Буало-Нарсежак - Дурной возраст
— Остальные — во двор. Чтобы ни звука!
Секретарша, которая, казалось, была в курсе дела, глянула на них с нескрываемой враждебностью и препроводила Люсьена и Эрве в кабинет директора. Директор и надзиратель тихо разговаривали у окна. Директор сел, надзиратель продолжал стоять.
— Подойдите.
Заложив руки за спину, неуклюже, смущенно, мальчики остановились у стола, заваленного бумагами, ведомостями, досье.
— Опять вы, — сказал директор. — Небось горды собой? И только потому, что у вас молодая и еще неопытная учительница, вам доставляет удовольствие делать ее жизнь невыносимой. Непристойный галдеж — ваших рук дело, я сказал бы — мания. Вы, Корбино, самый рослый и самый глупый, берете на себя поддержание бедлама на уровне, а вы, Шайу, исподтишка, как бы ни при чем, всячески его субсидируете.
Слово показалось Люсьену столь странным, что живот буквально свело судорогой, и он чуть не расхохотался, как сумасшедший. От этого нелепого слова «субсидия» голова шла кругом.
— Вас, кажется, забавляют мои слова, Шайу?
— Нет, господин директор.
Кризис терял свою остроту. Оставался страх перед неминуемым наказанием. Легко было представить себе загубленные вечера, тоскливые обеды и ужины наедине с угрюмым отцом, с трудом сдерживающим себя, чтобы не распекать, не осыпать упреками.
Директор повернулся к надзирателю:
— Что вы предлагаете, господин надзиратель? Вернуть их родителям? Совершенно очевидно: так это не может продолжаться. Шайу, соблаговолите мне объяснить, почему мадемуазель Шателье вынуждена постоянно с вами конфликтовать?
— Она пристает ко мне, — прошептал Люсьен.
Директор подскочил:
— Что это еще за блатной жаргон?
Верный Эрве пришел на помощь:
— У нее зуб на нас.
Уловка вернула Люсьену малость хладнокровия. Он глубоко вздохнул и пролепетал:
— Это правда, господин директор. Есть ведь и другие… Но с ними никогда ничего не случается.
— Так! Для начала вы принесете извинения своей учительнице. Затем будут приняты необходимые меры.
Он нажал кнопку оперативной связи:
— Мадам Бошан, попросите мадемуазель Шателье зайти ко мне.
Люсьен и Эрве с досадой переглянулись. Мадемуазель Шателье вошла и присела на край кресла.
— Шайу, извинитесь, как подобает воспитанному мальчику. Ну! — приказал директор.
— Что мне надо говорить? — бормотал красный от злости Люсьен.
— Прошу вас принять мои извинения…
— Извиняюсь…
— Нет. Прошу вас принять мои извинения…
Мадемуазель Шателье сидела, опустив голову, словно сама была виновата.
— Прошу вас… — начал Люсьен.
Голос дрожал от унижения. Он закончил одним махом:
— …принять мои извинения.
— Ваша очередь, Корбино.
Эрве в ярости переминался с ноги на ногу.
— Вы слышите, что я сказал? — спросил директор.
Эрве закрыл глаза и промямлил, как маленький:
— Прошу вас принять мои извинения…
Мысленно добавил:
…старая мымра.
— А теперь уходите оба с глаз долой, — заключил директор. — Скоро узнаете о моем решении. Господин надзиратель, соблаговолите проводить их в класс… А вас, мадемуазель Шателье, попрошу остаться. — Пока провинившиеся удалялись в сопровождении надежной охраны, он вызвал секретаршу: — Мадам Бошан, будьте добры, принесите мне досье учеников Шайу и Корбино из восьмого «Г»… Спасибо.
Он открыл первую папку и стал медленно читать: Шайу, Люсьен, год рождения: 3 ноября 1961. Нант.
— Значит, ему пятнадцать с половиной лет. Согласен, он не слишком продвинут в своем развитии, как, впрочем, и другие. Этот восьмой класс — не сахар.
Он опять углубился в личное дело, пробежал глазами несколько строк.
— Семейное положение оставляет желать лучшего. Отец — врач. Мать умерла четырнадцать лет назад. Вам это известно? Вот вам мой добрый совет: когда принимаете класс, заводите подробную карточку на каждого ученика. Доктор Шайу — серьезный человек. Помню, он не раз приходил сюда поговорить о сыне. У него, в сущности, нет времени им заниматься, это понятно. Утром он в больнице, во второй половине дня принимает пациентов, затем визиты к больным. Словом, его никогда нет дома. И парень поневоле предоставлен самому себе. Он ни в чем не нуждается, замечу я вам. Отец, безусловно, хорошо зарабатывает. Но деньги еще не все. Когда вам пятнадцать лет, человек нуждается в любви, а вот по этой части, боюсь… Есть бабушка с материнской стороны, но она живет на Лазурном берегу. Остается прислуга. Представляю, сколько он их перевидал с тех пор, как родился. В сущности, несчастный мальчишка. Я, разумеется, не собираюсь его защищать. Говорю только в том смысле, что вы ставите нас в затруднительное положение. Если мы решим его исключить, дисциплинарный совет придется уламывать. Доктор Шайу не последний человек.
Случай Корбино тоже отнюдь не прост, — продолжал он. — Корбино немного старше. К началу учебного года ему уже исполнилось шестнадцать. Да, родился 4 октября 1960 года. Вот тут я могу с вами согласиться: в наших интересах было бы его исключить. Учеба его не интересует. Но… два года назад он потерял отца. Мать и зять — хозяева гаража, с тех пор как его сестра вышла замуж. Словом, все слишком заняты, чтобы за ним присматривать. К тому же он сложен, как взрослый мужчина, занимается дзюдо. Даже чемпион спортшколы. Избавиться от него — значит лишиться ценного кадра. Теперь спорту придается такое значение!
— Понимаю, — сказала мадемуазель Шателье. — Их водой не разольешь, потому что оба сироты.
— Возможно. Кстати, они прекрасно друг друга дополняют. Шайу — хрупкий, но замечательно умен. Корбино звезд с неба не хватает, но здоровяк. В каком-то смысле — голова и ноги!
— Может, можно было бы их разъединить. Достаточно одного перевести в другой класс, — предложила девушка.
— Мне не кажется это разумным выходом. Мы должны действовать тактично. Сегодня четверг, каникулы начинаются завтра вечером. Продлятся пять дней. Перед началом занятий я свяжусь с родителями. За это время головы поостынут. И к вам, уважаемая коллега, тоже вернется хладнокровие. Между нами, почему вы выбрали профессию педагога?
— Не знаю, это произошло само собой. Я хорошо училась, ну и вот… — сказала она, краснея.
— К сожалению, можно блестяще учиться, но затем… когда вы на работе… особенно с теперешней молодежью.
— Вы считаете, что я не справлюсь, господин директор?
— Я этого не сказал.
Директор встал и проводил мадемуазель Шателье до двери.
Люсьен прошел в кухню, где Марта чистила овощи.
— Я вернусь через пару часов, — бросил он.
