Агата Кристи - Убийство Роджера Экройда
– Да, да, я знаю, что говорю. Может быть, это нечто неважное, пустяки, по-видимому не имеющие отношения к делу, но, как бы то ни было, каждый из вас что-то скрывает. Я не прав?
Его взгляд – и вызывающий и обвиняющий – скользнул по нашим лицам. И все опустили головы. Да, и я тоже.
– Вы мне ответили, – сказал Пуаро со странным смешком. Он встал:
– Я взываю ко всем вам. Скажите мне правду, всю правду! – И после паузы:
– Ни у кого нет желания что-нибудь сказать?
Он снова рассмеялся негромко и резко.
– Cest dommaqe «Жаль. (Франц.)», – сказал он и ушел.
13. Стержень гусиного пера
Вечером после обеда я по просьбе Пуаро пришел к нему. Каролина проводила меня завистливым взглядом: как бы ей хотелось сопровождать меня! Я был принят очень гостеприимно. Пуаро поставил на маленький столик бутылку ирландского виски (которое я не выношу), сифон с содовой и стакан. Сам он пил шоколад, его любимый напиток. Он вежливо осведомился о здоровье моей сестры, отозвавшись о ней как о весьма незаурядной женщине.
– Боюсь, что вы вскружили ей голову, – сказал я сухо.
– А я люблю иметь дело с экспертом, – сказал он, засмеялся и подмигнул, но не объяснил, что, собственно, имеет в виду.
– Во всяком случае, вы получили полный набор местных сплетен – как имеющих основание, так и необоснованных.
– А также ценные сведения, – добавил он спокойно.
– То есть?
Он покачал головой и сам перешел в атаку:
– А почему вы мне не все рассказали? В такой деревушке, как ваша, каждый шаг Ральфа Пейтена не может быть неизвестен. Ведь не одна ваша сестра могла пройти через лес тогда.
– Угу, – хмыкнул я.
– Ну а ваш интерес к моим больным?
Он снова подмигнул.
– Только к одному из них, доктор, только к одному.
– К последнему? – предположил я.
– Мисс Рассэл очень меня интересует, – ответил он уклончиво.
– Вы согласны с миссис Экройд и моей сестрой, что в ней есть что-то подозрительное? – спросил я. – Моя сестра ведь это сообщила вам вчера? И притом без всякого основания!
– Les femmes «Женщины. (Франц.)»! – философски изрек Пуаро.
– Они измышляют… и оказываются правыми. Конечно, это не совсем так. Женщины бессознательно замечают тысячи мелких деталей, бессознательно сопоставляют их – и называют это интуицией. Я хорошо знаю психологию, я хорошо это понимаю.
У него был такой важный, такой самодовольный вид, что я чуть не прыснул со смеху. Он отхлебнул шоколаду и тщательно вытер усы.
– Хотелось бы мне знать, что вы на самом деле обо всем этом думаете! – не выдержал я.
– Вы этого хотите? – Он поставил чашку.
– Да.
– Вы видели то же, что и я. И выводы наши должны совпадать, не так ли?
– Кажется, вы смеетесь надо мной, – сдержанно сказал я. – Конечно, у меня нет вашего опыта в подобных делах.
Пуаро снисходительно улыбнулся.
– Вы похожи на ребенка, который хочет узнать, как работает машина. Вы хотите взглянуть на это дело не глазами домашнего доктора, а глазами сыщика, для которого все здесь чужие и одинаково подозрительны.
– Вы правы, – согласился я.
– Так я прочту вам маленькую лекцию. Первое: необходимо получить ясную картину того, что произошло в тот вечер, ни на минуту не забывая одного – ваш собеседник может лгать.
– Какая подозрительность! – усмехнулся я.
– Но необходимая, уверяю вас. Итак, первое: доктор Шеппард уходит без десяти девять. Откуда я это знаю?
– От меня.
– Но вы могли и не сказать правды, или ваши часы могли быть неверны. Но Паркер тоже говорит, что вы ушли без десяти девять. Следовательно, это утверждение принимается, и мы идем дальше. В девять часов вы натыкаетесь на какого-то человека у ворот «Папоротников», и тут мы подходим к тому, что назовем Таинственным Незнакомцем. Откуда я знаю, что это было так?
– Я вам сказал… – начал я опять.
– Ах, вы сегодня не очень сообразительны, мой друг, – нетерпеливо прервал меня Пуаро.
– Вы знаете, что это было так, но откуда мне-то это знать? Но я могу сказать вам, что вы не галлюцинировали – служанка мисс Ганнет встретила вашего Таинственного Незнакомца за несколько минут до вас, и он спросил у нее дорогу в «Папоротники». Поэтому мы можем признать его существование. О нем нам известно следующее: он действительно чужой здесь, и за чем бы он ни шел в «Папоротники», в этом не было ничего тайного, раз он дважды спрашивал дорогу туда.
– Да, – сказал я, – понимаю.
