Агата Кристи - Агент "Н" или "М"
— Истхемптон рекомендовал вас, — кивнул Грант. — Сказал, что вы — самый подходящий человек.
— Я вас слушаю. — Томми перевел дух.
— Никто не должен ничего знать. Даже ваша жена. Понятно?
— Раз вы настаиваете — хорошо. Но раньше мы работали вместе.
— Знаю. Но мое предложение адресовано только вам.
— Ясно.
— Официально вам предлагается, как я уже сказал, канцелярская работа в шотландском филиале министерства. Он расположен в запретной зоне, куда вы не можете взять жену. На самом же деле вы поедете совсем в другое место.
Томми выжидательно молчал.
— Вы читали в газетах о пятой колонне? — спросил Грант. — Вам известно хоть в общих чертах, что означает это выражение?
— Враг внутри страны.
— Совершенно верно, Бирсфорд. Начиная войну, мы были оптимистами. Я не говорю о тех, кто знал, с чем мы имеем дело. Они-то всегда понимали, как хорошо подготовлен и решителен противник, как силен он в воздухе, какая у него слаженная военная машина. Я имею в виду нацию в целом, добродушного, демократически настроенного англичанина, у которого в голове форменная неразбериха и который верит в то, во что ему хочется верить, — что Германия долго не выдержит, что она на грани революции, что танки у немцев из жести, а сами они от недоедания свалятся с ног на первом же марше и так далее. Так вот, война повернулась совсем по-другому. Уже в начале ее нам пришлось туговато, а теперь становится и вовсе худо. Народ — матросы, летчики, солдаты в окопах — держится стойко, но готовили нас к войне и руководили нами скверно. Самое худшее в этом смысле уже позади. Мы исправили ошибки, постепенно ставим нужных людей на нужные места, словом, начинаем воевать как следует. И мы выиграем войну… если только раньше не проиграем ее. Опасность же проиграть ее грозит нам не извне. Нам грозит та же опасность, что сгубила Трою: деревянный конь в наших стенах. Если угодно, назовем его пятой колонной. Это мужчины и женщины, порой высокопоставленные, порой никому не известные, но одинаково преданные нацизму…
Грант наклонился вперед и тем же приятным сдержанным голосом закончил:
— И мы не знаем, кто они.
— Но… — запротестовал Томми.
— Конечно, — с ноткой нетерпения в голосе перебил его Грант, — всякую мелюзгу арестовать мы можем. Это просто. Но дело не в ней — есть другие. Кое-что мы о них знаем. Нам известно, что, самое меньшее, двое из них занимают ответственные посты в Адмиралтействе, один состоит при штабе генерала Г., трое служат в военно-воздушных силах, двое работают у нас в Интеллидженс сервис и имеют доступ к секретным документам. Откуда иначе просачивались бы к противнику сведения о том, что происходит в верхах?
Открытое лицо Томми выразило полное смятение.
— Но чем же я могу вам помочь? — растерянно выдавил он. — Я не знаю никого из этих людей.
— Совершенно верно, — кивнул Грант. — Вы не знаете никого из них. Но ведь и они вас не знают.
Помолчав, чтобы смысл слов успел дойти до собеседника, он продолжал:
— Эти лица, высокопоставленные лица, знают большинство наших сотрудников. Отказать им в информации мы не имеем права. Окончательно зайдя в тупик, я отправился к Истхемптону. Он давно в отставке, болеет, но голова у него по-прежнему светлая. Он вспомнил о вас. Когда-то вы работали на нас, но с тех пор прошло лет двадцать с лишком. Ваше имя никак не связано с нами. В лицо вас никто не знает. Ну, беретесь?
— Вы еще спрашиваете! Разумеется, берусь, хоть и не знаю, чем могу быть вам полезен: я ведь всего-навсего дилетант.
— Дилетант нам и нужен, дорогой Бирсфорд: у профессионала здесь связаны руки. Вы замените одного из лучших агентов, которого когда-либо имела наша Секретная служба.
Томми вопросительно посмотрел на гостя. Грант кивнул.
— Он умер во вторник в больнице святой Бригитты. Попал под грузовик. Несчастный случай — не случайный, конечно.
— Понятно, — медленно произнес Томми.
— Поэтому у нас есть основания предполагать, — невозмутимо продолжал Грант, — что Фаркуар кое-что пронюхал, напал, наконец, на какой-то след. Но какие сведения он добыл — об этом мы, к несчастью, почти ничего не знаем: он пришел в сознание всего за несколько минут до смерти, пытался что-то сказать, но успел произнести только: «Н. или М., Сонг-Сузи».
— Не слишком вразумительно, — вздохнул Томми.
— Но все-таки вразумительнее, чем вам кажется, — улыбнулся Грант. — Об Н. и М. мы уже слышали раньше: это два наиболее опасных и осведомленных немецких шпиона. Их задача — создавать в чужой стране пятую колонну и быть связными между нею и Германией. Нам известно, что Н. — мужчина, а М. — женщина. Кроме этого мы знаем лишь, что они важные эмиссары Гитлера. В одной шифровке, перехваченной нами перед началом войны, встретилась такая фраза: «Для Англии предлагаю Н. и М. Полномочия неограниченные».
— Понятно. Значит, Фаркуар…
— Похоже, он вышел на след одного из них. Кого именно — этого мы, к сожалению, не знаем. «Сонг-Сузи» звучит, конечно, несколько странно. Но, во-первых, у бедняги Фаркуара было далеко не блестящее французское произношение; во-вторых, в кармане у него нашли обратный билет до Лихемптона. Это курортный городок на южном побережье. Куча гостиниц и пансионов, в том числе один, который называется «Сан-Суси».
— Сонг-Сузи — Сан-Суси, — повторил Томми. — Понимаю.
— Что именно? — поинтересовался Грант.
— Вы хотите, — пояснил Томми, — чтобы я поехал туда и… ну, как бы получше это выразиться… поразнюхал, что к чему?
— Совершенно верно.
Томми вздохнул и расправил плечи.
— Попробую. Только я ведь не из сообразительных.
— Мне говорили, что когда-то вы справлялись, и неплохо.
— Чистая удача! — поспешно вставил Томми.
— Что ж, на нее мы и рассчитываем.
— А что такое «Сан-Суси»? — осведомился Томми.
— Ничего особенного — пансион как пансион, — пожал плечами Грант. — Там таких много. Пожилые дамы, отставные полковники, безупречные старые девы, несколько иностранцев. Словом, публика самая разная.
— И среди нее Н. или М.?
— Не обязательно. Возможно, лицо, связанное с ними. Но вполне вероятно, Н. или М. собственной персоной. Пансион на морском курорте — неприметней места и не придумаешь.
— И вы не имеете представления, кого я должен искать — мужчину или женщину? Грант покачал головой.
— Ну что ж, попытаюсь, — сказал Томми.
— Желаю удачи, Бирсфорд. А теперь перейдем к деталям.
Через полчаса, когда запыхавшаяся Таппенс, сгорая от любопытства, вбежала в комнату, Томми был уже один. Он сидел в кресле и со скептическим видом что-то насвистывал!
— Ну? — выпалила Таппенс, вложив в этот слог целую гамму чувств.
