперь намного ближе. Мелвин глубоко вздохнул.
— Нельзя переставать мечтать, — он убежденно кивнул головой, — ибо что останется? Человек проработал всю жизнь, и какую же радость он может найти в том, что вдруг в один прекрасный день перестанет работать лишь потому, что заработал очень много денег? Деньгами измеряется успех, но сами деньги успехом не являются. Заработать миллион, когда у тебя есть сто миллионов, намного легче, чем заработать сто фунтов, когда имеешь всего десять. Уже тогда, вначале, я понял, что на каждого клиента, который купил обычную повесть или томик поэзии, приходится десять, покупающих новинки с мертвецами или с полураздетой, соблазнительной и перепуганной девушкой на обложке. Того, кто сумел бы овладеть этим рынком и руководить им, ожидали бы горы золота. Но мне было двадцать лет, и я не имел ни пенса за душой. Сотня других, богатых, ловких и предприимчивых, занимались этим десятилетия. Ты помнишь наш первый магазинчик? Я покупал потрепанные книги, и мы с тобой склеивали их по ночам. Эти книги нам продавали мальчишки по два пенса, а другие мальчишки покупали, заплатив на пенс или два больше, и я собирал эти пенсы, не говоря тебе, зачем я их коплю. Я боялся, что ты будешь возражать и плакать, ведь ты была беременна — Ричард должен был появиться на свет… И все казалось таким зыбким. Мы были бедны. Как я мог тебе сказать, что хочу издать свою первую книгу прежде, чем родится ребенок?
Они шли медленно, Сара Кварендон молчала.
— Я хотел стать издателем, но у меня не было даже шиллинга для выплаты первому автору. Впрочем, автора у меня тоже не было, как не было и взлелеянной в мечтах книги. А если бы они у меня были, то не хватило бы денег на оплату бумаги, типографии и того, кто сделал бы хорошую обложку. Поразительно, но я точно знал, как должна выглядеть обложка первой книги, хотя это было полным абсурдом, поскольку не знал ее содержания. Зато я знал, как должно называться издательство. КВАРЕНДОН ПРЕСС! Да, Сара, засыпая, я мечтал о том, что это название будет известно не только в Лондоне, но и в Нью-Йорке, Торонто, Мельбурне, Йоханнесбурге, везде в мире, где люди читают по-английски… В конце концов, я нашел автора и книгу, а твоя мать дала нам в долг сто фунтов, которые отложила на свою старость.
Он замолчал. Мягкая улыбка осветила его пухлое, почти лишенное морщин лицо.
Миссис Кварендон прошла еще несколько шагов и остановилась. Они находились на вершине холма. Муж, стоя рядом, тихонько положил руку на ее плечо. Впереди и позади простирались в золотистой полуденной дымке гряды небольших холмов и неглубоких долин графства Кент. Ветер утих. Было очень тепло и тихо. Мелвин поднял руку и указал туда, откуда они пришли, в сторону тропинки, бегущей среди рассеченных живыми изгородями полей. Они плавно спускались к большой роще из старых деревьев, между которыми виднелась покатая крыша большого дома, покрытая темно-красной старинной черепицей.
— Если бы я был шутом и перестал мечтать, — сказал мистер Кварендон, — я назвал бы это летней резиденцией и проводил бы здесь половину жизни. К счастью, у меня все еще нет для этого времени, и поэтому мы приезжаем сюда лишь на уикенды.
— Мелвин… — тихонько начала миссис Кварендон.
— Что, любимая?
Он снял руку с ее плеча и безотчетно погладил жену по щеке. Затем, будто устыдившись, резко опустил руку.
— Ты ведь что-то хочешь мне сказать?
— Я? Тебе? — он удивленно потряс головой. — Почему ты решила, будто именно сейчас я хочу сказать тебе что-то… особенное?
— Мужчина не должен задавать такие вопросы женщине, которая прожила с ним сорок лет. За полмили видно, что ты готовишься о чем-то рассказать. Именно поэтому ты так легко согласился на эту прогулку, хотя обычно мне приходится убеждать тебя, по крайней мере, полдня. Кроме того, в последнее время ты сосредоточен и все о чем-то размышляешь. Сейчас мы начнем спускаться в сторону дома. Джоанна обещала, что приедет с детьми до ужина и останется у нас на три дня. Поэтому, если действительно есть нечто очень важное, о чем ты непременно хочешь мне рассказать, то лучше будет, если ты сделаешь это сейчас.
— Да нет же, дорогая, в самом деле, нет ничего такого, что… — Мистер Кварендон умолк, а потом рассмеялся. — Это верно, что ты знаешь обо мне гораздо больше, чем кто-либо в этом мире. Но не потому, что прожила со мной сорок лет. Мне кажется, что ты всегда все знала. И ты не изменилась. Не изменилась, хотя наш сын говорит с оксфордским акцентом и небрежно, словно лорд, прохаживается по коврам офиса КВАРЕНДОН ПРЕСС в Нью-Йорке, а наша прелестная и нежная, как орхидея, дочь — жена депутата парламента и у нее отдельная нянька для каждого из моих внуков. Ты приняла все, что послала нам судьба, но осталась в душе молоденькой горничной из маленькой гостиницы, также как и я странным образом все еще связан с тем парнем из книжной лавки, который приглашал тебя на мороженое. Мы научились говорить, как говорят люди из другой, не нашей сферы, обросли перышками — миллионами разноцветных перьев, — но где-то, в глубине, в нас ничего не изменилось. И слава богу! Ибо это означает, что мы еще не утратили сил.
— Ты прав, — сказала миссис Кварендон, — я тоже это чувствую. Но надо ли столько слов для выражения того, о чем мы оба хорошо знаем? Ты, вижу, чем-то возбужден, чем-то, что пришло тебе в голову. Небось, снова размечтался, верно?
— Да, — мистер Кварендон вздохнул с облегчением. Если он расскажет о своем проекте, она должна поверить, что это единственная причина перемены в его поведении. Он подавил внезапный вздох и мягко произнес: — Я придумал нечто новое…