– Я постарался узнать о нем побольше. Он заходил в «Три кабана» пропустить стаканчик, и, по словам официантки, у него сильный американский акцент, да сам он сказал, что только что из Штатов. А вы не заметили его американского акцента?
– Пожалуй, – сказал я после минутного молчания, – пока переносился мыслями в прошлое, – акцент был, но не сильный.
– Precisement «Вот именно (франц.)». Далее то, что я подобрал в беседке. – Он протянул мне стержень гусиного пера.
Я поглядел на перо и вдруг вспомнил что-то известное мне из книг. Пуаро, наблюдавший за выражением моего лица, кивнул:
– Да. Героин. Наркоманы носят его в таких стержнях и вдыхают через нос.
– Диаморфин гидрохлорид, – машинально пробормотал я.
– Такой метод приема этого наркотика очень распространен по ту сторону океана. Еще одно доказательство того, что этот человек либо из Канады, либо из Штатов.
– А почему вас вообще заинтересовала беседка?
– Мой друг, инспектор считает, что любые следы на тропинке непременно означают, что кто-то хотел пройти к дому ближним путем, но я, как только увидел беседку, понял: всякий назначивший в беседке свидание тоже пойдет по этой тропинке. По-видимому, можно считать установленным, что незнакомец не подходил ни к парадной двери, ни к черному входу. Следовательно, кто-то мог выйти к нему из дома. В таком случае, что может быть удобнее этой беседки? Я обыскал ее в надежде найти что-нибудь, какой-нибудь ключ к разгадке и нашел два: кусочек батиста и стержень пера.
– А что означает кусочек батиста?
– Вы не используете свои серые клеточки, – осуждающе произнес Пуаро и добавил сухо:
– Происхождение этого кусочка очевидно.
– Мне не очевидно, – ответил я и переменил тему.
– Значит, этот человек прошел в беседку, чтобы с кем-то встретиться. С кем?
– В том-то и вопрос. Вы помните, что миссис Экройд и ее дочь приехали из Канады?
– Обвиняя их сегодня в сокрытии правды, вы именно это имели в виду?
– Может быть. Теперь другое. Что вы думаете о рассказе старшей горничной о ее увольнении? Полчаса – не слишком ли большой срок, чтобы уволить прислугу? А эти важные бумаги правдоподобны? И вспомните: хотя она утверждает, что с полдесятого до десяти была в своей комнате, у нее нет алиби.
– Вы меня окончательно сбили с толку, – сказал я.
– А для меня все проясняется. Но теперь – ваши теории.
– Я кое-что набросал, – сказал я смущенно и достал листок бумаги.
– Но это же великолепно! У вас есть метод. Я слушаю.
Я смущенно начал читать:
– Прежде всего, с точки зрения логики…
– Именно это всегда говорил мой бедный Гастингс, – перебил меня Пуаро, – но, увы, на деле у него никак не получалось.
– Пункт первый. Слышали, как мистер Экройд с кем-то говорил в половине десятого.
Пункт второй. В какой-то момент вечера Ральф Пейтен проник в кабинет через окно, на что указывают следы его ботинок.
Пункт третий. Мистер Экройд нервничал в этот вечер – и впустил бы только знакомого.
Пункт четвертый. В половине десятого у мистера Экройда просили денег. Мы знаем, что Ральф Пейтен в этот момент нуждался.
Эти четыре пункта показывают, что в девять тридцать с мистером Экройдом был Ральф. Но мы знаем, что без четверти десять Экройд был еще жив, следовательно, его убил не Ральф. Ральф оставил окно открытым. Затем этим путем вошел убийца.
– А кто же убийца? – осведомился Пуаро.
– Этот американец. Он мог быть сообщником Паркера, а Паркер, возможно, шантажировал миссис Феррар и мог из подслушанного разговора заключить, что его карты раскрыты, сообщить об этом своему сообщнику и передать ему кинжал для убийства.
– Это, безусловно, теория, – признал Пуаро, – решительно, у вас есть кое-какие клеточки. Однако еще многое остается необъяснимым… Телефонный звонок, отодвинутое кресло…
– Вы действительно считаете положение этого кресла столь существенным? – прервал я. – Необязательно, оно могло быть отодвинуто случайно, а Реймонд или Блент могли бессознательно поставить его на место, они были взволнованы. Ну а исчезнувшие сорок фунтов?
– Отданы Экройдом Ральфу. Он мог отказать, а потом передумать, – предположил я.
– Все-таки один пункт остается необъясненным. Почему Блент так уверен, что в девять тридцать с Экройдом был Реймонд?
– Он это объяснил, – сказал я.
– Вы так считаете? Хорошо, оставим это. Лучше скажите мне, почему Ральф Пейтен исчез?
– На это ответить труднее, – сказал я, раздумывая. – Буду говорить как врач. Вероятно, у Ральфа сдали нервы. Если он вдруг узнал, что его дядя был убит через несколько минут после того, как они расстались – возможно, после бурного объяснения, – он мог перепугаться и удрать. Такие случаи известны: порой ни в чем не повинные люди ведут себя, как преступники.
