Морис Леблан - Зубы тигра
— Не прошел ли он к вам?
— Это невозможно, господин префект. Я все время был у себя.
— В таком случае это необъяснимо.
— Разве только сторож проглядел.
— Очевидно. Он, конечно, не замедлит явиться.
Префект взглянул на часы.
— Пять десять. Будьте любезны сказать курьеру, чтобы он пригласил сюда этих господ. Впрочем…
Раскрыв папку, господин Демальон увидел письмо Веро — большой желтый конверт со штампом. Он колебался мгновение, потом быстрым движением вскрыл конверт.
— Вот так история! — вырвалось у него. — Взгляните, чистый лист бумаги, больше ничего.
— Быть не может! Веро сам говорил мне, что написал все обстоятельства дела.
— Если бы я не знал Веро так хорошо, я бы принял это за скверную шутку…
— Рассеянность скорей…
— Тем более непонятная, что речь идет о жизни двух человек. Ведь он определенно сказал вам, что сегодня ночью замышляется двойное убийство.
— И притом дьявольски подстроенное, господин префект.
— А это что такое?
Господин Демальон взял в руки стоявшую на столе коробочку, вроде коробочки из-под лекарств, но грязную и вытертую по краям и, разрезав бечевку, которой она была перевязана, открыл. В коробочке на слое грязноватой ваты лежало полплитки шоколада. Внимательно осмотрев ее, префект тотчас понял, что заставило Веро сохранить ее; на шоколаде остались следы зубов, очень ясно очерченные — четыре верхних и пять нижних зубов.
Префект зашагал по комнате взад и вперед.
— Странно… — прошептал он. — Хотелось бы разрешить эту загадку… Белый лист бумаги, следы зубов — что все это значит? — Но рассчитывая через несколько минут услышать разгадку от Веро, он обратился к секретарю:
— Однако мы не можем дольше заставлять этих господ ждать. Пусть войдут. Как только явится Веро, сообщите мне.
Минуты через две курьер ввел нотариуса Лемертюма, толстенького, с баками и в очках веселенького человечка; секретаря посольства Арчибальда Брайта и перуанского атташе Кассероса. Обменявшись с ними несколькими словами, Демальон поспешил навстречу полковнику графу д'Астриньяку, герою, раньше времени вынужденному выйти в отставку из-за полученных ран.
Снова раскрылась дверь.
— Дон Луис Перенна, не правда ли? — спросил префект, протягивая руку человеку среднего роста, худощавому, с военным орденом на груди и ленточкой Почетного легиона в петлице. По манерам и живости движений ему можно было дать не больше сорока, но морщинки в уголках глаз и складки на лбу заставляли накинуть еще несколько лет.
— Да, господин префект, — поклонился он.
— Как! Это вы, Перенна? Вы живы? Но когда я уезжал из Марокко, все считали вас погибшим…
— Я был в плену… а пленники убегают, доказательство налицо.
Префект несколько мгновений с симпатией всматривался в энергичное, улыбающееся, загорелое лицо с выражением открытым и решительным.
Затем, предложив присутствующим разместиться вокруг стола, обратился к ним со следующими словами:
— Мое приглашение не заключало в себе никаких объяснений и могло показаться вам чересчур кратким и туманным. Вы вскоре убедитесь, что дело чрезвычайно просто. Заключается оно в следующем: за несколько лет до 1870 года в Сент-Этьене жили три сестры. Двадцати двух, двадцати и восемнадцати лет — Эрмелина, Элисабет и Арманда Гуссель вместе с кузеном их Виктором, еще моложе. Старшая, Эрмелина, первая покинула Сент-Этьен, вышла замуж за англичанина Морнингтона и имела от него сына Космо. Молодые супруги бедствовали. Эрмелина даже обращалась за помощью к сестрам, но, не получая от них ответа, перестала писать. В 1875 году муж и жена переселились в Америку и уже спустя пять лет разбогатели. После смерти в 1883 году мистера Морнингтона жена одна распоряжалась завещанным ей состоянием в 400 миллионов, которое она оставила своему сыну Космо, когда умерла в 1905 году.
Заметив, что полковник и дон Луис переглянулись, префект обратился к ним:
— Вы знали Космо Морнингтона, не так ли?
— Совершенно верно, — ответил д'Астриньяк, — он жил в Марокко, когда Перенна и я сражались там.
— Он вообще путешествовал, — продолжал господин Демальон. — И вместе с тем изучал медицину, лечил и иногда с полным знанием дела, говорят, и, конечно, бесплатно. В прошлом году по заключении перемирия он поселился в Париже… и умер четыре недели тому назад из-за самой нелепой случайности: болел затянувшейся инфлюэнцей и по предписанию врача делал себе впрыскивание глицерофосфата. Однажды он не принял необходимых мер предосторожности, произошло загрязнение, и процесс заражения крови развился с невероятной быстротой — спустя несколько часов мистера Морнингтона не стало. На следующий день нотариус Лемертюм явился ко мне и вручил — почему, это будет видно из дальнейшего — завещание Космо Морнингтона.
— Разрешите пояснить, что впервые я увидел своего клиента в тот день, когда он пригласил меня для составления завещания, — это было при начале его болезни, и тогда же он сообщил мне, что уже предпринял кое-какие шаги для поисков родственников своей матери и намерен продолжать розыски по выздоровлении.
— Вот завещание, — продолжал префект, разворачивая два листа бумаги:
«Я, нижеподписавшийся, Космо Морнингтон, законный сын Губерта Морнингтона и Эрмелины Гуссель, гражданин Соединенных Штатов, завещаю: половину моего состояния моей приемной Родине на дело благотворительности по плану, который нотариус Лемертюм сообщит посланнику Соединенных Штатов.
Остальные двести миллионов я в память своей горячо любимой матери завещаю ее любимой сестре Элисабет Гуссель или ее прямым наследникам, в случае, если таковых не окажется, Арманде Гуссель — или ее прямым наследникам и, наконец, их кузену, Виктору и его прямым наследникам.
В случае, если смерть моя последует раньше, чем мне удастся разыскать оставшихся в живых членов семьи Гуссель, я прошу моего друга Луиса Перенна продолжить поиски и назначаю его душеприказчиком по этой части завещания. В благодарность за это, а также за те два случая, когда он спас мне жизнь, прошу принять один миллион.
В случае же, если спустя три месяца после моей смерти, усилия Луиса Перенна и нотариуса Лемертюма разыскать членов семьи Гуссель не приведут ни к чему, все двести миллионов переходят моему другу дону Луису Перенна. Зная его, я не сомневаюсь, что он употребит их на благие дела».
Префект остановился и поднял глаза на дона Луиса. Тот сидел молча, только на ресницах блестели слезы.
— Поздравляю, — обратился к нему д'Астриньяк.
— Не забывайте, полковник, что я наследую условно. Я клянусь приложить все усилия, чтобы найти членов семьи Гуссель.
