Сирил Хейр - Самоубийство исключается
— В самом деле?!
— Хотя теперь уже мне не по силам пройти столько, сколько хотелось бы. Мой доктор говорит... А, не стоит обращать слишком много внимания на то, что говорят доктора, верно? Но куда бы я ни направился, я всегда заканчиваю путь здесь. — Он с нежностью взирал на карту. — Удивительно, что все эти линии сходятся здесь! — пробормотал он.
Маллет хотел было возразить, что в этом нет ничего удивительного, поскольку он сам их провел, но в голосе незнакомца звучало такое искреннее восхищение, что он предпочел промолчать.
— Я часто думаю, — продолжал тот, складывая карту, — что если бы мы оставляли за собой след во всех наших путешествиях как... как улитка, если вы понимаете, о чем я говорю... то трассы всех моих походов сконцентрировались бы именно в этом месте. Здесь начался мой путь — в первые двадцать лет моей жизни я бродил в этих окрестностях, всегда возвращаясь в эту точку, а сейчас я достиг того периода жизни, когда все чаще спрашиваю себя: где же он закончится?
Инспектор, будучи по натуре застенчивым и скрытным человеком, со смущением выслушал это откровенное признание. В замешательстве он только громко откашлялся.
— Конечно, — все тем же приглушенным голосом продолжал незнакомец, — у нас перед улиткой есть одно преимущество — мы можем оборвать свой след, когда и где пожелаем.
— Дорогой мой сэр! — с чувством проговорил Маллет, когда до него дошел смысл сказанного.
— А в конце концов, почему бы нет? Возьмите, например, мой конкретный случай. Нет, не например, остальные случаи меня не интересуют — возьмите лично меня. Я человек старый, прожил свою жизнь так, как получилось, и, поверьте мне, я достаточно пожил, чтобы понимать, что лучшее уже позади. Когда мой след оборвется, я оставлю свою семью хорошо обеспеченной, во всяком случае, я об этом позаботился...
— Значит, у вас есть семья? — вставил Маллет. — Тогда, разумеется...
— О, я знаю, что вы хотите сказать! — меланхолично возразил незнакомец. — Но я не льщу себя мыслью, что они слишком уж будут горевать по мне. Может, сейчас им и кажется, что будут, но на самом деле нет. У них свой путь в жизни, и их следы и мой идут в разных направлениях. Думаю, в этом моя вина. Я не жалуюсь, а просто смотрю правде в глаза. Мне не следовало жениться на женщине моложе меня на пятнадцать лет. Она...
Он вдруг замолчал, когда кто-то прошел за стулом Маллета и удалился в глубину помещения.
— Эй! — воскликнул он.. — Это же... Нет, должно быть, я обознался. Подумал, что увидел одного моего знакомого, но этого не может быть. Со спины нетрудно и ошибиться. Как я говорил — моя дочь очень любит меня, по-своему конечно, и я тоже очень люблю ее, по-своему, но это не одно и то же, так что какой смысл притворяться что мы все необходимы друг другу? Мне не нравится ее... например, ее друзья, а в ее возрасте это много значит.
Маллет снова стал терять интерес к откровениям незнакомца, которые казались просто отрывистыми размышлениями одинокого человека. То, как после случайной заминки он внезапно заговорил о дочери, о которой до этого ни разу не упоминал, было зловещим признаком старческой рассеянности. Вдруг он снова оживился и сказал совершенно иным, решительным тоном:
— Хочу выпить бренди! Доктор не разрешает мне пить, но к черту докторов! Умираем только однажды! И прошу вас выпить со мной стаканчик. Да! Я настаиваю! У них в погребе сохранились старые запасы хорошего бренди еще с тех времен, когда был жив мой отец. Напиток вам понравится, поверьте. Он поможет нам избавиться от дрянного привкуса обеда, который мы тут съели!
