Уилки Коллинз - Призрак Джона Джаго, или Живой покойник
Глава 2
НОВЫЕ ЛИЦА
Немедленно по приезде я был представлен мистеру Мидоукрофту, главе семейства.
За последние годы старик одряхлел; хронический ревматизм приковал его к инвалидной коляске. Принял он меня любезно, хотя выглядел утомленным. Его незамужняя сестра — сам он вдовел уже много лет — сидела в той же комнате, она ухаживала за братом. Это была меланхолического склада, средних лет женщина, лишенная всяких следов внешней привлекательности. Похоже, она принадлежала к той породе людей, которые живут как бы против воли, словно жизнь — тяжкая обязанность, бремя, коего они никогда бы не приняли, спроси их об этом заранее. Обмениваясь вопросами и ответами, мы провели несколько отчаянно скучных минут в неуютной гостиной, а затем меня отпустили наверх, в отведенную мне комнату, распаковать чемодан.
— Ужин в девять часов, сэр, — сказала мне вслед мисс Мидоукрофт, произнеся эту фразу так, словно «ужин» — нечто вроде домашней пытки, причем мужчины, по заведенному обычаю, выступают палачами, а женщины — покорными жертвами. Не слишком обрадованный первыми впечатлениями от дома, я последовал за слугой.
Пока что — ни Нейоми, ни романтики.
Комната моя оказалась опрятной — и до такой степени, что это действовало уже угнетающе. Я просто возжаждал увидеть хоть пылинку. Выбор книг ограничивался Библией и молитвенником. Из окна открывался вид на утомительно плоскую, кое-где возделанную равнину, да и та печально меркла в сгущающихся сумерках. Над изголовьем девственно белой постели был прибит свиток, на котором кричащими черно-красными буквами была написана мрачная цитата из Святого писания. И в комнате сразу ощутилось угнетающее присутствие мисс Мидоукрофт; пахнуло тленом. Настроение мое еще более упало. Ужина оставалось ждать довольно долго. Я зажег свечи и достал из чемодана книгу, которой, в этом я твердо уверен, привелось стать первым французским романом, появившимся под этим кровом. Это была одна из очаровательных, мастерски написанных историй Дюма-отца, так что через пять минут я очутился совсем в другом мире, и унылую комнату наполнили звуки оживленной французской речи. Властный, непререкаемый удар колокола вернул меня к действительности. Я посмотрел на часы. Девять.
Эмброуз встретил меня у подножия лестницы и сопроводил в столовую.
Во главе стола помещался мистер Мидоукрофт в инвалидной коляске. По правую руку от хозяина сидела его суровая, молчаливая сестра. С медлительной торжественностью призрака она указала мне на пустующее место по левую руку от главы семейства. В это время в столовую вошел Сайлас Мидоукрофт, и Эмброуз нас познакомил. Я отметил сильное сходство между братьями, хотя старший был и выше ростом, и представительнее. Но в чертах лиц недоставало характера, оставалась некая недоговоренность. Я решил, что эти люди не выявили своих свойств, и — как добрые, так и дурные — они ждали подходящего часа и обстоятельств, чтобы проявить их в полной мере.
Я все еще разглядывал братьев. И их внешность, должен честно признаться, не слишком расположила меня в их пользу, когда дверь снова растворилась и еще один домочадец вступил в столовую, незамедлительно завладев моим вниманием.
Это был мужчина — невысокий, худощавый, жилистый и удивительно бледный для деревенского жителя, чья жизнь протекает на свежем воздухе. Кроме того, его лицо и по другой причине производило сильное впечатление. Нижняя часть его скрывалась под густой черной бородой и усами — и это во времена, когда было принято бриться и бороды в Америке встречались до чрезвычайности редко. Что же до верхней, то на ней горели блестящие карие глаза, исступленное выражение которых навело меня на мысль о психической неуравновешенности их владельца. Хотя все, что этот человек говорил и делал, было, на мой сторонний взгляд, вполне здраво, что-то в бешеном блеске его глаз заставляло думать, что в обстоятельствах необычайных или же в состоянии крайнего утомления даже людей, хорошо его знающих, он способен поразить действиями либо неожиданно жестокими, либо удивительно глупыми. «Немного сдвинутый» — этим широко распространенным выражением я определил свои впечатления от человека, появившегося в гостиной.
Мистер Мидоукрофт-старший, до того не проронивший ни слова, сам представил мне вновь прибывшего. При этом он бросил на сыновей взгляд, в котором читалось нечто вроде вызова, — и этот взгляд, отметил я с огорчением, был возвращен ему сыновьями той же монетой.
— Филип Лефрэнк, хочу представить вам моего управляющего, мистера Джаго, — произнес старик, по всей форме представляя нас друг другу. — Джон, а это мой молодой родственник по линии жены, мистер Лефрэнк. Он не вполне здоров и пересек океан, чтобы отдохнуть и переменить образ жизни. Филип, мистер Джаго — американец. Я надеюсь, у вас нет предубеждения против американцев? Подружитесь с ним. Садитесь рядом. — Он окинул сыновей тяжелым взглядом, и те снова ответили ему тем же. Они подчеркнуто отстранились, когда мистер Джаго прошел мимо, чтобы занять свое место подле меня, и перешли по другую сторону стола. Было ясно, что бородатый пользуется благорасположением старика и то ли за это, то ли по какой-то другой причине они ненавидят его всем сердцем.
Дверь снова отворилась. К компании присоединилась некая молодая леди.
Неужели Нейоми Коулбрук? Я взглянул на Эмброуза и прочел ответ на его лице. Нейоми Коулбрук, наконец-то!
Я сразу решил, что она хорошенькая и, сколько можно судить по внешности, славная. Чтобы дать о ней общее представление, скажу, что у нее были маленькая, аккуратно посаженная головка, яркие серые глаза, взор прямой и честный. Фигурка — элегантная и хрупкая, даже слишком хрупкая по нашим английским понятиям о красоте. Сильный американский выговор и редкое в Америке достоинство — приятно звучащий голос — примирил мое английское ухо с ее акцентом. Наше первое впечатление о людях есть, в девяти случаях из десяти, верное. Нейоми Коулбрук понравилась мне с первого взгляда, понравились ее приятная улыбка, сердечное пожатие руки, когда нас познакомили. «Если я полажу с кем-либо в этом доме, — подумал я, — то уж с тобой — непременно».
На сей раз мое пророчество оправдалось. В удушающе-враждебной атмосфере Морвик-фарм мы с хорошенькой американкой с начала до конца оставались подлинными друзьями.
Эмброуз отодвинул свой стул так, чтобы Нейоми смогла занять место между ним и его братом. Она слегка порозовела и, усаживаясь, посмотрела на него с нежным укором. Подозреваю, что под покровом скатерти молодой фермер пожал ей руку.
Ужин был не из веселых. Только мы с Нейоми оживленно переговаривались через стол.
