Жорж Сименон - Терпение Мегрэ
Подозреваемого терзал не один Мегрэ. Комиссара сменяли Люка и Жанвье, каждый раз приступая к допросу с самого начала. Они вели, на первый взгляд, нудный разговор, который однако ж закончился полным признанием.
Сохранился в памяти также «самый опасный арест, произведенный Мегрэ», когда средь бела дня на улице Фобур-Сент-Антуан в толпе была арестована банда поляков, причем не раздалось ни единого выстрела, хотя вооруженные до зубов бандиты были полны решимости защищать свою шкуру.
По правде говоря, дело о драгоценностях началось для комиссара лет за двадцать до этого, когда он заинтересовался неким Манюэлем Пальмари, мошенником, приехавшим с Корсики и смиренно начавшим свою карьеру в качестве сутенера.
В эту пору происходила естественная смена поколений. Старые вожаки, владевшие перед войной публичными домами, хозяева тайных притонов и вдохновители сенсационных ограблений, один за другим отошли от дел, одни удалились на берега Марны, на юг, а менее удачливые или менее ловкие — в центральную тюрьму Фонтевро.
Им на смену шли молодые, более смелые и наглые, воображавшие, что они неуловимы. И действительно, в течение долгих месяцев полиция, сбитая с толку, действовала безуспешно. и Это было время дерзких нападений на инкассаторов и краж ювелирных ценностей средь бела дня, на шумных, оживленных улицах.
В конце концов кое-кого удалось поймать. Ограбления на некоторое время прекратились, затем возобновились, вновь стали реже, чтобы вспыхнуть с устрашающей силой два года спустя.
— Мальчишки, которых мы арестовываем, лишь исполнители, — заявил Мегрэ в самом начале этой волны.
Появлялись все новые лица, более того, на тех, кого арестовывали, в полиции большей частью не было прежде заведено дел. Это были не парижане, а люди из провинции, особенно из Марселя, Тулона и Ниццы, приехавшие для того, чтобы совершить одно, но, как им казалось, тщательно разработанное ограбление.
Правда, на большие ювелирные магазины, расположенные на Вандомской площади и улице Мира, нападения были совершены раза два, не больше — преступников отпугивала система сигнализации.
Злоумышленники, прознав про сложную охрану, нацеливались на небольшие магазины, расположенные не в сердце Парижа, а в отдаленных кварталах или даже в пригородах.
Как только вспыхивала волна ограблений, Мегрэ принимался за Пальмари.
— Итак, Манюэль?
Десять раз, сто раз Мегрэ обращался к Пальмари, сначала в «Золотом бутоне», баре, который тот купил на улице Фонтен и превратил в роскошный ресторан, а потом в квартире на улице Акаций, где он жил с Алиной.
Манюэль не пугался, и их встречи могли сойти за беседу двух друзей.
— Садитесь, господин комиссар. Что вам от меня еще надо?
Манюэлю было около шестидесяти; с тех пор, как в него попало несколько автоматных пуль в тот момент, когда он опускал железную штору в «Золотом бутоне», Манюэль не покидал своего инвалидного кресла.
— Тебе знаком мальчишка, ужасный стервец по имени Мариани, родом с твоего же острова?
Мегрэ принялся набивать свою трубку, так как разговор, как всегда, обещал быть долгим.
В конце концов он ознакомился со всеми уголками квартиры на улице Акаций, в особенности с угловой комнатой, полной бульварных романов и пластинок, где Манюэль проводил целые дни.
— А что он такое сделал, этот Мариани? И почему, господин комиссар, из-за этого пристают опять-таки ко мне?
— Я ведь всегда поступал с тобой по правилам.
— Это правда.
— Я даже оказал тебе кое-какие небольшие услуги.
И это тоже было правдой. Если бы не вмешательство Мегрэ, у Манюэля могли бы возникнуть неприятности.
— Если ты хочешь, чтобы так было и впредь, рассказывай…
Случалось, что Манюэль рассказывал, другими словами, называл исполнителя.
— Вы знаете, это ведь только предположение. Я-то никогда не впутываюсь в эти дела, и у меня нет судимости. Лично я не знаю этого Мариани, я только слышал…
— От кого?
— Не помню. Просто ходят слухи…
После покушения, когда он потерял способность двигаться, Пальмари практически не принимал никого. По телефону Манюэль говорил на самые невинные темы — знал, что аппарат прослушивается.
Кроме того, вот уже несколько месяцев с тех пор, как участились кражи в ювелирных магазинах, на улице Акаций постоянно дежурили два инспектора.
Их было двое, один должен был повсюду следовать за Алиной, куда бы она ни пошла, в то время как его товарищ продолжал наблюдение за домом.
— Ладно… Чтобы оказать вам услугу… так вот, есть гостиница возле Ланьи, название я позабыл. Ее содержат полуглухой старик и его дочь. По-моему, Мариани втрескался в эту девушку и охотно там останавливается.
Каждый раз за последние двадцать лет, как только заведение Манюэля начинало процветать, возрастало число краж в ювелирных магазинах.
И вот теперь это дело.
— А машину нашли? — спросил Мегрэ у Жанвье.
— В переулке у Центрального рынка.
— А отпечатки пальцев?
— Никаких. Мере, можно сказать, исследовал ее под микроскопом.
Надо было идти в кабинет начальника отдавать рапорт, и Мегрэ присоединился к другим комиссарам.
Каждый кратко излагал текущее дело. Мегрэ оказался многословнее коллег.
— А вы знаете, патрон, сколько ювелирных магазинов существует в Париже, не говоря уже о ближних пригородах? Более трех тысяч. Иные из них выставляют на витрину только простые украшения и не особенно ценные часы, но без преувеличения можно сказать, что добрая тысяча магазинов имеет в витринах такое количество товара, что оно может соблазнить организованную банду.
— Какой же вывод вы делаете?
— Возьмем хотя бы ювелирный магазин на бульваре Монпарнас. Обычно его владелец демонстрировал только посредственные вещи. На прошлой неделе он случайно купил несколько ценных изумрудов и в субботу выставил их на витрину, В четверг витрина была разбита вдребезги, а драгоценности украдены.
— Вы предполагаете…
— Я почти уверен, что какой-то профессионал обходит ювелирные магазины, периодически меняя район.
Кого-то предупреждают, как только ценные вещи выставляются в благоприятном месте. Тогда срочно вызывают из Марселя или еще откуда-нибудь молодых парней, обученных технике ремесла, но еще не известных полиции. Два или три раза я пытался устраивать ловушки, просил ювелиров выставлять редкие вещи…
— И что же?
Мегрэ раскурил трубку.
— Я ведь терпеливый, — пробормотал он.
Начальник, не такой терпеливый, как комиссар, не скрывал своего неудовольствия.
— И это продолжается… — начал он.
— Двадцать лет, патрон.
Несколько минут спустя Мегрэ возвращался к себе в кабинет, довольный тем, что сохранил спокойствие и хорошее настроение. Он снова открыл дверь к инспекторам, потому что не любил вызывать их по внутреннему телефону.
