Джун Томсон - Тетради Шерлока Холмса (сборник)
К сожалению, дядя как в воду глядел.
В 1942 году во время налета вражеской авиации банк сильно пострадал от прямого попадания бомбы. Правда, коробку удалось отыскать среди развалин, однако ее содержимое превратилось в груду обгорелых клочков бумаги. Нельзя было разобрать даже имя, указанное на крышке: «Джон Х. Уотсон, отставной офицер военно-медицинской службы».
Хотя у дяди по-прежнему оставались копии уотсоновских рукописей, он ничем не мог подтвердить, что когда-то существовали и оригиналы. Мисс Аделин Маквертер исчезла – она уехала из пансиона в Южном Кенсингтоне, где проживала ранее, не оставив нового адреса.
Не имея доказательств подлинности архива Уотсона и беспокоясь о своей научной репутации, дядя принял решение не обнародовать копии. Перед смертью, наступившей 2 июня 1982 года, он отписал их мне. Поскольку о самой жестяной коробке и ее обгоревшем содержимом в завещании ничего не говорилось, я предполагаю, что сотрудники дома престарелых, в котором скончался дядя, выбросили ее на помойку, приняв за ненужный хлам.
У меня тоже имелись сомнения, стоит ли публиковать эти копии, но поскольку я простой стоматолог и не имею научной репутации, которую нужно защищать, то, рискуя прогневать серьезных шерлоковедов, я все же решился на издание.
Впрочем, ручаться за подлинность этих рукописей я не могу, и мне остается лишь предупредить об этом читателей, повторив древнюю мудрость: Caveat emptor[1].
Дело о подделке
Эта любопытная история случилась через шесть лет после того, как мой старый друг Шерлок Холмс вернулся в Лондон после своей мнимой гибели в Рейхенбахском водопаде[2] и я вновь поселился с ним в нашей общей квартире на Бейкер-стрит. Все началось довольно прозаично: мальчик-рассыльный[3] принес в нашу гостиную чью-то визитную карточку и отдал Холмсу, который, удивленно подняв брови, изучил ее, а затем передал мне.
На карточке значилось:
Арчибальд КасселлТорговля произведениями искусства
Галерея «Сокровищница». Бонд-стрит, Лондон
Ниже было приписано от руки:
Простите за нежданное вторжение, мистер Холмс, но мне бы хотелось проконсультироваться с Вами по одному срочному делу.
– Что вы думаете, Уотсон? – спросил Холмс. – Пустить сюда этого Арчибальда Касселла?
– Вам решать, Холмс, – ответил я, втайне польщенный тем, что он советуется со мной.
– Что ж, отлично. В настоящий момент дел у нас немного; пожалуй, мы его пригласим. Проводите мистера Касселла наверх, Билли.
Через минуту вышеозначенный господин появился в гостиной. Это был высокий, представительный седовласый джентльмен в визитке безукоризненного покроя и очках в золотой оправе. Небольшой кожаный портфель у него под мышкой свидетельствовал о том, что перед нами деловой человек. Однако мне показалось, что встревоженный вид гостя как-то не вяжется с его респектабельной внешностью.
Мы обменялись рукопожатиями, затем Холмс попросил гостя присесть. Тот помолчал, а затем вдруг выпалил:
– За все годы работы я никогда не сталкивался ни с чем подобным, мистер Холмс! Признаюсь, я совершенно сбит с толку! Потому и пришел просить у вас совета.
– Я слушаю, – сухо ответил Холмс. – Предлагаю вам начать с самого начала.
– Разумеется, мистер Холмс, – ответил мистер Касселл, явно пытаясь взять себя в руки. – Как указано на моей визитной карточке, я торговец произведениями искусства. Через мои руки прошли сотни картин, среди них и баснословно дорогие, однако до вчерашнего утра я ни разу не попадал в столь затруднительное положение. Такого со мной еще не было, откровенно говоря, сэр, у меня просто руки опускаются.
Вчера утром в мою галерею явилась некая дама. Она представилась как миссис Элвайра Гринсток, вдова Горацио Гринстока, который скончался два месяца назад и оставил ей все свое имущество, в том числе большое количество картин. Судя по всему, мистер Гринсток тоже немного приторговывал произведениями искусства – совсем немного, ибо я никогда не слыхал о нем, хотя могу похвалиться знакомством почти со всеми торговцами и коллекционерами из художественной среды. Миссис Гринсток пожелала, чтобы я оценил одну из картин его собрания. Я часто оказываю клиентам подобную услугу, и беру за это, кстати сказать, совсем недорого. Обычно мне приносят всякий хлам, которому грош цена. Однако я терпеливо принимаю таких клиентов, потому что существует крошечная вероятность того, что у меня в руках окажется неизвестная или утерянная работа великого мастера. Такие случаи известны.
Думаю, мне следует описать вам, как выглядит сама миссис Гринсток, так как ее внешность повлияла на мое решение проконсультироваться с вами не меньше, чем картина, которую она мне показала.
Он смолк, стараясь получше припомнить клиентку. Вид у него при этом был растерянный, словно для него оказалось затруднительно во всех подробностях восстановить облик этой дамы. Наконец он разъяснил причину своих колебаний:
– Простите, мистер Холмс, я мало что могу о ней сказать, кроме того, что выглядит она на редкость необычно. Это высокая и, судя по речи, образованная женщина, но поскольку она носит глубокий вдовий траур, в том числе густую длинную черную вуаль, я не могу описать ее черты. Не знаю даже, какого цвета у нее волосы и глаза. Она принесла с собой небольшой кожаный саквояж, достала из него картину, выложила передо мной на стол и попросила определить ее стоимость.
С этими словами мистер Касселл открыл портфель, который стоял у его ног, вынул оттуда холст и повернул его к нам лицом.
Это была написанная маслом картина размером примерно восемь на шесть дюймов[4]: сельский пейзаж с пышными ветвистыми деревьями, живыми изгородями, привольными лугами, нивами и едва видневшимся на горизонте церковным шпилем. Надо всем этим было небо с сияющими облаками, словно подгоняемыми легким ветерком.
Признаюсь, я не знаток живописи и вообще-то предпочитаю пейзажам портреты. Тем не менее я решил, что эта прелестная сцена, запечатлевшая красоты сельской Англии, вероятно, написана в начале девятнадцатого века. Поэтому я был озадачен пренебрежительным тоном мистера Касселла, заметившего:
– Дама утверждала, что это Констебл[5]. На самом деле, разумеется, подделка.
– Разумеется, – пробормотал Холмс, соглашаясь. – На это указывает живопись облаков, хотя в целом мы имеем дело с мастеровитым художником.
– О, вы правы! – подтвердил мистер Касселл. – Кто бы он ни был, это не дилетант. Человек, менее сведущий в живописи, чем я, решил бы, что картина подлинная. Однако здесь отсутствуют та текучая изменчивость облаков, та игра света на листьях и траве, которых Констебл умел добиться несколькими мазками кисти.
