Агата Кристи - Том 6
– Вам тоже следовало бы походить на яхте, Толли, – обратился он к своему другу. – Вы же у себя на Харли-стрит только и делаете, что расписываете своим пациентам прелести морских прогулок.
– Знаете, в чем главное преимущество профессии врача? – проговорил сэр Бартоломью. – Возможность не следовать своим собственным советам.
Сэр Чарлз засмеялся. Он машинально все еще играл свою роль – этакого грубовато-веселого морского волка.
Он был необыкновенно хорош собой – великолепно сложенный, с худощавым ироничным лицом; едва заметная седина на висках только придавала ему изысканности. Его внешность не оставляла сомнений – в первую очередь он джентльмен, а потом уже актер.
– Вы ходили на яхте в одиночку? – спросил доктор.
– Нет. – Сэр Чарлз взял стакан с подноса, который держала нарядная горничная. – Со мной был матрос, уточняю – юная мисс Мими.
Едва уловимая тень смущения в тоне, каким это было сказано, заставила мистера Саттертуэйта насторожиться.
– Мисс Литтон Гор? Разве она что-нибудь смыслит в парусах, яхтах и прочих морских премудростях?
Сэр Чарлз грустно усмехнулся:
– Еще как смыслит, я по сравнению с ней новичок, но с ее помощью делаю успехи.
Мистер Саттертуэйт быстро прикинул в уме:
«Любопытно. Мими Литтон Гор, вот оно что. То-то ему здесь не наскучило. Да-а, возраст, опасный возраст. И, как водится, молоденькая девушка тут как тут…»
– Море… – мечтательно проговорил сэр Чарлз. – Солнце, ветер и море – что может быть лучше! И скромная обитель, куда так приятно вернуться.
И он окинул довольным взором свой дом с тремя ванными, несколькими спальнями, снабженными холодной и горячей водой, с системой центрального отопления и всякими новейшими электрическими приборами, с вышколенной горничной, уборщицей, поваром и судомойкой, дом, который конечно же вполне соответствовал его представлениям о скромной деревенской обители.
На террасу вышла высокая, на редкость некрасивая женщина.
– Доброе утро, мисс Милрей.
– Доброе утро, сэр Чарлз. Доброе утро, – скупой наклон головы в сторону мистера Саттертуэйта и сэра Бартоломью. – Вот меню к обеду. Пожелаете изменить что-нибудь?
Сэр Чарлз взял меню и скороговоркой прочел:
– Так, посмотрим. Дыня-канталупа[1], русский борщ, свежая скумбрия, шотландская куропатка, суфле «Сюрприз», канапе «Диана»… Прекрасно, мисс Милрей. Гости прибудут поездом в четыре тридцать.
– Я уже отдала распоряжение Холгейту. Кстати, сэр Чарлз, прошу прощения, но, пожалуй, лучше бы мне сегодня обедать вместе со всеми.
Сэр Чарлз был явно удивлен, однако ответил вполне любезно:
– Разумеется, мисс Милрей, весьма рад.., но.., гм…
– В противном случае, сэр Чарлз, за столом окажется тринадцать человек, а вы же знаете, сколь свойственны людям суеверия, – спокойно объяснила мисс Милрей.
Сказано это было так, что никто не усомнился – сама-то мисс Милрей готова бесстрашно всю свою жизнь, изо дня в день садиться за стол тринадцатой.
– Все уже приготовлено. Я велела Холгейту съездить на автомобиле за леди Мэри и Беббингтонами. Вы не возражаете? – продолжала мисс Милрей.
– Отнюдь. Я как раз собирался просить вас об этом.
Мисс Милрей удалилась. На ее некрасивом лице застыла снисходительная улыбка.
– Совершенно изумительная женщина, – восхищенно сказал сэр Чарлз. – Правда, со мной обходится как с младенцем, только что с ложечки не кормит.
– Воплощенная деловитость и исполнительность, – заметил Стрендж.
– Служит у меня уже шесть лет, – продолжал сэр Чарлз. – В Лондоне была секретарем, а теперь экономка, притом отменная. Хозяйство у нее налажено безукоризненно, как часовой механизм. И вот, вообразите, желает уйти от меня.
– Почему?
– Говорит, – сэр Чарлз рассеянно потер нос и сказал, скептически морщась, – говорит, что у нее больная и беспомощная мать. Лично я в это ни капельки не верю. У таких женщин, как мисс Милрей, вообще не может быть матери. Они появляются на свет с помощью динамо-машины. Нет, тут что-то другое.
Сэр Бартоломью хмыкнул.
– Вероятно, пошли какие-нибудь пересуды, – предположил он.
– Пересуды? – Глаза сэра Чарлза округлились. – О чем вы?
– Мой дорогой, неужели вы не знаете, как возникают сплетни?
– Вы хотите сказать, о ней и.., обо мне? Это с ее-то внешностью? И в ее возрасте?
– Ей, вероятно, нет и пятидесяти.
– А я уверен, что есть. – Сэр Чарлз задумался. – Нет, кроме шуток, Толли, вы обратили внимание на ее лицо? Глаза, нос, рот – все на месте, но разве это лицо? Лицо женщины? Самый неразборчивый ловелас не прельстился бы ею!
– О, вы недооцениваете этих старых дев. Бог знает, что у них на уме!
Сэр Чарлз покачал головой:
– Нет, не верю. Мисс Милрей так несокрушимо добропорядочна, что ей ничего подобного и в голову не придет. Она же ходячая добродетель. А в качестве секретаря или экономки ей просто цены нет. Я всегда, между прочим, считал, что секретарша должна быть страшна как смертный грех.
– Весьма разумно.
Сэр Чарлз, казалось, погрузился в глубокую задумчивость. Желая отвлечь его, сэр Бартоломью спросил:
– Кого вы сегодня ожидаете?
– Ну, во-первых, Анджи.
– Анджелу Сатклифф? Превосходно!
Мистер Саттертуэйт даже подался вперед – так не терпелось ему узнать, кто приглашен на обед. Анджела Сатклифф была известная актриса, уже не молодая, но пользующаяся неизменным успехом у зрителей и покоряющая всех тонким умом и обаянием. О ней говорили, что она вторая Эллен Терри[2].
– Затем Дейкерсы.
Мистер Саттертуэйт согласно кивнул. Миссис Дейкерс – та самая преуспевающая художница по костюмам, владелица Модного салона «Амброзия Лимитед». В театральных программках можно было прочесть, например, что «костюм мисс Блэнк в первом акте от „Амброзии“, Брук-стрит. Ее муж, капитан Дейкерс, пользуясь его собственным жаргоном завсегдатая лошадиных скачек, был темной лошадкой. Почти все время он проводил на ипподромах, а несколько лет назад и сам участвовал в ежегодных весенних скачках в Эйнтри.
В прошлом у него была какая-то сомнительная история, толком никто ничего не знал, но слухи ходили. Впрочем, следствия никакого не велось, во всяком случае, официально, но.., при упоминании о Фредди Дейкерсе кое у кого чуть заметно поднимались брови.
– Затем будет Энтони Эстор, драматург.
– О, конечно, – воскликнул мистер Саттертуэйт. – Это ведь ее перу принадлежит «Одностороннее движение». Я смотрел эту пьесу два раза. Нынче это гвоздь сезона.