Инспектор позволил себя уговорить, считая, что заслужил некоторого вознаграждения за свое терпение. Когда принесли бокалы с бренди, незнакомец сказал:
— Хотелось бы знать, с кем я пью, и думаю, вы ожидаете того же!
И он протянул Маллету свою визитную карточку, на которой тот прочел: «Мистер Леонард Диккинсон», и далее адрес в Хэмпстеде. В ответ он назвал себя, скрыв свое звание и профессию, зная по опыту, что она либо смущает собеседника, либо вызывает с его стороны назойливое любопытство.
— За ваше здоровье, мистер Маллет! — сказал Диккинсон.
Казалось, вечер должен был закончиться в более благодушном настроении, чем начался. Но когда бокалы были опустошены, Диккинсон вернулся к той же теме.
— Хорошо! — радостно заметил он. — Это напомнило мне кое-какие моменты из прежних времен. Для моей семьи, мистер Маллет, «Пендлбери-Олд-Холл» — просто третьеразрядная гостиница. А для меня это место лучших воспоминаний — единственное место, где я был хоть как-то счастлив!
Он помолчал, обеими ладонями обнимая пустой бокал и наслаждаясь ароматом, который он еще источал.
— Вот почему, — с тихой выразительностью продолжил он, — поскольку уж моему следу суждено скоро где-то оборваться, я бы предпочел... уверен, что он закончится именно здесь.
Он встал из-за стола.
— Спокойной ночи, сэр, — сказал он. — Надеюсь, вы останетесь здесь ночевать?
— Да, — сказал Маллет. — Мой отпуск заканчивается завтра, так что уже все. Мы увидимся за завтраком?
На этот вполне безобидный вопрос Диккинсон некоторое время не отвечал, затем тихо проговорил:
— Может быть! — и ушел.
Маллет смотрел, как он удалялся усталой походкой, как он остановился у стойки администратора и что-то сказал девушке, а затем стал медленно подниматься по лестнице. Инспектор невольно вздрогнул. Слишком грустным оказался этот разговор со стариком. Он казался гусем, обреченно бредущим к своей погибели. Инспектору пора уже было идти спать, но он помедлил и заказал себе еще бокал бренди.
Глава 2
СЛЕД УЛИТКИ ОБРЫВАЕТСЯ
Понедельник, 14 августа
Как бы ни были плохи гостиницы в Англии, завтраки в них подавались более или менее сносные, и после крепкого сна, которым Маллет скорее был обязан замечательному бренди, выпитому накануне, чем сомнительному комфорту жесткой постели, он на следующее утро с обычным аппетитом налег на яйца всмятку и ветчину. За завтраком мысленно он не раз возвращался к необычной встрече с мистером Диккинсоном. Словоохотливый брюзгливый старик, размышлял он, жужжит, как пчела, и все про свою гостиницу. Интересно, можно ли его так же разговорить на какую-нибудь другую тему? Если он и дома вечно ворчит и зудит, неудивительно, что в семье его не любят. В то же время Маллет испытывал к нему непонятное сочувствие. Он производил впечатление человека, несправедливо обиженного судьбой. Вообще несправедливо, когда кто бы то ни было до такой степени угнетен, что вынужден доверять свои сокровенные мысли случайному знакомому, как это делал бедный старик. И когда эта доверительность доходит до угрозы покончить с собой!.. Инспектор пожал плечами. Люди, размышляющие на тему самоубийства, обычно не сообщают о своем намерении ни мимолетным знакомым, ни кому-либо еще, одернул он себя. И в то же время инспектор не мог избавиться от неотвязной тревоги из-за мистера Диккинсона. В некотором отношении этот джентльмен казался одержимым. Весь опыт Маллета восставал против того, чтобы принимать всерьез любое признание или подозрение, не подтвержденное осязаемыми фактами. Тем не менее он вынужден был признаться себе, что его вчерашний собеседник оставил его растревоженным. Казалось, вокруг него витала аура несчастья. И Маллет, который привык иметь дело с несчастьями любого рода, терпеть не мог окружающей их ауры.
