Агата Кристи - Удачное воскресенье
— С девушками, которые прилично себя ведут, ничего не случается, назидательно произнес Эдвард. Это звучало как приговор.
Дороти уже открыла рот, чтобы возразить, но вовремя опомнилась и нежным голосом попросила:
— Передай мне корзиночку. Я съела больше, чем ты.
Разделю по справедливости то, что осталось… Ой! Что это там на дне?
С этими словами она вытащила длинное переливающееся колье из кроваво-красных прозрачных камней, оправленных в металл.
Оба с изумлением уставились на находку.
— Это… это было в корзинке? — наконец произнес Эдвард.
Дороти кивнула.
— На донышке — под ягодами.
Они недоумевающе посмотрели друг на друга.
— Как, по-твоему, оно могло туда попасть?
— Представить себе не могу. Надо же — как раз после того, что я прочла в газете — о рубиновом колье.
Эдвард рассмеялся.
— Не вообразила ли ты себе, что держишь в руках пятьдесят тысяч фунтов?
— Просто странно, что такое совпадение… Рубины, оправленные в платину. У платины такой же тусклый серебристый блеск — как и этот. А камни — смотри, как они блестят на солнце, какой изумительный алый цвет? Сколько же их тут? — Она сосчитала. — А что я говорю? Ровно двадцать один!
— Не может быть!
— Да-да. То же количество, что указано в газете. О Тэд, не думаешь ли ты…
— Скорее всего… — Но прозвучали эти его слова не очень уверенно. Есть один способ проверить, настоящие они или нет — поцарапать ими о стекло.
— Это годится только для бриллиантов. Но, Тэд, ты помнишь, тот человек был какой-то странный — тот, который продавал фрукты, — очень уж гадкий. И странно так усмехнулся — помнишь? Когда сказал вдруг, что в корзинке ягод больше, чем на два фунта, и добавил: «И каких!»
— Верно, но, Дороти, с какой стати он стал бы отдавать нам, по сути, пятьдесят тысяч фунтов?
Мисс Пратт покачала головой, совершенно сбитая с толку.
— Действительно какая-то глупость получается, — признала она — Разве только… что, если его разыскивает полиция?
— Полиция? — Эдвард немного побледнел.
— Да. В газете дальше было написано: «Полиции удалось обнаружить кое-какие улики».
По спине Эдварда пробежал холодок.
— Не нравится мне все это, Дороти. Ведь полиция может выйти и на нас.
Дороти, открыв рот, вытаращила на него глаза.
— Но мы же ничего такого не сделали, Тэд. Мы же не знали, что спрятано в этой корзинке.
— Поди теперь докажи! Так нам и поверят!
— Да, едва ли, — согласилась Дороти. — О Тэд, ты действительно считаешь, что это — то самое? Это же просто как в сказке!
— Хороша сказочка, — сказал Эдвард. — Гораздо больше похоже на те душераздирающие истории, в которых главный герой отправляется в Дартмур,[3] невинно осужденный на четырнадцать лет.
Но Дороти не слушала его. Она надела колье себе на шею и смотрелась в маленькое зеркальце, которое достала из сумочки.
— Прямо как герцогиня, — прошептала она упоенно.
— Нет, не верю, — резко сказал Эдвард. — Это подделка. Это должна быть подделка.
— Да, дорогой, — сказала Дороти, продолжая рассматривать себя в зеркальце. — Очень может быть.
— Чтобы такое совпадение — нет, полная чепуха!
— Голубиная кровь, — прошептала Дороти.
— Это абсурд, вот что я тебе скажу, абсурд. Дороти, ты слушаешь, что я тебе говорю, или нет?
Дороти спрятала зеркальце. Она повернулась к нему, поглаживая рубины, украшавшие ее стройную шею.
— Ну как? — спросила она.
Эдвард взглянул на нее и тут же забыл про все свои обиды. Он никогда еще не видел Дороти такой. Она была неотразима, настоящая королева. Сознание того, что вокруг ее шеи обвито колье ценой в пятьдесят тысяч фунтов, превратило Дороти Пратт в совершенно другую женщину. Она была прекрасна и обольстительна, как Клеопатра, Семирамида[4] и Зенобия вместе взятые.
— Ты выглядишь потрясающе! — сказал ошеломленный Эдвард.
Дороти рассмеялась, и смех ее тоже стал совершенно другим.
— Слушай, — сказал Эдвард. — Вот что нам надо сделать. Нам надо отнести это колье в полицейский участок.
— Чепуха, — сказала Дороти. — Ты сам же только что сказал, что нам никто не поверит. И, может быть, даже посадят в тюрьму за кражу.
— Но что же нам делать?
— Оставить у себя, — ответила ему преобразившаяся Дороти Пратт.
Эдвард испуганно на нее посмотрел:
— Оставить у себя? Ты с ума сошла.
— Мы их нашли, разве не так? Откуда нам знать, что это настоящие и очень ценные камни? Я оставлю это ожерелье себе и буду его носить.
— И тогда полиция схватит тебя.
Дороти довольно долго обдумывала его слова.
— Ладно, — сказала она. — Мы их продадим. И ты сможешь купить себе «роллс-ройс» или даже два «роллс-ройса», а я куплю бриллиантовую диадему и несколько колечек.
Тут Эдвард еще больше вытаращил глаза. Дороти нетерпеливо продолжила:
— Тебе выпал шанс — так воспользуйся им! Мы ведь не украли эту вещь на такое я бы не пошла. Она сама свалилась нам в руки, и это единственный шанс получить все, что мы желаем. Эдвард Пэлгроу, ну есть в тебе хоть капля мужества?
Наконец Эдвард обрел дар речи:
— Надо продать, говоришь? Ты думаешь, это так просто? Да любой ювелир тут же спросит, откуда у меня такая дорогая вещь.
— А ты и не понесешь эту вещь к ювелиру. Ты что, никогда не читал детективов? Нести ее надо к скупщику краденого.
— А откуда мне знать скупщиков краденого? Меня воспитали как приличного человека.
— Мужчина должен знать все, — заявила Дороти. — Иначе зачем он нужен.
Он посмотрел на нее. Неумолимая обольстительница…
— Ты меня убедила, — покорно произнес он.
— Я думала, ты более решителен.
Наступило молчание. Потом Дороти встала.
— Ну что ж, — небрежно сказала она. — Сейчас нам лучше отправиться домой.
— Ты так в нем и поедешь?
Дороти сняла колье, благоговейно посмотрела на него и спрятала к себе в сумочку.
— Слушай, — сказал Эдвард. — Отдай его мне.
— Нет.
— Ты должна это сделать. Девочка моя, меня воспитали честным человеком.
— Ну хорошо. Ты можешь оставаться честным человеком и дальше. Ничего не нужно делать.
— Нет, отдай, — решительно сказал Эдвард. — Пусть будет по-твоему. Я найду скупщика. Да, ты правильно сказала, это единственный шанс. Колье мы получили честным путем — мы уплатили за него два шиллинга. Некоторые джентльмены всю жизнь занимаются тем же, покупая вещи по дешевке в антикварных магазинах, да еще гордятся этим.
— Вот именно! — сказала Дороти. — О Эдвард, ты просто великолепен!
