Жорж Сименон - Капли стеарина
Мегрэ навестил его в тюрьме. Это был человек грубый во всех отношениях; нередко он неделями не являлся к жене и пятерым детям, которых угощал в основном коло! ушками. Кроме того, он был пьяницей, да и придурковат немного.
Теперь, проникнувшись атмосферой, царившей в доме, Мегрэ захотел перечитать показания, которые дал Марсель о том вечере, когда было совершено убийство.
— Я приехал на велосипеде около семи вечера, когда старухи садились за стол. Я выпил стаканчик у стойки, потом вышел во двор, прирезал кролика и ободрал, а мать его зажарила. Тетка, по обыкновению, ворчала, она меня всегда терпеть не могла.
Местные жители утверждали, что Марсель действительно имел привычку так вот неожиданно заявляться к матери и тетке и закатывать себе пир; мать не смела ни в чем ему отказать, а тетка его побаивалась.
— Они снова поругались, когда я взял в лавке сыру и отрезал малость…
— Какое вино вы пили? — спросил Мегрэ.
— То, что стоит в лавке.
— Чем вы освещали комнату?
— Керосиновой лампой. После ужина мать, у которой вечно что-то болело, улеглась и попросила меня достать ее бумаги из второго ящика комода. Она дала мне ключ. Я принес бумаги, и мы подсчитали сумму по накладным, так как подходил конец месяца.
— Что еще находилось в этом портфеле?
— Купчие, облигации ренты, акции — здоровенный пакет, тысяч на тридцать, а то и больше.
— Вы заходили в кладовку? Зажигали свечу?
— Нет… В полдесятого я положил обратно в ящик бумаги и ушел. Проходя через лавку, я выпил еще стаканчик. Если вам наболтают, будто это я прикончил старуху, не верьте, вранье это все. Вы лучше расспросите Юго.
К великому удивлению адвоката Марселя, Мегрэ не стал больше ни о чем его расспрашивать.
Что касается Ярко, или, как его здесь называли, Юго, поскольку он был родом из Югославии, то он был человек совсем иного сорта. Он попал в эти места после войны и осел здесь. Жил он один в доме по соседству с домом сестер Потрю и работал возчиком в лесу.
Как и Марсель, он был пьянчугой, но последнее время сестры Потрю не отпускали ему больше вина, так как он сильно им задолжал. Как-то раз Марселя даже попросили выставить Юго за дверь, и он при этом расквасил ему нос.
Сестры Потрю ненавидели Юго еще и потому, что когда-то сдали ему в аренду старую конюшню, стоящую в глубине двора, где Юго держал лошадей, но денег не платил. Сейчас он, верно, возил бревна в лесу.
Раздумывая обо всем этом, Мегрэ с бумагами в руках подошел к камину, где наутро после убийства был найден в куче золы здоровенный кухонный нож с обгоревшей ручкой. По-видимому, он и послужил орудием преступления, но огонь уничтожил отпечатки пальцев.
Зато на ящике комода и на кожаном портфеле оказалось множество отпечатков пальцев Марселя — и лишь его одного!
На подсвечнике, который стоял на столе, обнаружили следы пальцев только Амелии Потрю, не спускавшей с Мегрэ ледяного взгляда.
— Вы, как видно, решили молчать до конца? — ворчливо бросил он на всякий случай, разжигая трубку.
Он наклонился и отметил мелом на полу следы пятен крови, обозначенные на его плане.
— Вы побудете еще несколько минут? — спросила Мари Лакор. — Я тогда сбегаю домой и поставлю обед готовить.
И комиссар остался в доме один со старухой. Он был здесь впервые, но перед тем потратил целые сутки на изучение всех документов по этому делу и подробного плана помещения. Орлеанская полиция так добросовестно подготовила материал, что он не наткнулся здесь ни на какие сюрпризы, только, пожалуй, вся обстановка произвела на него еще более мрачное впечатление, чем он ожидал.
А ведь комиссар сам родился в крестьянской семье. Он знал, что и по сей день еще в некоторых глухих деревушках сохранялся тот же уклад жизни, что в тринадцатом или четырнадцатом веке. И, однако, когда он внезапно очутился в этом селении, затерявшемся среди лесов, в этом доме, в этой комнате, около этой раненой старухи с настороженным взглядом, он испытал такое же тягостное чувство, как и при посещении некоторых больных или приютов — словом, всех тех мест, где прячутся человеческие недуги и уродства.
Еще в Париже, начиная изучать материалы дела, Мегрэ набросал на полях отчета свои замечания:
1. Почему Марсель сжег нож, но не побеспокоился об отпечатках пальцев на комоде и на портфеле?
2. Почему, если он пользовался свечой, он принес ее обратно в комнату и потушил?
3. Почему кровавые следы не идут прямо от кровати к окну?
4. Почему Марсель не побоялся быть узнанным и вышел в половине десятого через лавку на улицу, а не воспользовался калиткой, ведущей со двора в поле?
Но в то же время имелась одна деталь, которая ставила в тупик защитника Марселя: в самой постели обеих сестер была найдена пуговица от куртки Марселя, старой охотничьей куртки из вельвета с фигурными пуговицами.
— Я зацепился и оторвал пуговицу, когда потрошил кролика, — уверял Марсель.
Перечитав свои заметки, Мегрэ встал и посмотрел на Амелию со странной усмешкой: как будет она сейчас раздосадована, когда не сможет следить за ним взглядом! Он толкнул дверь в полутемную кладовую, куда свет проникал через слуховое окошко, и увидел поленницы дров на полу, а слева у стены пресловутые бочки.
В двух полных оказалось вино — в одной красное, в другой белое. Две другие были пусты, и на одной из них эксперты отдела криминалистики обнаружили капли стеарина от свечи, стоявшей в комнате.
Комиссар орлеанской полиции сообщал в своем рапорте: «Возможно, эти следы оставил Марсель, когда зашел в кладовку хлебнуть вина. По показаниям его жены, он вернулся домой совершенно пьяный. Зигзагообразные следы его велосипеда подтверждают ее слова».
Мегрэ обвел кладовку взглядом и, не найдя того, что искал, вернулся в комнату, открыл окно и увидел на площади только двух мальчишек, наблюдавших за домом.
— Послушай, малыш, не принесешь ли ты мне пилу?
— Простую пилу для дров?
Все время он чувствовал за собой бескровное лицо и зрачки, неотступно следившие за всеми его движениями. Мальчик вскоре принес две пилы разного размера. В это время вернулась Мари Лакор.
— Я вас не задержала? Я оставила малыша дома. А теперь я должна помыть больную.
— Подождите еще несколько минут.
— Ладно, я пока согрею воду.
Да уж! Мегрэ предпочитал не присутствовать при этой сцене. С него хватало того, что он видел. Он снова вошел в кладовую и, просунув пилу в отверстие бочки со следами стеарина, принялся за дело.
Он знал, что обнаружит там. Он был уверен в себе. Если утром он еще мог сомневаться, то теперь сама атмосфера дома убедила Мегрэ в правильности его догадки. И Амелия Потрю оказалась точно такой, какую он думал найти!
